Очаровательная блудница - Сергей Алексеев

И только тогда Рассохин оторвал взгляд, потряс головой и увидел среди черного угля и золы останки обгоревшего и успевшего поржаветь металлодетектора.

В это время где-то в глубине бора послышался треск и приглушенный звериный рев.

9

Весь остаток ночи Стас греб вниз по течению, хотя тяжелый неповоротливый «Прогресс» плохо повиновался веслам и почти не прибавлял скорости хода. Уже на заре Рассохин увидел наконец надстройку драги, буксир, палатки и вертолет «Ми-8», стоящий поодаль на площадке вскрытого участка. Показалось, на стане приискателей нет ни души, но едва он причалил к берегу, как из кустов появился автоматчик в гражданском: должно быть, на прииске уже выставили охрану или это был телохранитель начальства.

— Я геолог Рассохин, — не дожидаясь вопросов, сказал Стас. — Играй тревогу, у нас человека похитили.

Автоматчик не внял.

— Выходи из лодки, — приказал негромко. — Оружие есть?

— Да пошел ты!.. — внезапно для себя заорал Рассохин. — Оглох, что ли?! Говорю, человека похитили! Где Гузь?

Охранник слегка оторопел, но автомата не убрал. Стас выскочил на берег и направился к палаткам, но страж перекрыл дорогу.

— Стой! Куда?

— Мне нужен начальник партии Гузь! — рявкнул Рассохин. — Где? Или начальник прииска!

— Там руководство! — громким шепотом проговорил охранник. — Не кричи, разбудишь…

— Слушай ты, хрен с горы! Поднимай свое руководство! Погорельцы человека похитили, женщину! Нужен вертолет!

Стражник наконец-то справился с замешательством, опять наставил автомат.

— Быстро отсюда! Бегом! Запретная зона! Посторонним вход воспрещен!

— Я тебе сейчас покажу посторонним! — Рассохин пошел в атаку, но в это время на палубе буксира возник Гузь.

— Рассоха? Ты что там орешь?

— Женю погорельцы увезли! — Он побежал к буксиру. — Надо поднимать вертолет!

— Какого Женю?..

— Женю Семенову, практикантку! Пока я тут шлиховал!..

— Тихо, не кричи! — Гузь сбежал по трапу на берег. — Кто? Куда увезли?

— Кержаки, погорельцы! Двое, пришли на обласах…

— Да перестань, что несешь? Какие погорельцы?..

— Те самые, что похитили Притворову на Сухозаломском!

Гусь наконец-то услышал его.

— Ты видел? Сам видел?

— Как увозили — не видел. Я здесь с лотком торчал!

— Ну, тихо, тихо. — Начальник партии был с похмелья и соображал плохо. — Дай подумать… С чего ты решил, что погорельцы?

— А кто?! Следы нашел, в броднях. Гнался до залома. Пока по берегу искал, у «Вихря» провода выдернули, шланг… Они недалеко, надо поднять вертолет! Лес голый, не скроются.

С буксира на шум прибежал Чурило в майке, тоже полез с бестолковыми расспросами, но в это время из палатки вышел седовласый, знакомый по газетам секретарь обкома.

— Ты кто? — спросил он Стаса.

— Рассохин, геолог.

— Когда похитили? — Он был краток — видимо, не спал и все слышал. — Сколько времени прошло?

— Часов десять назад. Но на заломе появились в половине первого ночи!

— Почему сразу не сообщил?

— Думал, сам догоню. По горячим следам.

Секретарь глянул на часы.

— Где пилоты? — спросил. — Будите, пусть поднимают машину.

И сразу все забегали. Секретарь застегнул рубашку, заправил в брюки.

— Что же ты, Рассохин, геолог, проворонил женщину?

Гусь глянул на него умоляюще, но выдавать его Стас и не собирался — не до того было.

— Отлучился на четыре часа, по делам, — буркнул он.

— Опять погорельцы… А знаешь, почему они женщин воруют?

Рассохин тогда ничего еще не знал о карательной экспедиции против кержаков Карагача, всякая информация была строго засекречена, поэтому сказал, что знал:

— Толк у них такой…

— Не толк, а наша бестолковщина! — сердито проговорил секретарь. — Послали дуболомов с пулеметом!.. Ладно, давай ищи женщину! Может, и повезет.

— Разрешите и мне? — гоготнул Гусь. — Я как начальник партии отвечаю…

— Начальник партии здесь я! — прорычал секретарь. — И я за все отвечаю!.. А с тобой, гусь ты лапчатый, еще разберусь. Пусть он летит, — ткнул перстом указующим в Рассохина. — У него хоть воля в глазах. А ты иди похмелись…

Пожалуй, с этого момента Стас начал различать партийных руководителей по образу мышления и манере поведения. Этот секретарь потом оказался в ЦК, стал сподвижником Горбачева, но когда тот развалил СССР, ушел в оппозицию и скоро был забыт, как все и мыслящие, угодившие в аппарат по переработке сознания.

Он бежал к вертолету вместе с экипажем и охранником-автоматчиком, который уже глядел как лучший и старый друг. Пока разогревали двигатели, Рассохин со штурманом «проползли» по карте, и когда взлетели, взяли курс на залом. Солнце встало, и в его косых лучах вода сделалась багровой; утренний туман, курящийся из логов, создавал впечатление таежного пожара. Над заломом вертолет заложил круг; залитая пойма и смешанный лес просматривались хорошо: в разливах брели по воде лоси с голенастыми молодыми телятами, через залом, как по мосту, прыгали зайцы, летали вспугнутые с тока глухари. Окажись в поле зрения человек, да еще с грузом, не заметить было бы невозможно. Потом машина пошла над рекой, обрамленной темно-зеленым, стоящим по высоким террасам хвойником, непроглядным, как густая краска: войди под кроны, втащи облас, и тебя уже не сыскать…

После пятого залома речка сузилась, превратилась в ручей, и пилоты, развернув вертолет, пошли назад. Они набирали высоту, чтобы охватить глазом больше пространства, а у Стаса падали надежды: вдоль золотоносного притока Карагача было полное безлюдье. Лишь однажды на зимнике, по которому вывозили лес с месторождения, что-то мелькнуло, и это заметили сразу все, но оказалось, медведица с двумя малышами скачками уходила от воющей над головой машины. Когда вернулись к залому, Рассохин показал знаком разворот, ткнул в карту, мол, давай над хвойным массивом — вдруг да где-нибудь в прогале, случайно, наудачу увидим, но пилот указал на прибор — топливо…

Обратным курсом они шли напрямую, пересекая кедровники, но Стас все еще не мог оторваться от иллюминатора — даже когда внизу замелькали пни свежего лесоповала. Было полное ощущение нереальности происходящего: ведь он почти соприкоснулся с погорельцами, находился от них в двухстах метрах, когда те курочили мотор! И вдруг исчезли, не оставив ни следа, ни какой-нибудь косвенной приметы, указывающей, где искать.

Из вертолета Рассохин вылез оглушенный: ему что-то говорили, о чем-то спрашивали, но он видел лишь шевеление губ и ничего не понимал. Ушел на берег, сел в свою лодку и только сейчас вспомнил, что мотор испорчен, и какое-то время сидел ссутулившись и ничего, кроме звона в ушах, не слышал, не хотел слышать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});