В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок

Отношения Марии и Елизаветы испортились вконец. «Вся их сестринская близость прошла; ее сменили ревность, подозрения и ненависть».[459] Английское правительство сочло брак Марии Стюарт и Дарнли угрозой для монархии. Елизавета отказалась признавать в Дарнли мужа Марии и короля Шотландии. Мария, в свою очередь, начала открыто демонстрировать свой католицизм в Эдинбурге, придавая надежды католикам и в Шотландии, и в Англии.[460] За два года до того папа издал резолюцию, в которой верным католикам разрешалось убить королеву Елизавету. Прощение и «вечная рента» на небесах будут дарованы «любому, кто совершит нападение на королеву, или любому повару, пивовару, пекарю, виноторговцу, врачу, зеленщику, хирургу или человеку другого рода занятий, который уберет ее».[461] Брак Марии увеличил страх таких покушений.[462]

Глава 17

«Злая мнительность души»

Находясь в Виндзоре, Елизавета узнала еще об одном неприятном для нее браке. Одна из сестер Грей, девятнадцатилетняя Мэри – самая низкорослая женщина при дворе, которую де Сильва называл «уродливой горбуньей», – тайно вышла замуж за Томаса Киза, старшего королевского привратника ростом 6 футов. Киз охранял дворец; от него ожидалась безукоризненная верность. Он был вдовцом вдвое старше своей невесты.[463] Они поженились в девять вечера 16 июля 1565 г., когда Елизавета покинула двор, чтобы присутствовать на свадьбе Генри Ноллиса в Дарем-Хаус. В покоях Киза в Уайтхолле при свечах собрались одиннадцать друзей и родственников. Жених и невеста произнесли брачные обеты; Киз подарил своей крошечной невесте крошечное обручальное кольцо. Свадьбу отметили вином «и свадебным пиром», после чего Томаса и Мэри оставили одних и они легли в постель. Когда на следующее утро Елизавета вернулась во дворец, новобрачные разошлись каждый по своим покоям. Королева так ничего и не узнала.

Месяц спустя, когда Елизавета еще не оправилась от известия о том, что Мария Стюарт вышла за Дарнли, просочилась весть о свадьбе Мэри Грей. «Что за неудачное и чудовищное совпадение! – писал другу Сесил. – Старший привратник, самый высокий джентльмен при дворе, тайно женился на леди Мэри Грей, последней из придворных… оскорбление очень велико».[464] Елизавета пришла в ярость.[465] Леди Мэри посадили под арест в Виндзоре, а Киза держали в одиночном заключении в печально известной лондонской тюрьме Флит. Его огромная фигура с трудом умещалась в тесной каморке.[466]

* * *

Атмосфера при дворе, накалившаяся из-за браков Мэри Грей и Марии Стюарт, не говоря уже о горе Елизаветы после смерти Кэт Эшли, повлияла и на отношения королевы и Дадли. Как писал Сесил сэру Томасу Смиту, «ее королевское величество испытывает некую неприязнь к милорду Лестеру, из-за чего он очень недоволен. Она жалеет о напрасно потерянном времени, как и все ее верные подданные».[467] В августе Елизавета начала флиртовать с сэром Томасом Хениджем, симпатичным придворным. Как сообщал де Сильва, королева «начала улыбаться одному камергеру по фамилии Хенидж, что привлекло много внимания».[468] Несмотря на то что Хенидж был женат, Дадли считал его серьезным соперником и ревниво следил за его возвышением. Когда Дадли напрямую упрекнул королеву, «она, очевидно, была весьма раздражена разговором». Сесил считал, что флирт Елизаветы с Хениджем был «необоснованным вздором», и королева «играла намеренно, преследуя собственные цели».[469] Дадли ушел к себе «в глубокой меланхолии» и пробыл в своих покоях четыре дня, «демонстрируя своим отчаянием, что он больше не может жить».[470]

Дадли отомстил, расточая внимание Леттис Ноллис, двадцатичетырехлетней дочери Кэтрин Ноллис, давней спутницы и кузины Елизаветы. Хотя Леттис назначили камер-фрейлиной после вступления Елизаветы на престол, в декабре 1560 г. Леттис вышла замуж за Уолтера Деверо и удалилась от двора. В течение следующих нескольких лет она родила пятерых детей, однако время от времени появлялась при дворе. Именно во время ее приезда в Виндзор летом 1565 г., когда она была на поздних сроках беременности своим сыном Робертом, Дадли начал ухаживать за ней. Когда Елизавета узнала о флирте Дадли, она «сильно вспылила» и, по словам испанского посла, «упрекала» Дадли «в том, что произошло… в весьма язвительных выражениях». Сесил записал в дневнике, что «ее королевское величество, похоже, очень обижена на графа Лестера и потому сделала неясную приписку в книге в Виндзоре».[471] Книга сохранилась. Надпись, сделанная Елизаветой, гласит:

Бельмо, и горб, и хромотуНазвать уродством не спеши.Уродливей всего сочтуЯ злую мнительность души.[472]

Ваша любящая Елизавета.[473]

Елизавета, несомненно, ревновала бы, прояви Дадли интерес к любой другой женщине, но то, что Леттис была ее троюродной племянницей, которую испанский посол описывал как «одну из самых красивых женщин при дворе», делало измену Дадли еще ощутимее.

Филипп Испанский с огромным интересом читал донесения своих послов из Лондона. «Все дело и его последствия, – писал он, – явно показывают, что королева влюблена в Роберта и по этой причине – и на тот случай, если она наконец решится взять его в мужья, – очень выгодно держать его в руках».[474]

Елизавета, предположительно, сообщила Брюнеру, посланнику императора: «До настоящего времени я еще никому не говорила, что не выйду за графа Лестера, но в прошлом лорд Роберт был женат и брак с ним был невозможен».[475] На Рождество французский посол де Фуа сообщил, что Дадли просил руки Елизаветы, на что она ответила, что ему нужно подождать до Сретения в феврале и тогда она «удовлетворит его».[476] Позже, в новогоднюю ночь, де Фуа сказал своему испанскому коллеге, что Елизавета спала с Дадли в своей опочивальне в Уайтхолле. Но, как написал в депеше де Сильва, «источником слуха является француз, решительно настроенный против эрцгерцога». К тому времени о свадьбе с молодым французским королем Карлом IX уже забыли, и французы поддерживали «партию Дадли».

И Дадли, и Хенидж прислуживали королеве во время Рождества и новогодних праздников, и за драмой, которая разыгрывалась при английском дворе, пристально следили дипломаты. Джакомо Суриан, венецианский посол во Франции, писал дожу и сенату со слов сэра Томаса Смита, английского посланника в Париже, что на Двенадцатую ночь Хениджа выбрали «королем веселья»; в течение вечера он управлял всем двором и руководил празднествами. В одной из игр Хенидж велел Дадли спросить у королевы, «что труднее всего выбросить из головы: дурное мнение, порожденное злым осведомителем, или ревность». Елизавета ответила, что трудно все, но ревность тяжелее. Дадли пригрозил отлупить Хениджа палкой (а не мечом, так как считал его ниже себя). Королева сказала Дадли, что, «если он, по ее милости, стал дерзок, он скоро исправится и она будет любить его, как прежде, вначале возвысив его». Дадли снова удалился к себе «в глубокой меланхолии», но затем королева, «движимая жалостью», вернула ему свое расположение.[477]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});