Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей

– А якорь тебе, мудрёнть, не дать для образца? – ухмыльнулся Березин. – А то дело–то нехитрое.

***

Воодушевлённый долгожданным приобретением корабля и подвижками с набором команды, я решил ещё раз наведаться к начальству. Теперь за плечами у меня имелся кое–какой опыт, в голове знания, а на руках был сильный козырь. Начальнику порта я решил предложить хлебные поставки по весьма низкой цене. По невиданной для Охотска цене.

К этому времени скопище пленных коряков уже стало серьёзной проблемой для власти, если не проблемой критической. Вряд ли Зыбин обладал глубокими познаниями в медицине, чтобы сознательно опасаться именно эпидемии, но скопление голодных и больных от истощения пленников интуитивно заставляло его нервничать. Он не знал, как поступить с такой прорвой народа, но чувствовал, что решать вопрос надо и решать срочно, не дожидаясь, пока из Иркутска поступят внятные распоряжения. Люди могли начать умирать в любой миг, что и помимо эпидемии грозило большими хлопотами.

Как раз в те дни, когда я любовался новеньким галиотом, Зыбин решился на отчаянный шаг и предложил населению – казакам, обывателям, купцам – разобрать пленников на зиму по домам, "в холопство", за одну только кормёжку. Однако люди от старика отмахивались. Еда у населения хоть и имелась, но стоила недешево, работать народ умел и сам, а на счёт пленных ещё бабушка надвое сказала, какие они работники. Многие просто боялись пускать под крышу дикарей, к тому же недавних врагов. Так коряки и копились под стенами острога, обречённые на голодную смерть.

– Холода скоро, – начал я разговор. – А у вас пленных коряков кормить нечем…

– Коряков!? – вскричал Зыбин. – Я вот их батогом покормлю! О чём ты говоришь, добрая ты душа? Да мне служивых нечем кормить, ясачных сборщиков, писаря!

– Тем более, – пожал я плечами. – Я могу поставить казне ржаную муку по три рубля пятнадцать копеек за пуд. И для пленных и для служивых. Причём значительную часть успею поставить ещё до ледостава. У меня суда на Лене ниже Якутска стоят, приказа дожидаются. Могу повернуть сюда сколько нужно. Так что решайте быстрее пока время есть.

– Пять тысяч пудов! – не раздумывая сказал Зыбин.

– Легко! – быстро ответил я. – Пятнадцать тысяч семьсот пятьдесят рублей. Монетой.

– Запиской на Иркутск, – возразил начальник, одновременно пытаясь подсчитать в уме названную мной сумму. – Где я тебе тут столько монеты найду?

Однако я загодя выяснил финансовые возможности охотской канцелярии. Коррупция ведь палка о двух концах.

– Восемь тысяч монетой, – упёрся я. – Остальное, так и быть, согласен: частью запиской на Иркутск, а частью снаряжением.

– Каким таким снаряжением? – старый солдат заподозрил подвох.

Но он уже заглотил наживку и я мог позволить себе некоторые вольности при общении с "мундиром".

– Так я же не просто так вас дешёвой мукой засыплю, – широко улыбнулся я. – Свою корысть имею. Мне разрешение на морской промысел требуется и на наём в Охотске людей. Вы мне в прошлый раз отказали, как новичку. Сказали, мол, посмотреть нужно, в деле проверить. Я не в обиде. Вот теперь и докажу, что могу любое дело осилить.

– Любое дело, – буркнул Зыбин. – Ишь ты!

– Один галиот у меня уже есть, – продолжил я. – Только разрешения дожидается. Ещё один корабль собираюсь построить и снарядить в ближайшее время. К лету. Но хотелось бы заранее и на него разрешение иметь. Оно мне спокойнее как–то.

– Хоть на десять кораблей, – сказал Зыбин. – Но не раньше, чем прибудет хлеб. А то на словах–то вы, купцы, горы наобещаете.

– Хлеб будет, – заверил я. Половина дела сделана. Нужно дожимать старика. – Ну так вот, о снаряжении… Торговому кораблю по закону пушки положены. А где мне их взять? Данила вон пушкам не торгует, а если до Петербурга добираться так и там бумагу потребуют. По коллегиям бродить, по присутствиям всяким – гиблое дело. Проще здесь поискать возможность. Хотя бы фальконеты какие раздобыть на худой конец.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Торговому кораблю положены пушки, это правда, – согласился Зыбин и вдруг резко ударил по столу ладонью. – А вот промысловому нет! Не положены! Эдак всякий рыбак с пушкой задумает плавать.

– Но я ведь и собираюсь торговать с дикими. А если, как слухи ходят, морскую торговлю с Китаем откроют, то и туда наведаюсь.

–Ишь ты, слухи… – старик смотрел на меня без раздражения, даже с каким–то азартом. – С кем ты пушками воевать собрался, добрая ты душа, с дикими, с китайцами? Или по бобру стрелять будешь?

Он задумался. Я молчал.

– Пушки получить непросто... – сказал Зыбин. – Вон Бичевин не чета тебе купец, с ним большие чины за руку здороваются, а и то через губернатора да сенат просит. А там, стало быть, лучшие мужи заседают и помимо таких пустяков как война, решают, дать купцу пушек или не дать, а если дать, то каких и сколько, и снарядов к ним сколько положить и пороха. И вот пока они в Петербурге думают, он сидит в Иркутске и ждёт. А ведь и у него, наверное, дело стоит. А ты, значит, хочешь мимо чинов прошмыгнуть и самому Бичевину нос утереть?

– Хочу, – кивнул я. – Хлеба дешёвого тебе Бичевин не доставит.

Зыбин подумал ещё немного.

– Ладно, – махнул он рукой. – Дам тебе пару пушечек для начала, с порохом и ядрами. А дальше сам уж крутись. Но с возвратом дам. На три года.

– И гранаты, если есть, я бы взял.

– Гранаты? Пусть будут гранаты, добрая ты душа. Толку–то от них, правда, от гранат этих... – старый солдат задумался, видимо вспомнив что–то своё, солдатское. Потом вернулся в шкуру начальника. – А сверх того казака ясачного дам. Пусть заодно присмотрит, как ты там воюешь и с кем.

– Ты вконец решил меня разорить? – возмутился Данила, выслушав отчёт о моей встрече с начальником. – Казённые поставки закрыл? Пять тысяч пудов! Да кто же теперь у меня брать станет? Ты думаешь, Афанасий только казакам хлеб раздаст? Как бы не так! Пустит в продажу тихонько. Уж своего не упустит!

– Брось, Данила, – я пребывал в благодушном настроении. – Я же обещал сделать тебя первым купцом на всём побережье. И сделаю. Табаку подкину весной, железа, тканей всего чего захочешь…

– Чаю, – буркнул купец.

– Будет тебе чай, Данила. Самый лучший. В Китай пока не собираюсь, но может быть, в Иркутске немного закажу.

Глава тринадцатая. Лёд тронулся

Глава тринадцатая. Лёд тронулся

Промысловый сезон закончился. Все кто смог уже прибыли в порт, перевалив через последнее на пути к дому препятствие – бар перед входом в дельту. Уцелевшие казённые и частные суда вытащили на берег и убрали оснастку до весны. Зверобои, матросы, получив расчёт, устроили затяжную гульбу.

Осенью город вообще оживал. Население почти удваивалось. Прибывали на отдых казачьи отряды, измотанные беготнёй по раскисшей земле за бунтовщиками. Возвращались с удалённых верфей плотники, чтобы зимой уйти верх по речушкам на заготовку леса. Приезжали скупщики пушнины. Некоторые из них оставались здесь на зиму и, собрав лучшие декабрьские и январские меха, вывозили товар по санной дороге. Но большинство спешило обернуться до сильных морозов, потому что санный путь санным, строго говоря, не являлся, он шёл через перевалы, и отваживались на него немногие.

Осенний Охотск был весел, шумен, многолюден. Зато погода установилась мерзкая. Холодный ветер, затяжные дожди. По утрам частенько хрустел под ногами ледок. Опасаясь зависнуть здесь на зиму, я подумывал уже о том, чтобы исчезнуть до весны. Но прежде следовало доставить Зыбину обещанный хлеб, а также наведаться к Березину, подбросить рабочим припасы и согласовать список необходимых для строительства и оснастки материалов. Поскольку слишком быстрый привоз мог вызвать ненужные подозрения, я решил начать с плотбища. К счастью мне больше не нужно было пробираться по тропинке через сопки и даже если старый мастер не пошутил, через дыру в пространстве я мог утащить и якорь.