Тайна лабиринта - Маргалит Фокс

Я провел пару недель за границей и имел шанс поразмыслить над теми неприятностями, которые навлек на ваше мероприятие. Я пришел к выводу, что не могу притворяться вам или себе, что смогу закончить работу так, как следует. Я боюсь, что должен попросить вас снова… придумать какой-нибудь план (неважно, каким бы унизительным он ни был), чтобы избавить меня от решения второй части задачи.

Мне смертельно стыдно за пустую трату времени и энергии, которые этот фальстарт означает для всех, кто рассчитывал на стипендию. Было бы легко сказать, что тема “информация” – опасный предмет для изучения и что было рискованно выбрать меня для реализации этого проекта. Вина на мне, и я знаю, какую ценность имела бы эта работа, будь она добросовестно выполнена. Особенности моего ума и характера, которые, как казалось, сделали меня подходящим кандидатом на стипендию, обратились против меня самого и заставили меня глубоко усомниться в ценности и своего хваленого интеллекта, и… всей моей жизни…

Деньги, которые я получил от вас… будут мною возвращены, кроме суммы, в которую вы оцените уже сделанную работу. Вероятно, это можно рассматривать как своего рода компенсацию, хотя я знаю слишком хорошо, насколько это скучно. Чтобы объясниться с читателями… по поводу провала второй половины программы, вы вправе распрощаться со мной так, что мне будет трудно считаться архитектором, и причинить боль моей семье. Все, о чем я прошу, – это умерить свой справедливый гнев, смягчив его толикой сострадания.

Поздно вечером 5 сентября 1956 года Вентрис уехал из дома, объяснив семье, что собирается забрать свой бумажник, забытый у родителей Лоис. Но разве это не могло подождать до утра?

Вскоре после полуночи Вентрис въехал на высокой скорости в придорожную зону отдыха к северу от Лондона. Он столкнулся с припаркованным грузовиком и мгновенно погиб. Его magnum opus, написанный совместно с Чедуиком, был опубликован несколько недель спустя издательством Кембриджского университета. Эта книга, “Документы на микенском греческом языке”, до сих пор остается основополагающим текстом микенологии.

Коронер признал смерть Майкла Вентриса, мужчины 34 лет, несчастным случаем. Но вопрос, покончил ли он с собой, открыт по сей день. Его семья считает, что смерть была случайной. “Не думаю, что он покончил с собой, – рассказала Тесса Вентрис в фильме “Английский гений”. – Он был слишком позитивным, чтобы сделать такое”. Она сказала, что у отца случился сердечный приступ и он потерял сознание за рулем. Заболевание сердца, возможно, действительно было в роду Вентрисов: сын Никки умер от сердечного приступа в 1984 году, когда ему было немногим более 40 лет.

Вряд ли мы уже узнаем, что именно тогда произошло, но, возможно, это и неважно. Так или иначе, достижение Вентриса будет жить в веках.

Эта история начинается и заканчивается вмешательством архитектора. Дедал построил Лабиринт, а Майкл Вентрис нашел нить и размотал клубок. Но каким бы величественным ни было его достижение, не нужно забывать, что Вентрис стоял на хрупких, сутулых плечах американского гиганта.

Этот факт он признавал менее охотно, чем мог бы. Выступая на Би-би-си в июле 1952 года, Вентрис выразил благодарность Беннету и Майрзу, но ни слова не сказал о Кобер, чья “координатная сетка” явилась фундаментом дешифровки.

“Было бы интересно поговорить о том, как можно приступать к такой работе, – объяснял Вентрис в радиопередаче. – Часто говорят, что невозможно дешифровать надписи, если и письменность, и язык неизвестны, а билингвы нет… Но если есть достаточно материала… то ситуация перестает быть безнадежной. Просто… вместо механической работы по дешифровке имеют место более сложные дедуктивные процессы. Это похоже на разгадывание кроссворда, в котором не показаны черные клетки”.

Первым человеком, указавшим эти черные клетки, стала Алиса Кобер – и этого оказалось достаточно для того, чтобы решить задачу. Именно она, на много лет погрузившаяся в хаос символов и нарезавшая десятки тысяч каталожных карточек, определила, что язык линейного письма Б был флективным. Это стало первым важным шагом в дешифровке. Во-вторых, она, выделив “соединительный” знак, указала на взаимодействие между флективным языком и слоговой письменностью. Наконец, именно она поняла, что можно выстроить абстрактные отношения между знаками, и придумала “координатную сетку”, на основе которой Вентрис построил свою. Кобер также определила в самом начале, что единственный шанс взломать код – это найти и проанализировать внутренние закономерности письменности: без догадок о звуковых значениях того или иного знака или о том, о каком языке идет речь. И это значило для дешифровки больше, чем все остальное.

В 1954 году Вентрис в своей лекции (опубликована в 1958 году) в некоторой степени отдал должное Алисе Кобер, упомянув “ряд ее фундаментальных статей”, которые стали “первой систематической программой анализа и исследования документов на линейном письме Б”. Но это слишком мало, слишком поздно и перед слишком незначительной аудиторией.

Возникает вопрос: разгадала бы Кобер, если бы у нее было больше времени, загадку письменности? Эндрю Робинсон полагает, что нет, потому что она “была, возможно, слишком сдержанным ученым, чтобы «взломать» линейное письмо Б”. Я не так в этом уверена. Конечно, Кобер – мой фаворит, а Вентрис – фаворит Робинсона. Но давайте рассмотрим факты (как она сама могла бы сказать), которые нам дала ее собранная переписка. Да, Алиса Кобер была осторожным человеком. Но ее личные бумаги указывают на готовность экспериментировать – по крайней мере, если не в печати, то за своим рабочим столом. Мы знаем, например, что вначале она позволяла себе играть с кипрской слоговой письменностью, подставляя ее звуковые значения в кносские надписи. Тот факт, что это “не принесло результатов”, вряд ли удивителен, учитывая малочисленность доступных ей надписей на линейном письме Б и, соответственно, скудость знаний о нем.

Осторожная “сетка” Кобер 1948 года из 10 клеток, указывает Морис Поуп, сделала возможным все последующие этапы дешифровки: “Все ее предположения… подтвердила дешифровка Вентриса. Метод Кобер – сначала установить отношения между фонетическими значениями и знаками на абстрактном уровне – оказался сколь уникален, столь и продуктивен”.

Она ошиблась лишь однажды, и то отчасти. Именно эта ошибка позволила Вентрису дешифровать письменность, хоть он и прошел мимо, чтобы совершить интуитивный прыжок. Ошибка Кобер касалась склонения. Она была права, что в языке линейного письма Б есть категория рода, как и две формы слова “итого” (это показали слова “мальчик” и “девочка”). Кобер оказалась права и в том, что в искомом языке имелось изменение по падежам: кто – что – кому. Но она ошиблась в том, какие именно это были слова.

Все дело в группах слов, которые Вентрис назвал “тройками Кобер”. К ним относилась группа слов, упомянутая в статье 1948 года:

Кобер догадалась, что “тройки” представляют собой окончания слов –  , – прикреплявшихся к одной основе. Но окончания, о которых идет речь, не были в точности тем, что она предполагала.

Многие языки, в том числе греческий и английский, используют окончания двух типов: “грамматические” и “словообразовательные”. Грамматические, к которым относятся падежные окончания, создают синтаксис предложения. Словообразовательные окончания формируют слова. В английском языке грамматические окончания встречаются редко – они ограничиваются -s у глаголов в третьем лице единственного числа; суффиксом прошедшего времени -ed и полудюжиной других. Словообразовательных окончаний очень много: -ity превращает прилагательное в существительное (scarce, scarcity); -ing превращает глагол в причастие (swing, swinging); -able превращает глагол в прилагательное (sing, singable).

Кобер считала, что ее тройки – это флексии. Вентрис думал, что это дериваты – “альтернативные окончания имен”, – и оказался прав. Какого бы типа окончаниями ни оказались эти тройки, это не изменяло теорию Кобер: “соединительный” гласный функционирует точно так, как она указала. Но, распознав в тройках словообразовательные, а не грамматические окончания, Вентрис приумножил прибыль, которую она получила.

Вентрис догадался, что “альтернативные окончания имен” в тройках были словообразовательными вариантами топонимов (как в случае Brooklyn – Brooklynite – Brooklynese). Он обнаружил, что одно из таких слов,  (последнее в тройке), можно транслитерировать как ko-no-so, “Кносс”. Среднее слово, , очевидно, имело ту же основу . Его можно прочитать так: ko-no-si-jo, “мужчины Кносса”. Верхнее слово, , было – ko-no-si-ja, “женщины Кносса”.