Диверсант № 1 - Сергей Самаров

Он, однако, пропадал больше суток. Здесь крылось очевидное противоречие. Если его быстро отпустили, то не мог он сутки идти и выглядеть так, словно только вокруг дома прогулялся, потому что даже удар дубинкой по голове и кровоподтек на челюсти не придавали Владилену Юрьевичу вид смертельно усталого человека. Но по голосу старика Тихонов понял, что сейчас он ничего рассказывать не будет. Подобный открытый допрос только ожесточит его и вызовет желание сопротивляться. И потому незаметно кивнул Алексею Владиленовичу, показывая, что берет разговор на себя, и неожиданно удивленно потер ладони одна о другую.

– Ладно, что это мы уж тут камеру пыток настоящую устроили. Между прочим, мы же сегодня даже не обедали. Да и Владилен Юрьевич, надо думать, отсутствием аппетита страдать не должен. Как бы что-то сообразить?

– Да, – поднял взгляд и согласился Столбов-младший. – Перекусить бы не грех. У меня, кстати, в машине бутылочка коньяка завалялась. И ребят я отпущу. Ресторан-то работает?

– Работает, – устало сказал отец.

– А гостиница?

– И гостиница работает.

– Пусть в гостиницу устроятся, нечего во дворе торчать. Пойду, распоряжусь.

Он вышел, а Тихонов присел на диван. Стал собирать рассыпанные документы в одну стопочку. Столбов-старший, как хозяин документов и как человек педантичный, побоялся, конечно, что чужой человек все перепутает так, что и самому потом не разобраться.

– Не надо. Я сам.

Но сам он, как и предупреждал Алексей Владиленович, человек педантичный и аккуратный, провозился бы с бумагами до утра. Однако он не стал этим заниматься. Просто стал перекладывать одни папки на другие. И сделал то, чего ждал от него Тихонов: выбрал одну, почти коричневого грубого картона, потянул за тесемку, чтобы раскрыть. Недолго искал нужное, потому что лист лежал почти сверху.

– Это как тут завалялось? – фраза, очевидно, предназначалась для ушей Виктора Петровича. И, якобы, оправдывала последующие действия.

А последующие действия оказались предельно простыми. Владилен Юрьевич сложил стандартный лист вчетверо и убрал в карман пиджака. Короткий косой взгляд бывшего опера был брошен вовремя, таким образом, Тихонов успел различить на бумаге какой-то план, выполненный от руки химическим карандашом. В одном месте на бумагу попала капля воды, и на линии образовалось размытое пятно. Все стало ясно. Сценарий дальнейших событий читался.

– Вы тут хозяйничайте, а я пойду, попрошу водителя, чтобы кефир мне на утро купил. А то застарелая язва беспокоит. Если хоть сто граммов приму, утром тянет. Один кефир и спасает.

– Да-да… – едва ли Столбов-старший даже понял, о чем говорил Виктор Петрович, но ответил так, как только и мог ответить, погруженный в собственные мысли.

Тихонов вышел и на лестнице встретился с Алексеем Владиленовичем.

– Готовиться надо. Они придут, думаю, с наступлением темноты. Пару человек с помповыми ружьями надо в кусты засадить. Чтобы страховали. Остальные должны блокировать подъезды к дому и дорогу из города. Это уж на самый последний случай. Но брать их следует, не допуская до квартиры. Если они сюда попадут, то церемониться не будут.

Столбов-младший выслушал внимательно и молча ждал объяснений.

– Он переложил из непросмотренных документов в карман какой-то план. Я думаю, что его принудили вернуться именно за этим планом.

– Как его могли принудить? – Голос у Алексея Владиленовича ворчливый, откровенно изображает удивление и недоверие. – Папа сказал бы. Сейчас он под моей защитой.

На это Тихонов только головой покачал. Уж он-то хорошо знал истину этой стороны жизни.

– Существуют тысячи известных способов принудить. Пару тысяч могу придумать я, памятуя свой опыт работы в ФСБ, исходя из сложившихся обстоятельств. Еще тысячу способов они могут придумать в дополнение. Поэтому не стоит гадать.

Алексей Владиленович хмуро кивнул и достал трубку сотового телефона, чтобы звонком догнать уже уехавшие машины.

* * *

Коньяк был армянский, марочный, потрясающего вкуса. Алексей Владиленович имел слабость к армянским коньякам несравненно большую, нежели к армянам – владельцам универмагов. Такие напитки следует пить в тишине и покое для успокоения нервной системы и ощущения комфорта, но никак не за столом этой комнаты.

Владилен Юрьевич выпил только одну рюмку, но и ее выпил, как водку, залпом. Больше даже налить себе не разрешил, перевернул рюмку кверху ножкой. Но на еду налегал с видимым усердием. Изголодался за суточный плен не на шутку.

За распахнутым окном уже встала темнота, когда в дверь постучали.

Шума на улице слышно не было. Приезд гостей со стороны был бы обставлен с большим эффектом. Возможно, кто-то из своих решил заглянуть по необходимости, подумал Виктор Петрович, хотя можно было бы просто позвонить.

– Кто это? – не вставая из-за стола, спросил Столбов-младший и переглянулся с Тихоновым.

– Я слышал, у соседа внизу дверь хлопнула. У него замок характерный, голосистый, – ответил Владилен Юрьевич и встал. – Мы с ним часто вечерами беседуем.

За отцом поднялся и сын, желая посмотреть на нового гостя. Встал и тоже шагнул в сторону коридора и сам Тихонов, жалея, что у него нет с собой оружия. С оружием он чувствовал бы себя увереннее, даже зная, что вход в подъезд контролируется вооруженными охранниками. Но до двери дойти никто не успел.

Дверь вылетела с треском. От удара ногой…

3

Гольдрайх вышел на прогулку вечером, чтобы хоть приблизительно познакомиться с городом и рассмотреть Монблан не через стекло оконного блока, не дающего вдохнуть воздух и получить ощущение присутствия, а воочию.

Невозможность пройти обучение в школе дельтапланеризма его почти не расстроила. Он повел другую игру, и она, когда развернется, сможет ему заменить риск полета рискованной партией игры с законом. Пока партия находится в дебюте, можно не торопиться и просто отдыхать. Вот в эндшпиле начнется настоящая игра! Тогда будет уже не до дельтапланов!

Шамони чем-то напоминал уже почти знакомый Клюз – но, скорее, только архитектурным стилем старых зданий, и был при этом более откровенным курортным городом. При небольшом местном населении зимой здесь приезжих должно быть больше, чем коренных жителей. Иначе зачем здесь такое великое множество отелей. Правда, сами эти отели небольшие в сравнении, скажем, с отелями парижскими или нью-йоркскими. Но и город Шамони далеко не Париж и уж совсем не Нью-Йорк. Десять тысяч населения…

Что в Шамони понравилось Джошуа, так это расположение домов. Впечатление складывалось такое, что здесь не строили специально город. Просто ставили дома так, чтобы каждый из них органично вписывался в ландшафт и являлся будто бы естественной составляющей долины Шамони.

Казино здесь, как Джошуа и предположил еще в номере отеля, не видя самого заведения и не зная о его существовании, не могло называться иначе, чем «Монблан». Так оно и оказалось. Джошуа собирался пройти мимо, гордый своим равнодушием к игре такой ничтожной по сравнению с той, которую он задумал. Но именно это равнодушие его самого и заинтересовало. Неужели вся игорная страсть полностью покинула его? Не бывает ведь так. Если в человеке присутствует азарт, он будет в нем присутствовать до конца его дней, и ничто не сможет от пагубной страсти вылечить. То, что временами игра надоедала, иногда к ней не тянуло, как, например, сейчас, – это временный кризис.

Нет… Это не временный кризис, и Джошуа отдавал себе в этом отчет. Азарт никуда не исчез из характера. Но азарт только тогда может быть настоящим азартом, когда в нем присутствует риск. Когда есть возможность проиграть все, все без остатка потерять. Вот тогда это настоящий азарт! Вот тогда это настоящий риск! Даже проиграть полностью все деньги, хотя это и невозможно с его капиталами, – это волнующий и приятный риск. Найти бы такого соперника, который рискнет сделать аналогичную ставку… Тогда можно было бы рискнуть и получить от этого риска удовольствие, которое будет долго еще волновать кровь. А все остальное – выигрыши и проигрыши сумм, являющихся для кого-то целыми состояниями, – для самого Джошуа пройденный этап.

И тем не менее ноги сами привели его к дверям казино.

В воздухе уже сгущался легкий и прозрачный горный сумрак. Несколько приличных машин на стоянке говорили, что публика начала уже здесь собираться. Даже два одноцветных, как близнецы, «Роллс-Ройса» с водителями чинно заняли свои места. На «Роллс-Ройсах» не ездят те, кто играет по мелочи. И Джошуа шагнул за порог, не глядя на краснолицего швейцара, распахнувшего перед ним дверь.

Фишки он приобрел привычно, сразу в большом количестве и на большую сумму, чтобы не бегать лишний раз к кассе. И прошел в зал. Присмотрелся к столам. Оживления пока нигде не заметил, и потому играть сразу не захотелось. Джошуа прошел к стойке бара и взял традиционную рюмку водки. Он не любил пить водку по-американски, из большого стакана, разбавленную содовой и с обязательными кусочками льда. В Европе водку наливали по-русски, в рюмки. Так ему нравилось больше.