История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Борьба за престолонаследие Индо-Тимуридской империи

После смерти Аурангзеба наступил 12-летний период коротких правлений. За это время многие лидеры индийской империи усомнились в центральной власти и ее способности подняться над интригами. В течение последующего долгого, но не яркого правления Мухаммад-шаха (1719–1748 годы) неуверенность во власти выразилась в том, что придворные и местная знать стали управлять провинциями как автономными государствами, оставаясь лояльными двору, но резко пресекая любые попытки оппозиционных фракций установить над ними свой контроль. Индо-тимуридская административная модель сохранилась там, где назначенные Дели губернаторы могли обеспечить хоть и автономный, но эффективный контроль. Однако вскоре центральный бюрократический аппарат ограничил деятельность этой модели.

Несмотря на все это, при дворе Мухаммад-шаха образовался широкий круг творческих деятелей, которые, опираясь на наследие императорского двора, старались в атмосфере всенародного примирения возродить культуру Тимуридов. Литература и искусство этого периода образуют интересную параллель с «эпохой тюльпанов» в Османской империи. В Тимуридской империи также поощрялось изучение всемирного научного наследия (еще со времен Аурангзеба ученые проявляли интерес к работам западных врачей). Поэзия также обрела новые формы, хотя освобождение от персидской традиции было не таким явным, как в Стамбуле. Во всех тимуридских владениях в качестве лингва франка использовался язык урду, который представлял собой делийский диалект хинди, дополненный персидскими словами и алфавитом. К этому времени урду уже был языком религиозной поэзии в Деккане. При дворе в Дели, где он являлся родным диалектом, его обогатили персидской поэтической традицией и превратили в основное средство поэтического выражения. Но перехватив литературное первенство, урду не изменил персидской поэтической манеры, а только подчеркнул ее приторность.

Введение нового литературного языка является основным отличием индийской культуры от «эпохи тюльпанов». В османских владениях ближе к XVIII веку христиане и мусульмане еще сильнее отдалились друг от друга, восточные христиане культурно ассимилировались с народами Запада. В Индии же, наоборот, индуисты и мусульмане со временем сблизились. Хотя многие индуисты изучали персидский язык, который был языком культурного общения, новый язык объединил их с мусульманами. Разработанный мусульманами урду и классический хинди (основанный на санскритском алфавите) имели общую языковую структуру. Индуистские писатели нередко использовали урду и полумусульманские формулировки. В то же время суфийские ученые пользовались хинди и ссылались на традиционную индийскую литературу, основанную на индуистских концепциях. И хотя суфии исламизировали некоторые понятия, многие имена и термины заимствовались из санскритской традиции. В светских искусствах интерес мусульманского двора к индийским легендам был еще сильнее. Именно в этот период религиозный индуистский танец в честь Кришны или других богов стал исполняться при мусульманском дворе. Хотя мастера персидской традиции переработали его и придали классическую североиндийскую форму, этот танец все-таки сохранил древние индуистские мотивы.

В самой крупной в исламском мире царской обсерватории раджпута Джай Сингха в Раджастане астрономы вели записи наблюдений на санскрите и персидском языке (сам правитель, Джай Сингх, был индуистом). Однако самые важные исследования проводились в обсерватории в Бухаре, там ученые полностью зависели от исламских традиций. В астрономии новые элементы проявились на техническом уровне: так, латинская традиция Запада уже достаточно развилась, чтобы выйти за рамки арабской. В XVII веке появились переводы с латыни на персидский, например, планетарных таблиц. Однако это не были работы Галилео или Кеплера, так как они не отвечали основным понятиям исламской традиции. Со временем Джай Сингх открывает еще одну обсерваторию в Дели.

Интерес к общему наследию убедил индуистских маратхов, довольно могущественных к тому времени, выступить в качестве слуг и защитников тимуридского императора. Более того, даже Раджа из Траванкора, правитель удаленных южных земель Керала, подал в Дели прошение о переходе под покровительство императора, хотя его владения никогда не были объектом вторжений мусульман.

В отличие от Османской империи, упадок центральной власти в Индии не повлек за собой общую децентрализацию. Он ознаменовался жестокой борьбой за престолонаследие, которая в конце XVIII века стала главным событием в политической жизни Индии. Присутствие Запада, считавшееся раньше второстепенным, теперь ощущалось повсюду. Хотя форма его присутствия менялась в зависимости от обстоятельств. В отличие от Османской империи, в Индии у европейцев была возможность вмешиваться в политику на любом уровне.

Обсерватория Джай Сингха. Современное фото

После смерти Аурангзеба во фракционную борьбу при дворе вмешались индуистские войска маратхов, поднявшие бунт еще при жизни императора и подорвавшие его власть. К 1720 году их политическое движение практически получило официальное признание. Постепенно маратхи установили системную власть во всех центральных индийских землях и в итоге к середине XVIII века могли соперничать с самими Тимуридами. Но со временем власть Дели ослабла, особенно после того как в 1739 году иранский правитель Надир-шах разграбил город и опустошил царскую казну. В итоге маратхи уже не могли представлять центральную власть, более того, на севере и юге Индии у них появились конкуренты. На юге действия маратхов резко ограничивал губернатор Низам-аль-Мульк, правивший в Деккане со столицей в Хайдарабаде и поддерживавший индо-тимуридскую систему. Еще дальше на юг успешное сопротивление оказывало мощное индуистское государство Майсур, возглавляемое мусульманским полководцем, который вскоре стал там правителем.

На севере маратхи столкнулись не только с местными вооруженными силами, возникшими из остатков империи, но и с новыми амбициозными движениями, два из которых уходили корнями в местную историю. Например, сикхи существовали в Пенджабе со времен реформ Акбара, а при правлении Аурангзеба начали борьбу с мусульманскими властями. В бедствиях империи они увидели шанс восстановить свое господство в Педжабе. В результате они создали конфедерацию, которая контролировала почти весь Пенджаб.

В то же время на северо-западе в горах афганские племена получили определенное политическое признание и независимость. Они боролись за эти права еще со времен свержения Сефевидов в 1722 году. Благодаря замешательству иранцев после смерти Надира-шаха независимость афганцев укрепилась еще больше. Они посылают лучших воинов в долину Северной Индии, чтобы установить там власть мусульман. Тем не менее в 1761 году маратхи переживали эпоху расцвета: под предводительством командования, находившегося на западе в горах Махараштра, они занимают Махараштру, Гуджарат, Малву и все прилежащие земли, включая Дели, где тимуридский монарх оказался под их покровительством. С остальных земель маратхи собирали фиксированный налог. Они провозглашают своей целью восстановление Тимуридской империи под их покровительством. В то же время местные мусульманские правительства на севере объединяются с афганским правителем Кабула, Абдали. Ему удается временно подавить сопротивление сикхов в Пенджабе и победить маратхов при Панипате. Однако вскоре афганцы столкнулись с политическими осложнениями, сикхи восстановили свою независимость, а мусульманские власти оказались втянуты в междоусобицы. В рядах маратхов тоже намечался разлад, и генералы отказывались сотрудничать друг с другом. В результате каждый из них охранял только свою территорию, и в Индии сложилась очень сложная политическая ситуация.

Можно предположить, что афганцы, маратхи и другие армии XVIII века обязаны своим появлением новому огнестрельному оружию. Современные военные технологии позволяли маленьким союзам получить преимущество перед центром: пехота, оснащенная ружьями и мушкетами, была более маневренной и с легкостью обходила тяжелую полевую артиллерию, от которой зависели крупные империи.

В подобных политических условиях неудовлетворенность мусульман ролью ислама в Индии приняла критический оборот. Исламская традиция всегда была тесно связана с ирано-семитской традицией региона между Нилом и Амударьей. Даже в XVI–XVII веках иранская культура все еще пользовалась уважением. Однако мусульмане из удаленных районов чувствовали себя вполне комфортно со своими местными традициями. Хотя в XVIII веке в Индии зарождается новая тенденция, которая разовьется со временем, мусульмане начинают ощущать неловкость от своего присутствия в Индии, они видят в этой стране угрозу своей религии.