Любовь под луной - Саманта Джеймс

– Я... я думаю, что вы очень высокий!

– Просто потому, что вы такая крошечная!

Еще никогда она не чувствовала так сильно близость мужчины... не знала о нем так много, как об Андре. Она ощущала исходившую от него силу. А что испытывает он? Жар его сильного тела обжигал ее. Эмили задрожала. Если бы сейчас она могла заглянуть в его глаза, что бы она увидела в них? – гадала девушка. И смущенно опустила ресницы, испугавшись того, что он мог прочесть в ее взгляде.

– Эмили, – тихо окликнул он.

– Да? – еле слышно выдохнула она.

– Если бы вы сейчас могли загадать одно-единственное желание, что бы вы захотели?

«Увидеть тебя!» – чуть было не крикнула она.

– Видеть, – прошептала она, и в голосе у нее была такая печаль, что у него защемило сердце.

Шершавые, мозолистые кончики его пальцев нежно коснулись ее подбородка. Приподняв ей голову, Андре заглянул в незрячие глаза Эмили. Они долго молчали.

– А я, – вдруг заговорил Андре, – если бы мог загадать любое желание, просил бы лишь о том, чтобы вы могли увидеть меня.

Губы Андре притронулись к ее губам так же мимолетно, как бабочка касается лепестков цветка. И он исчез.

Утром в воскресенье Оливия, по обыкновению, явилась на деревенскую площадь на урок. Дети уже нетерпеливо поджидали ее. За последние две недели Колин добился значительных успехов, и Оливия была довольна. Шарлотта же была счастлива вдвойне: и тем, что учеба давалась ему легко, и особенно тем, что мальчик буквально рвался на каждый урок.

Последние несколько дней Оливия нарадоваться не могла на Эмили: сестра пребывала в приподнятом настроении, просто расцветала на глазах. Она снова стала веселой, шутила и поддразнивала старшую сестру – точь-в-точь как прежняя беспечная Эмили. Оливия даже стала подумывать о том, чтобы отказаться от услуг Эстер. Оставалось лишь гадать, что так благотворно повлияло на Эмили. Но что бы это ни было, Оливия могла только радоваться за сестру.

Урок закончился, и дети стали понемногу расходиться, когда Оливия, подняв голову, заметила стоявшего возле нее Уильяма.

– Я просто зашел попрощаться с вами. Ведь я уезжаю.

– И куда же вы едете? – поинтересовалась она, охотно позволив ему помочь ей подняться.

– В Лондон, по делам. Меня не будет около недели. Да, думаю, что так. Собирался уехать с утра пораньше, но моя лошадь потеряла подкову.

Он все еще не выпускал ее руку. Оливия попыталась незаметно, так, чтобы он не обиделся, высвободить ее. Наконец это удалось.

– Пару дней назад я заглянул к вам... хотел повидаться. Но вас не было. Эмили объяснила, что вы еще не вернулись из Рэвенвуда. – В голосе Уильяма звучало неприкрытое разочарование.

– Видите ли, теперь по приказу графа я проверяю его счета, – пробормотала Оливия.

– Судя по всему, он вас не жалеет. Заставляет работать до седьмого пота.

– Я ведь сама сделала этот выбор, Уильям, – запротестовала она, чувствуя, что просто обязана защитить себя... и Доминика.

Но Уильям будто ничего не слышал. Губы его скривились в презрительной ухмылке, отчего по-мальчишески привлекательное лицо вдруг стало отталкивающим.

– Лучше бы этот ублюдок поскорее убрался назад в Лондон, пока не поздно! И этих своих черномазых прихватил с собой! Слыханное ли дело, какой-то грязный цыган корчит из себя джентльмена! – В голосе его прорезалась неприкрытая злоба. – Меня, просто бесит, что вы вынуждены там работать. Ну да ладно, я быстро положу этому конец. Как только мы обвенчаемся, ноги вашей больше не будет в Рэвенвуд-Холле. Да, впрочем, вам это будет и не нужно.

Оливия оцепенела. Ей очень хотелось напомнить этому напыщенному ослу, что она никогда не давала согласия стать его женой. Оливия уже открыла рот, как вдруг кто-то осторожно тронул ее за локоть.

Она резко обернулась и увидела немолодую цыганку, стоявшую возле нее с полной корзиной лука. Женщина была невысокой и плотной, смуглая ее кожа, испещренная многочисленными морщинами, походила на кору старого дуба. Голова цыганки была повязана ярким платком, из-под которого выбивалась прядь черных как смоль волос, сильно подернутых сединой. На ладони у нее лежала большая золотистая луковица. Она протянула ее Оливии, и висевшие на запястье цыганки браслеты громко звякнули.

– Лука надо, да? – на ломаном английском спросила цыганка.

Оливия не успела ответить. Уильям поспешно отстранил ее в сторону и шагнул к женщине.

– Нет! – рявкнул он и сильным толчком отшвырнул ее.

Застигнутая врасплох, та не удержалась на ногах и с размаху упала на землю. Тяжелая корзина, выскользнув у нее из рук, отлетела в сторону, и луковицы, забарабанив по земле, будто град, раскатились в разные стороны.

– Господи помилуй, когда же мы наконец избавимся от этой нечисти! – выругался сквозь зубы Уильям. – Грязные попрошайки, чтоб они сквозь землю провалились!

Ахнув, Оливия кинулась к упавшей женщине. Чуть не плача от жалости, она помогла ей подняться на ноги, потом принялась собирать рассыпавшиеся луковицы, стараясь не слышать, как за ее спиной невнятно чертыхался Уильям.

– Господи, Оливия, пойдем! Оставьте это, сама пусть собирает!

Оскорбленно поджав губы, Оливия сделала вид, что не слышит.

Наконец она собрала весь лук и отдала женщине корзину. Безмолвно поблагодарив ее кивком, старая цыганка повернулась к Уильяму, и темные глаза ее гневно вспыхнули. Она погрозила ему скрюченным пальцем, сопроводив этот жест потоком быстрой цыганской речи. Потом, плюнув на землю, повернулась и зашагала прочь.

– Боже правый, она, наверное, прокляла меня! – Глаза Уильяма от ужаса полезли на лоб.

Оливия с удовольствием сделала бы то же самое. Кто бы ни была эта женщина, пусть даже она принадлежит к этому вечно гонимому племени, Уильям не имел права так обращаться с ней. Грубое животное! Не ответив, она надменно вздернула подбородок.

– Вы, кажется, говорили, что торопитесь в Лондон, или я не так поняла?

– Ради всего святого, Оливия, почему вы злитесь? – озадаченно нахмурясь, спросил он. – Из-за чего весь этот шум? Из-за какой-то грязной ведьмы?

Слишком разозлившись, чтобы спорить с ним, Оливия молча смерила его с ног до головы возмущенным взглядом.

– Надеюсь, к тому времени, как я вернусь, вы об этом забудете! – раздраженно пожав плечами, фыркнул Уильям. – Что ж, счастливо оставаться, Оливия. – Склонившись, он обхватил ее за плечи и, прежде чем она успела вырваться, поцеловал быстрым поцелуем.

Внутри у Оливии все кипело от возмущения. Она едва удержалась, чтобы не стереть с губ его поцелуй.

Отряхнув от пыли юбку и кое-как приведя платье в порядок, она подняла голову и огляделась. И застыла, будто пригвожденная к земле: неподалеку, держа в руках поводья, стоял Доминик. Непоседа Колин лучился радостью, сидя верхом на Шторме. На губах Доминика играла насмешливая улыбка. Подхватив мальчика под мышки, он осторожно снял его с седла и поставил на землю. Ухмыляясь во весь рот, мальчишка что-то прошептал, и Доминик рассмеялся, потом ласково взъерошил рыжие волосы паренька, и тот с восторженным визгом понесся домой.