Гильотина в подарок - Анатолий Ковалев

И вот наступил день седьмой. Предстояла очередная командировка.

Он решился. Набрал номер своего домашнего телефона.

– Марго, это я.

Молчание.

«Сейчас бросит трубку или начнет с саркастического выпада!» Так бывало раньше.

Маргарита сказала:

– Я соскучилась.

– Я тоже…

Он не врал. Он просто запутался.

Он пообещал ей, что вернется через десять дней, но командировка была всего на три дня. А значит, еще целая неделя. Неделя счастья с Идой.

Под равномерный стук вагонных колес хорошо думается и находятся ответы на многие вопросы. А еще можно излить душу случайному попутчику, и тот придет на помощь с мудрым советом. Но жизнь и любовь Антона Полежаева, как жизнь и любовь вообще, не поддавались никакому научному анализу; не попадали в общий ритм вагонных колес, не нуждались в советах случайных попутчиков.

Он вернулся, но ясности не было. Было только беспечное решение – пустить все на самотек.

Прямо с вокзала поехал в театр. Успел к окончанию утреннего спектакля. Оставил сумку у вахтера. Вбежал на второй этаж, где располагались женские гримуборные.

Ида, в русском сарафане, в парике с хулиганскими косичками, в ярком гриме, курила на лестничной площадке и вела непринужденную беседу с румяным парнем в косоворотке. Она высоко задрала подбородок и презрительно опустила ресницы. За время его отсутствия вновь надела маску.

Антон замер за несколько ступенек до них. Он всегда отличался деликатностью, но сейчас дело было не в деликатности. Он боялся, что Ида обернется, забыв снять маску. И не снимет ее уже никогда.

– Ида, – тихо позвал он.

Она обернулась. Надменное личико девчонки-забияки вмиг исчезло. Осталась тихая, страдальческая улыбка. Ее улыбка.

– Антошечка, милый мой!

Она провалила свою роль. Она замерла на месте. Ноги подогнулись. Пальцы крепко сжали перила.

Не обращая внимания на ее собеседника, Антон в два прыжка оказался рядом и притянул к себе девчонку-забияку. Ошеломленный парень в косоворотке ретировался.

Ида прижалась к его щеке, позабыв о гриме.

– Как долго тебя не было!..

Впоследствии он с трудом припоминал тот день. Утомительная дорога до общежития уместилась в один длинный пьяный поцелуй. В ее крохотной комнатке с казенной мебелью и засохшими розами в банке (его подарок после первой ночи любви) они не проронили ни слова, в спешке совлекая друг с друга одежду. Незаправленная смятая постель, свидетельница беспокойных снов хозяйки, казалось, тоже изнывала от нетерпения. За окном стоял галдеж – стая грачей, облепив полуголый тополь, готовилась к отлету. Ида еще не успела дотянуться и прикрыть окно. На подоконнике бешено тикал будильник.

Еще он помнил, как нежные подушечки ее пальцев скользили по его затылку: вниз-вверх, вниз-вверх…

Ближе к вечеру она, слегка отстранившись, прошептала:

– Надо хотя бы сварить кофе.

Она могла смаковать наперсточную чашку целый час, мечтательно глядя сквозь стену. Глаза были при этом по-детски широко раскрыты. Он любил ее такой.

– О чем ты мечтаешь?

– О тебе.

– Я тут.

– Пока еще там.

– Глупости!

– Ты ведь любишь ее. И это необратимо.

– Я не хочу сейчас говорить о ней.

– Уже прогресс. – Ида грустно улыбнулась. – А то раньше то и дело расписывал свою счастливую семейную жизнь: «Ах, какая у меня жена! Ах, какая у меня дочка!»

– Прости…

– Да ладно! – Она махнула рукой и закурила. – Ты не оригинален. Только я всегда презирала таких. Она усмехнулась. – А тебя не могу. Просто очень больно. – Слеза потекла по щеке. – Может, нам расстаться, пока не поздно?

– Уже поздно. – Он медленно растирал виски. – Я окончательно запутался, Ида.

– Я знаю.

– Ничего ты не знаешь.

– Я прочитала твой дневник.

– Та-ак…

– Так получилось, – сделала она вид, что оправдывается. – Прочитав первую страницу, я не удержалась. Захватывает, как детектив! Не понимаю, почему ты до сих пор не пишешь романы?

– Издеваешься?

– Нисколько. Я говорю серьезно. Измены жены сделали тебя писателем. А ты, ничего не подозревая, тратишь драгоценное время на эти дурацкие командировки. Кому это надо? Твоей похотливой Марго, которая тебя ни в грош не ценит?

– Ты ревнуешь. Оттого и превозносишь меня до небес, а ее втаптываешь в грязь. У меня ведь тоже были женщины. Так что вроде бы ничья.

– У вас с ней шахматный турнир? Кто больше возьмет пешек? На этот раз ты взял не пешку!

Антон усмехнулся.

– Я с самого начала мысленно называл тебя королевой!

Ей было не до смеха. Она задрала подбородок, артистично выгнула бровь и ткнула остреньким мизинцем в его грудь.

– Ты будешь моим мужем!

– Не надо так со мной говорить! – произнес он медленно, отчеканив каждое слово. Перехватил руку Иды с указующим перстом, больно сжав ее в кулаке.

Теперь она смотрела на него с покорностью, а он поймал себя на мысли, что никогда так грубо не обращался с Маргаритой. И устыдился своего поступка.

– Прости…

– За что? Ты поступил правильно. Я слишком многого хочу.

– Знаешь, я сам во всем должен разобраться. И выпутаться. По мере возможности. Так что оставим эту тему!..

За двенадцать лет «счастливой семейной жизни» Антон впервые стал серьезно подумывать о разводе. Нет, он не сомневался, что до сих пор любит Маргариту, но и не мог не признать, что Ида, эта девчонка, понимает его, как никто другой. С ней уютно. С ней отдыхаешь и душой, и телом.

Страсть, которая овладела им, не шла ни в какое сравнение с той первой, юношеской любовью, слепой и безрассудной. Он видел все недостатки своей новой пассии, но они его не отпугивали, а еще больше притягивали. Он прикидывал множество вариантов дальнейшего развития событий. И в основном эти расчеты были не в пользу Иды, потому что развод – это крах жизненного уклада. После него все предстоит начинать с нуля.

– Как ты себе представляешь нашу жизнь? – в который раз спрашивал он Иду, и в голосе его звучала смесь иронии и отчаянья.

– Мы снимем квартиру.

– Это дорого. Нам не по карману с нашими заработками.

– Тогда комнату. Но сначала мы уедем отсюда.

– Зачем?

– Я не собираюсь всю жизнь быть на вторых ролях в провинциальном театре! Мы уедем в Москву!

– Чтобы быть на третьих ролях в столице!

– Нет уж, я не дам затереть себя в массовку!

– Именно там тебя и затрут в массовку, моя фантазерка! – Он хотел погладить ее по головке, маленькую, но она отшвырнула его руку.

– С такими рассуждениями ты всегда будешь сидеть в дерьме! – бросила она ему в лицо. – Посмотри, на кого ты стал похож, бывший студент-филолог, бывший учитель русской словесности! Разве для того ты заканчивал университет, чтобы каждое утро похлопывать себя по заднице, проверяя наличие табельного «ТТ»?

– Что ты предлагаешь?

– Мы поедем в Москву! Ты попробуешь написать роман и продать его.

– Ты сумасшедшая!..

* * *

…Маргарита смерила его недоверчивым взглядом и даже не стала скрывать, что принюхивается к пиджаку.

В честь возвращения мужа она приготовила царский обед, но Антон ел без аппетита. Оба молчали, только Дашка хвасталась своими успехами в музыке, показывала новые лазерные диски, выменянные у школьных подруг.

– Пойди к себе! – приказала мать. – Нам надо с отцом поговорить!

– Господи! Не успеете наговориться, что ли? – надулась дочь и с шумом покинула комнату.

– Антон, я перед тобой виновата… – начала Марго.

– Прекрати! – перебил он ее. – Не хочу ничего знать!

– Но и у тебя кто-то есть…

Это был не вопрос, а полудогадка-полуутверждение.

Он сидел перед ней, как провинившийся мальчуган, уткнувшись лицом в тарелку.

– Признайся, у тебя кто-то есть?

Она имела привычку раскаленными, инквизиторскими щипцами лезть в душу.

– Да. Есть! – выпалил он. – Все это время я жил у нее.

У Марго начались судороги. Он никак не ожидал такой реакции. Она не плакала. Не билась в истерике. Перенесла удар молча, только время от времени содрогалась всем телом.

– Я люблю ее. Давай разведемся.

Тут уж она дала волю слезам.

К вечеру совместное пребывание на шестнадцати квадратных метрах их комнаты стало невыносимым. Слишком многое накопилось за прошедшие годы. Требовался простор. И они отправились на вечернюю прогулку.

Было зябко. Все закономерно в природе. Птицы улетели на юг. Ударил первый мороз.

Марго взяла его под руку и повела той самой дорогой, которой он когда-то провожал ее из школы домой, пересказывая главы из мемуаров Эренбурга. Потом она перешла в психологическую атаку, начиная каждое предложение со слов: «А помнишь…»

– А помнишь, – сказал он после продолжительного молчания, – я писал в школе стихи.

– Конечно, помню! – обрадовалась она тому, что воспоминания школьной поры его наконец увлекли. – Мы ведь вместе выпускали газету!