Вершины и пропасти - Софья Валерьевна Ролдугина

я вас познакомлю.

– С котами?

– С Эсхейд, – усмехнулся он. И глянул искоса с лукавством, которое никак нельзя было от него ожидать. – Готов спорить, что характерами вы сойдётесь. Она любит сильных, а ты – добрых… Не бойся. Наместница севера совсем не похожа на лоргу.

«Уж вижу», – хотела сказать Фог, но не успела, потому что Эсхейд не стала дожидаться и подошла к ним сама.

…и – поцеловала Телора, властно привлекая к себе, словно никто на них не смотрел.

Фогарта глядела на них – и не могла оторваться, хоть знала, что так нельзя.

«Значит, и женщина тоже может обнимать мужчину, словно он ей принадлежит, – думала она отстранённо; сердце у неё билось всё чаще, но не от зрелища, что предстало её глазам, а от будоражащих воображение мыслей. – И ласкать его тоже? И я могу… Сидше?»

Эсхейд как раз провела Телору ладонью по спине, особенно крепко – чуть пониже поясницы; он выдохнул коротко и тихо – и переступил с ноги на ногу, немного отстраняясь.

– И впрямь, не время, – с сожалением произнесла наместница севера. Голос у неё оказался под стать облику, низкий, грудной, но приятный, вызывающий доверие. – Для начала пойду и лицо сполосну после дороги, а потом поговорим за трапезой – и представимся друг другу, как должно. – И она обернулась к Фог, слабо улыбнувшись, точно извиняясь.

– Я… я на руки тебе из кувшина полью, – хрипловато ответил Телор. – Пойдём, я покажу тебе, где мой шатёр, тут недалеко…

Лагерь между тем пришёл в полнейший беспорядок. Пока дружинников было меньше, чем людей из табора, кьярчи себя чувствовали вольготно: распоряжались припасами, добывали на общий стол припасы охотой и ловили рыбу, дудели в дудки, созывая к трапезе, жгли высокие костры, смеялись и зубоскалили. Однако в присутствии почти что полсотни воинов в кольчугах, с мечами и копьями, они оробели. Женщины накинули платки, пряча косы с яркими лентами и бусинами, а мужчины притихли и помрачнели. Кроме Тарри, конечно: его-то ничего не могло смутить.

– Орра, добрые люди! – громко поприветствовал он всадников, едва те спешились и принялись рассёдлывать гурнов. – Дозвольте спросить, не серчайте сразу: не хочет ли кто со мной в карты сыграть до ужина? Что, совсем никто?

«Добрые люди» помалкивали и знай себе занимались своими делами, а если кто и глядел в ответ, то отнюдь не по-доброму. Может, и совсем бы никто не заговорил, если б один из воинов, сопровождавших Телора, рослый усач, не пробасил, отвлекаясь от полировки меча:

– Соглашаться не вздумайте! У этого прохиндея не выиграть, и впятером сговорившись.

– Навет! – возмутился Тарри вполне искренне. – Чтоб меня молния поразила, если я жульничаю!

– Так кто про жульничество говорит? – удивился усач. – Удачлив больно. Обманщика-то хоть вразумить можно, поколотив, а с везунчиком-то что делать? Вовсе играть не садиться разве.

Тарри отвернулся, изображая смертельную обиду, и скрестил руки на груди.

– Ну и не садитесь, если не хотите. А я тогда не расскажу, в какую сторону в дозор ходить нельзя, потому что там госпожа киморт, ясноокая дева, купаться любит. И ещё не скажу, с какого куста ягоды рвать нельзя, потому что там пелёнки сушились. Ничего не расскажу, в общем, грустить пойду.

И шагнул вперёд.

Далеко не ушёл, впрочем. Одна из всадниц, рыжеволосая и коротко стриженная женщина лет пятидесяти с виду, задержала его, приобняв за плечо.

– Полно сердиться, красавчик. Так и быть, я с тобой сыграю. Что ставить будем?

– Как что? – не растерялся Тарри. Выудил невесть откуда бубен, извернулся на месте, ударил в него раз, другой – и замер, улыбаясь. – На танец! Если я проиграю, то я с тобой вечером танцую, а если ты проиграешь – то ты со мной! Ну как, идёт?

– Идёт! – усмехнулась рыжая всадница по-разбойничьи. – А теперь, будь добр, подскажи, куда ваша дева купаться ходит. Может, мне тоже надо.

После этого дело пошло на лад. И, когда Телор с Эсхейд вернулись наконец, посвежевшие и спокойные, то кьярчи уже вовсю балагурили с дружинниками, рассказывали о лучших местах для выпаса гурнов и рыбной ловли – и бойко подсчитывали запасы вина, прикидывая, хватит ли на всех. За ужином тоже сели вместе, вперемешку. Разве что для кимортов, Сэрима с младенцем и госпожи наместницы запалили отдельный костёр, обложенный камнями: на них и лепёшки подогревать было удобнее, и искры так не стреляли в стороны.

– О твоих подвигах я наслышана, ясноокая дева, – с ходу сообщила Эсхейд, наполнив свою миску густой ароматной похлёбкой. – Но всё же хотела бы услышать о них из первых уст: в пересказе половина правды теряется.

С этим Фогарта была согласна, а потому больше часа потратила на то, чтобы изложить историю своих скитаний в пустыне, дополняя её размышлениями, к которым пришла спустя некоторое время, оглянувшись назад. О связях между севером и югом; о том, что на Земле злых чудес киморты появлялись слишком редко, а рабов оказалось слишком много для «случайных жертв», и обставить похищения с такой хитростью и ловкостью сами работорговцы просто не могли – не хватило бы ни опыта, ни знаний, а одна-единственная ошибка грозила обернуться катастрофой… О том, что похищенных детей-кимортов на юге кто-то должен был обучить тому, как делать самоцветные вставки для морт-оружия – и о том, что купец Дурген, похоже, хорошо знал по крайней мере одного киморта из Шимры и не боялся вызывать его как свидетеля в весьма щекотливом деле.

– Значит, думаешь, что замешан Ишмират? – спросила Эсхейд, выслушав её. – Или только ваш цех?

Вопрос был с подвохом; Фог нахмурилась.

– Ни то, ни другое, – сказала она наконец. – Ишма у нас очень молод, ему и пятнадцати нет. За него правят советники, евнухи и наложницы, и никто из них не набрал ещё столько власти, чтобы замыслить сложную интригу. Но если б он узнал о работорговле, то мог бы, наверное, подумать, что это не его дело… верней, что ему выгодней не вмешиваться, потому что всё происходящее ослабляет север.

Телор поморщился:

– Мы и так вам не соперники. В одной Шимре две сотни кимортов, а в целом Ишмирате, верно, с полтысячи. – Он пригубил кисловатое подогретое вино и чуть смягчился. – А у нас едва ли два десятка, включая меня – это в Хродде, а всего-то не больше сорока, из которых взрослых половина только… Нет-нет, это на место поставь, тебе рано ещё.

Он ловко забрал у неё кубок с вином – и поменял на такой же, только с настоящим восточным чаем из наместничьих запасов.

«Значит, сражаться, карать работорговцев