ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая - РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК

Девушка, как только осознала сказанное, взвилась с места и рванулась к выходу. Капитан Шнуров, болезненно подхихикивая, пытался превратить Комиссарову выходку в подобие милой шутки и забормотал нечто утешительное — дескать, вернитесь, Хелла, вернитесь, товарищ комиссар изволил просто... сострить! По-своему, по-рабочему!..

Разведчица взлетела вверх по лесенке и бежала, должно быть, себя не помня, мимо политотдельского дома. Снег так и скрипел под ее сапожками.

— Разрешите догнать, товарищ комиссар! — взмолился Шнуров. — Ее вызывают нынче в Разведотдел фронта. Есть телефонограмма... Как бы она там чего не ляпнула... хи-хи-хи...

У Шнурова был такой тон, каким слабодушные мамаши заискивают перед избалованным, капризничающим чадом.

— Ну, давай, давай, — бурчал комиссар, видимо, что-то сообразив, — там у себя хоть целуйся со всей этой кодлой, но ко мне сюда — не води! Ведь говорил тебе уж про это... Здесь им вынюхивать нечего!.. Вы, товарищ ко мне? По какому вопросу?

Это относилось к Рональду. У комиссара Денисюка абсолютно отсутствовала память на лица. Он не узнавал никого, даже если накануне долго беседовал с человеком.

— ПНШ-1 Первого полка, старший лейтенант Вальдек! Прибыл по вашему приказанию с трофейной сумкой, отобранной у задержанного финского почтальона!

— А, ну-ну! Давай сюда, побачым, подывымся! С содержанием знакомился?

— Никак нет, товарищ комиссар! По-фински не понимаю. Не розумию!

Комиссар нахмурился сурово.

— Что же это, у тебя в полку ни одного карела нету, что ли? Надо было подготовиться к докладу мне заранее... Когда взяли «языка»?

— В один час ночи, товарищ комиссар.

— А сейчас — пятый! Можно было бы успеть и подготовиться! Донесение, как был взят «язык», составил?

— Привез донесение из батальона. Комбат составил...

— Давай, показывай!

Товарищ Денисюк долго читал про себя, шевеля губами, казаковское описание на полутора страничках, «как был взят» заблудившийся финский почтальон. В этом документе комбат Казаков все же не удержался в сфере фактов и слегка ударился в фантастику — написал, что почтальон при аресте оказал отчаянное сопротивление, отстреливался, кого-то ранил. Ничего этого не было и в помине! Однако, такая слабая доза фантастики только разозлила комиссара. Он развел руками и простонал зычно:

Ну и дубье! Твою мать совсем!.. Такое дело не умеют подать как следует! Взять взяли, а толку-то при таком донесении?! Тьфу! Где тут выпячена наша заслуга? Как отражено моральное состояние наших героев-бойцов? Никак? «Языка» мы взяли благодаря отличной политподготовке, благодаря воспитанному в массе пламенному патриотизму, смелости, самоотверженности!.. А вы, штабной командир, такое аполитичное донесение везете в вышестоящий штаб, даете ему зеленую улицу! Нет в вас никакой гордости за родную дивизию, никакой смекалки военной нет... Мать вашу... совсем!

Наверху сильно захрустел снег, прошелестел и затих около самого блиндажа легковой автомобиль. На миг брызнули в ночь и тут же погасли фары.

— Вот, уже прислал машину штаб армии! А мы так ничего и не знаем о содержании трофейной сумки... Это ваша недоработка, товарищ старший лейтенант! Видать, нерадиво служите, как я понимаю!.. Можете быть свободны!

* * *

...У Шнурова, уронив локти на стол, открыто, по-девичьи, плакала разведчица Хелла. Ее шапочка свалилась на пол, волосы слегка растрепались, она что-то бессвязно произносила, а Шнуров держал у ее лица стакан воды и нерешительно покушался погладить непокорную прядку светлых кудрей. Вошедшего Рональда она сразу узнала, сбивчиво, с заметным акцентом, заговорила:

— Как смеет комиссар говорить про меня такое слово? Разве я — шпионка для него? И вы думаете, в первый раз слышу? Нет, у нас везде такое отношение к этой работе... Почему вы ему не объяснили, почему никто не может меня защитить перед такими, как ваш комиссар?..

В блиндаж заглянул шофер армейского автомобиля.

— Кто тут еще со мной ехать должен? Давайте в машину, побыстрее?

Девушка машинально глотнула воды, вытерла слезы и вышла за шофером. Напутствуя ее, Шнуров что-то пытался втолковать, убеждая, вероятно, не принимать близко к сердцу грубую шутку товарища комиссара. Как он преуспел в этом и что рассказала Хелла в разведотделе армии, Рональд не выяснял впоследствии, зато вот что он услышал от начальника дивизионной разведки, когда тот, проводив машину, воротился в блиндаж. Оказывается, разведчица Хелла только нынче ночью благополучно перешла фронт, как и намечалось, в расположении Второго полка дивизии генерала Мельшина. Шнуров успел расспросить ее лишь наспех, но услышанное было ценно. В частности, удалось несколько уточнить потери противника от снайперского огня и наших артналетов. Особенно эффективным был подготовленный Рональдом налет на «хитрый домик».

Все подтвердилось: и Рональдова догадка, и предполагаемые результаты операции. Благодаря точности предварительных наблюдений, правильному расчету, скрытной пристрелке реперов и отличным попаданиям, сосредоточенный залп почти полностью разрушил здание, куда собрались не только финские, но и германские офицеры, приглашенные на праздник из глубокого тыла. После артиллерийской атаки и пожара, из под руин здания было извлечено 24 тела финско-немецких офицеров и двенадцать женских останков... Притом похоже, что откопали еще не всех...

Уже при свете дня Рональд отправился восвояси. Темные предчувствия его томили, да и не первый день? Отношение комиссара Денисюка было отчетливо недружелюбным — верно, с фамилией Вальдек он ассоциировал что-то нехорошее! Угнетало полное бессилие, абсолютная невозможность доказать этим политотдельским людям, что Рональд Вальдек... такой же советский патриот, как и они сами, и не отягощен никаким грехом, кроме звуков своей нерусской фамилии! Ах да, впрочем, лежит еще на совести... папина судьба! Увы, формула о сыне, якобы не отвечающем за отца, была чистой пропагандой, совершенно не подтверждаемой в реальной действительности. Да еще как отвечает! Всей собственной судьбою, всей жизнью...

Его дорога шла на северо-восток, и в глаза ударил из-за края облаков ранний солнечный луч. Лес по обе стороны дороги «Стикса» был старый, еловый, темно-синий. Нетронутые сугробы таили минные противотанковые сюрпризы, чуть отклонись в сторону. Вот место, где были расстреляны жулик-почтарь, и его подручный. Они, при доставке почты из Песочного в полки, курочили (т.е. вскрывали) пакеты, подозрительные насчет денежных вложений, столь частых в письмах солдатам... Деньги матерей, жен или сестер жулики извлекали, вскрытые письма тут же сжигали. Их уличили на месте, дознание провел Рональд, отпереться им было невозможно. Почтаря-сержанта и его подручного приговорили к расстрелу, а солдаты потребовали, чтобы казнь совершилась на месте преступления, там, где горели письма родных. Над этим, слегка занесенным метелью кострищем, обоих заставили стать на колени и принять смерть на глазах выстроенных вдоль опушки однополчан. Кажется, это был единственный из десятков расстрелов, когда эти однополчане искренне одобряли приговор и его исполнение...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});