Жонглёр с тиграми - Нил Келли

Но Джордж воспринимал рост местного населения так, словно это была накапливающая силы вражеская армия.

— От них надо было избавляться с самого начала, — укоризненно говорил он. — А теперь, сэр, они тут повсюду. И по-прежнему воруют ваше электричество, — добавлял он, показывая мне на незаконный кабель, протянувшийся от Кум-Кума в джугги.

Насчёт воровства электричества я не раз говорил с управляющим нашего офиса, но он ничего не предпринимал. Но с другой стороны, я не получал счета за электричество ни одного раза — после того, который так развеселил бывшего чаукидара. Можно было подумать, что электричество я получаю бесплатно — когда, конечно, его не отключают.

— Они не хотят нам ничего дурного, — пытался успокоить я Джорджа.

Джордж покачал головой.

— Нет, сэр, они опасные люди.

— С чего ты взял?

— Вчера только повар рассказал мне, что они угрожали убить его.

— Неужто они попробовали его стряпню?

— Я говорю серьёзно, сэр. Они не любят христиан.

Надо сказать, что повар, его семья и его служанка были, как и Джордж, христианами. Я, кстати, тоже. Во что верит Фредди-чаукидар, я не знал. Может, он поклонник вуду[206]? А мали, вне всякого сомнения, поклонялся Луне.

— Он очень боится, — продолжал Джордж. Что, разумеется, следовало понимать как «я очень боюсь».

— Ничего с нами не случится, не беспокойся, — кажется, в пустыне я заразился от продюсера несколько легкомысленным отношением к жизни. К тому же нас защищал Уилбур, а на крайний случай в запасе была тягучая ударная музыка в неограниченном количестве. Если американское правительство научилось покорять диктаторов при помощи громкой рок-музыки у них под окнами[207], то, несомненно, хорошо растянутые и особо ударные хиты группы «Megadeath» помогут держать в узде любых злоумышленников.

— Нет, сэр, вы не понимаете, что это за люди. А эти люди опасны! — заключил Джордж. Снова, как и в случае с чаукидаром-затворником, слова «эти люди» он произнёс таким тоном, что мне вдруг показалось — сейчас он сдерёт с себя человеческое лицо, а под ним окажутся проводки и мигающие транзисторы. Шофёр с планеты Дрог.

В субботу горластая толпа принялась устанавливать перед самыми воротами Кум-Кума огромный тент, причём они использовали ограду Кум-Кума в качестве опор для растяжек.

— Они говорят, что это на всю ночь, — пожаловался Джордж, явившись ко мне на ногах, полных свежим стрессом.

— Что на всю ночь?

— Свадьба. Возле вашего дома, — Джордж подождал, как я отреагирую, но поскольку реакции с моей стороны не было, он объяснил: — Будет музыка. Очень-очень громкая. И фейерверк.

Как я уже говорил, к этому времени я часто ощущал фейерверк в собственной голове. Возможно, для разнообразия стоит полюбоваться обыкновенным.

— Это будет ужасно, — пообещал Джордж.

— Если будет чересчур ужасно, уедем куда-нибудь.

— Но они займут всю дорогу, мы не сможем выехать. Если ехать, то сейчас.

— Не то чтобы я очень хотел куда-то ехать сейчас, но если мы всё-таки поедем, то куда?

— Может быть, ко мне в гости, сэр? — Джордж посмотрел на меня умоляюще. — Сегодня у моего младшего сына день рождения.

Мимо нас прошёл повар. Я спросил, что будет на ужин.

— Рыба, сэр.

Я решил ехать.

* * *

Джордж жил на окраине западной части Дели. Пока мы добирались до его дома, я наконец осознал, насколько же выросла столица. Если в 1947 году в Дели жило восемьсот тысяч жителей, то теперь население столицы превышало десять миллионов. Подобно Лос-Анджелесу, город расползся, как пятно нефти по воде; но в отличие от Лос-Анджелеса, у него не было такой геометрической структуры и нормальной городской инфраструктуры. Здания строились там, где казалось удобнее, а дороги и улицы прокладывались потом, как получится. Некоторые «улицы», для которых не нашлось выхода, неожиданно обрывались у чьего-то порога, а затем продолжались по другую сторону дома. В нумерации домов не было никакой логики и последовательности. Ещё когда я разыскивал Кум-Кум, я выяснил, что дома нумеровались в порядке приобретения земельных участков, и номер 54, к примеру, мог оказаться зажатым между 19 и 92.

— Как ты добираешься по вечерам домой? — спросил я примерно через час езды. Каков вопрос, таков и ответ:

— С трудом, сэр.

Но я подставился со своим вопросом. Джордж продолжил:

— Мне приходится ехать на нескольких автобусах, сэр. Иногда следующий автобус приходится долго ждать — тогда дорога занимает больше двух часов. Если бы у меня был мотороллер… — с надеждой добавил он.

— Увы, Джордж, — поспешил перебить его я, — в жизни так много этих «если бы»!..

Наконец мы приехали. Дом Джорджа — лачуга примерно три на четыре метра — стоял в узком и грязном тупике; при домике был дворик с засохшей пальмой в большом глиняном горшке и верёвками, на которых безвольно висело сохнущее бельё. Ветхая занавеска с напечатанными на ней зверушками из «Сказок матушки Гусыни»[208] скрывала уборную в углу.

— Добро пожаловать, сэр, — торжественно пригласил Джордж. Его семья высыпала встречать нас. — Это миссис Джордж, — представил он свою супругу и, пропустив старшего сына и двух дочерей, указал на младшего: — А это Августин. Ну, Августин, скажи дяде, сколько тебе сегодня исполнилось!

Вместо ответа юный Августин громко заплакал. Вероятно, ему не понравился свежеиспечённый родственник-европеец.

— Тише, тише, не надо плакать, — попыталась успокоить его миссис Джордж. — В день рождения надо веселиться!

Мальчик продолжал плакать.

— Ему пять, — сказала мне мать.

— Зайдите в дом, сэр, — предложил Джордж. Он посадил всхлипывающего сынишку на плечи и первым вошёл в дверь.

После яркого света на улице тут было темно, как в желудке. Когда мои глаза привыкли к сумраку, я разглядел, что стены увешаны литографированными иконами, включая кричаще яркий, но потрёпанный плакат, изображающий распятие Христа. Из мебели были только какие-то ящики и несколько подушек. На небольшой печке[209] что-то варилось в горшке.

Джордж велел одной из дочерей принести стул, она откуда-то его принесла, поставила в самом центре комнаты и Джордж пригласил меня сесть. Я уселся, став центром внимания в самом буквальном смысле. Джордж выволок из угла старый жестяной сундучок, открыл и принялся гордо показывать мне поблекшие фотографии времён его службы в армии, короткой карьеры боксёра и работы бригадиром на стройке в Ираке.

— Надо было мне остаться там, сэр, — вздохнул он, разглядывая карточку. — Платили хорошо, очень хорошо. А водитель — это не моё…

— Джордж! — остерегла его жена.

Чувствуя возникшее напряжение, я сменил тему, спросив, где они все спят. Вместо ответа мне немедленно продемонстрировали — где. Словно из ниоткуда возникли матрасы из кокосового волокна, их разложили по полу так, что они покрыли его целиком. Вышла одна огромная общая кровать. Джордж и его семейство улеглись, вытянувшись бок о бок, точно оловянные солдатики в коробке.

— Только он храпит, — пожаловался на отца маленький Августин, который уже не плакал.

— Да, мы все плохо спим, потому что папа очень громко храпит! — в один голос закричали остальные ребятишки.

— Папа наш всю ночь храпел, нам ужасно надоел! — пропела одна из девочек.

— Прекратите! — сердито оборвал их Джордж. — Сэр, может быть, вы хотели бы выпить?

— С удовольствием, — согласился я. — Спасибо.

Мне было интересно, чем он меня угостит: ведь по его словам, сам он не пил. К моему ужасу, Джордж достал бутылку «Тандерболта», вылил половину в стакан и вручил его мне. После нескольких глотков я почувствовал, что готов хоть сейчас сесть за руль грузовика с луком и гнать его в Джайпур.

— Сэр, у вас паспорт с собой? — неожиданно спросил Джордж.

— В машине, в кейсе. А что?

Может быть, он хочет, чтобы мы все немедленно сбежали из Индии?

— Дети любят разглядывать паспорта, — объяснил Джордж и добавил патетически: — Возможно, это единственное, что будет в их жизни как-то напоминать поездку за границу…

Принесли кейс, я вручил Августину свой паспорт. Его брат, сёстры и даже мать столпились вокруг.

— «…просит и требует… именем Её Величества… позволять предъявителю сего свободно… и беспрепятственно…» — прочитал вслух старший мальчик «Обращение», напечатанное на внутренней стороне корочки паспорта. Как-то в Танжере, где некий арабский клептоман украл мои деньги и авиабилет, я предъявил сей ультиматум марокканскому полицейскому, торжественно зачитав его и особо подчеркнув голосом слова «предоставляя предъявителю сего необходимую помощь и защиту». В ответ полицейский только засмеялся — и выдрал из паспорта страничку с моей фотографией, в результате чего паспорт стал недействителен. Это стоило мне нескольких дней хождений по бюрократам.