Семь ангелов - Николай Усков

«Мышление средневекового схоласта предельно каталогизировано. Все прекрасное должно быть упорядочено. Ангелы – это прекрасно, а потому имеют свою иерархию. Существует три иерархии: наднебесная (Троица), небесная (ангельская) и поднебесная (прелаты и государи). Число три является определяющим в структуре всякой иерархии. Ангельская иерархия – есть эманация божественного света, в которой высшие освещают, средние передают свет, низшие освещаемы. Итак, наши девять ангельских чинов (без праведников) разделены на три триады: серафимы, херувимы и престолы; господства, силы и власти; начала, архангелы и ангелы. Согласно мнению философов, достойных доверия, – уточнил лже-Гандон, – серафимы имеют шесть крыльев, херувимы – четыре, престолы – два, господства – шесть, начала – четыре, власти – два, силы – шесть, архангелы – четыре, ангелы – два. То есть внутри каждой триады количество крыльев убывает на два. Неудивительно, что люди, обладающие маниакальной страстью к иерархиям и различению понятий, придумали готику – застывший в камне винегрет чисел, имен и силлогизмов. Вся эта махина смыслов несется вверх, к небу, стрельчатыми окнами, острыми сводами, вытянутыми ликами святых, шпилями, башнями. Она словно штопор, ввинченный в небо. Так и мысль схоласта постоянно обращена в Эмпирей, прочь от бледных теней сущего».

То, что открывалось взору лже-Гандона, нельзя было назвать бледными тенями. Тонны жирных туш, словно тюлени на лежбище, громоздились на узкой полоске пляжной гальки: они лежали, тискались, ворочались, жевали сэндвичи, мазали друг друга кремом. Между них сновали шустрые торговцы – негры и пакистанцы – с платками, бижутерией и мороженым. Лже-Гандон вспомнил Плотина: чтобы познать мир, нужно закрыть глаза. «Как я его понимаю! Хорош же наш реализм – пошлая жизнь разжиревших недоумков. Она ли должна занимать ум философа? Нет, в Средние века реальным называли только тот, лучший, мир, скрытый от смертных глаз, куда можно было проникнуть либо в молитвенном экстазе, либо по лесенке безупречных логических посылок. Лже-Гандон вернулся в свой Эмпирей:

«Ангелы – посредники между Богом и миром людей. Ангелов – правителей планетарных сфер – семь: Кахабиэль, Кадасиэль, Самаэль, Рафаэль, Абраэль, Михаэль и Габриэль».

– Ва-а-ль, а Ва-а-ль, – услышал он русскую речь, – не поедем в ентот Сент-Тропез. Мне и тут хорошо.

– Дура, нужно говорить Санкт-Тропе.

– Какая, на х… разница! Я кушать хочу. Ва-а-аль!!! Ну, я ж на каблуках, не чеши так.

Голоса принадлежали невысокому мужчине и крашенной в баклажан девушке. Мужчина гордо нес впереди объемное пузо, приближавшееся к состоянию передней жопы. Пузо обтягивала майка с надписью Reebok. На ногах у русского были спортивные трусы с лампасами и сандалии, надетые поверх бежевых носков с узором елочкой. Лицо выражало презрение к окружающему миру, недостойному тех денег, которые были уплачены за турпоездку. Девушка неловко шла на высоченных каблуках, в мини-юбке и леопардовом топике, обнажавшем плечи и живот. Лже-Гандон подумал: «Русские девушки хороши, но совершенно не понимают главного правила элегантности: оголять надо что-то одно – либо ноги, либо плечи. Ну уж про голый живот тем, кто придумал правила элегантности, даже не могло прийти в голову. Бедный мир».

«Есть еще и сенаторы, – продолжил прохожий, – восседающие в барониях на почетных тронах семи сфер тверди небесной: Орфинель, Сингра, Дампнааль, Кальми, Асинор, Паскар, Боель. Интересно, какую из этих двух иерархий подразумевал папа Климент VI. «Семь ангелов хранят секрет…», – повторил он слова, которые занимали его не первый день.

Кап-Ферра

Ирина Сергеевна вышла на крыльцо виллы встречать Алехина. Она неожиданно обняла его. Кен выразил соболезнования. Ирина Сергеевна грустно хмыкнула и сообщила:

– Не обращайте внимания на Полину. Она тут никто, – в голосе Ирины Сергеевны звучали незнакомые покровительственные нотки. «Неужели она теперь наследница?» – пронеслось в голове у Алехина.

– Я должна сказать вам что-то очень важное, – продолжила Ирина Сергеевна, – хотите выпить?

Они прошли на террасу. Прямо у балюстрады стоял мужчина в мятом белом костюме, смотрел на море и курил сигару.

– Знакомьтесь, – деловито предложила Ирина Сергеевна, – мой старый приятель… – она не успела договорить.

– Здравствуйте, Иннокентий Александрович, – мужчина обернулся, аппетитно выпустил дым и расплылся в приветливой улыбке. В лице его не было ничего примечательного, обычное такое лицо. Алехин отметил только серый галстук в мелкую салатовую клетку. «Преппи-стайл», – одобрительно решил он. В переводе с глянцевого на человеческий это означало, что мужчина оделся в духе частных колледжей восточного побережья США, когда там еще не перешли на мешковатые джинсы и бесформенные майки.

– Петр… – Кен замялся.

– Петр Евгеньевич Севастьянов, полковник ФСБ, – помог ему мужчина.

– Вы, я вижу, знакомы. Отлично! – подытожила Ирина Сергеевна. Женщина явно суетилась. Движения ее были бестолковыми и резкими. Она схватила со стола бокал, спросила сама у себя «Что это?», быстро отхлебнула, поморщилась – «Тьфу, коньяк!», поставила бокал обратно, вновь взяла и выпила залпом. Кен наблюдал за Ириной Сергеевной с тревогой.

– Да, мы знакомы с Иннокентием, – прервал Севастьянов затянувшуюся паузу. – Давняя история, Ириша… – От этого ласкового «Ириша» на террасе потеплело. – Если разобраться, поразительное вышло совпадение: Иннокентий Александрович и тогда оказался в эпицентре детектива со множеством жертв.

– К делу, – Ирина Сергеевна показала на диван и кресла. Именно здесь два дня назад Кен пил вино с Лизой и слушал бредни Ксантиппы. «Если бы можно было все остановить. Все – это что? – спрашивал сам себя Алехин. – Кто мог подсыпать яд девушке? Кто напал на меня в парке и превратил в овощ?»

Появился седой дедушка в белом кителе. Ирина Сергеевна попросила еще коньяку. Алехин ограничился rosé. Севастьянов последовал его примеру. Он сообщил, что юг Франции – единственное место, где rosé пьется легко и непринужденно. Прохладное колючее вино освежало. Кен выпил свой бокал почти залпом.

– Налейте себе еще, не стесняйтесь, – сказала Ирина Сергеевна. Все-таки это был не покровительственный тон, решил Алехин. Ирина Сергеевна находилась в состоянии истерического возбуждения.

– Я была там, – заявила она. Кен разглядел на шее Ирины Сергеевны большие красные пятна. Несомненно, она очень нервничала.

– Где ты была, Ириш? – удивился Петр Евгеньевич.

– У Феди, конечно. В день, когда он пропал. Я все видела, – она отхлебнула коньяку, поморщилась, судорожно повела плечами, и продолжила: – Я видела Полину. Именно Полина дала девочке яд. Я узнала. Мария Терезия. Вена.

– Простите, – опешил Алехин. С Ириной Сергеевной творилось что-то неладное. – Какая Мария Терезия?

– Как какая? – изумилась Ирина Сергеевна. – Конечно, императрица. – Алехин понимающе кивнул, но тотчас глянул на собеседницу с опаской.

– То есть, вы хотите сказать, что Мария Терезия, императрица Священно-Римской империи, как-то причастна к гибели Лизы?

– Разумеется. – Ирина Сергеевна смотрела на Кена с досадой.

– Ирина Сергеевна, – твердо начал Алехин, – я понимаю, смерть дочери… Но Мария Терезия… Это же двести с чем-то лет назад.

– Какая глупость! – воскликнула Ирина Сергеевна. – Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума. – Она допила коньяк, снова поморщилась, снова судорожно повела плечами и только потом продолжила: – Это табакерка со снотворным… Я видела ее у Полины.

– Табакерка с портретом Марии Терезии? – уточнил Севастьянов.

– Именно.

– Полиция обнаружила там яд? – вновь поинтересовался полковник.

– Не знаю, – сказала Ирина Сергеевна, но я видела ее в Лизиной комнате сегодня утром…

– Минуточку, – перебил Севастьянов. – Ты сказала, что была в Авиньоне, – он вернул разговор в нужное русло, а затем умолк, предоставив Алехину задавать вопросы.

– Ну так вот, приезжаю в Авиньон… Я еще удивилась, что никого нет.

– Никого?

– Ну, конечно! Обычно там охрана. Вечный Игорь Петрович – Федин начальник охраны. А здесь – никого.

– Очень любопытно, – Алехин глянул на Севастьянова. Тот сидел с покерным лицом и попыхивал сигарой.

– Федя был жив-здоров и даже весел. Копался в каких-то бумагах. На вопрос «Где все?» – он пожал плечами. Тут появилась она…

– Полина?

– Да нет, его ассистентка. Помогала с латинским переводом. Она где-то в доме была. Я еще подумала, неужели у него с ней роман. Она, знаете, такая непростая девочка. На первый взгляд ученая крыса. Вы, Кен, таких дурнушками-интеллектуалками называете. Мне Лиза читала ваш… как это? Блог? – Ирина Сергеевна имела в виду нашумевший пост Алехина в ЖЖ. Однажды он довольно грубо прошелся по московскому околоинтеллектуальному болоту, в котором задавали тон женщины с толстыми лодыжками, в очках и крикливой бижутерии. Их неудовлетворенная сексуальная энергия мутировала в энергию критическую. Они были постоянно чем-то недовольны, оскорблены и потрясены, но пуще всего ценами на лифчики, социальным дарвинизмом, творчеством писателя Виктора Ерофеева, гламуром и террором женского глянца.