Через невидимые барьеры - Марк Лазаревич Галлай

жизни несколько десятилетий назад, не очень-то уместно возвращаться к узкоспециальным, профессиональным спорам, порожденным когда-то его деятельностью. Но горячие споры о различных стилях полета продолжаются с не меньшей страстностью, особенно среди молодых пилотов, и в наши дни. И в этих спорах имя Чкалова повторяется едва ли не чаще, чем любое другое: его призывают в свидетели, на него ссылаются, этим именем клянутся.

Спустя полвека после гибели Чкалова в прессе неожиданно появились новые публикации, посвященные обстоятельствам этого трагического события. Что ж, история есть история, и стремление познать ее в истинном виде закономерно. Однако из всего высказанного в ходе этой возродившейся дискуссии, если исключить наиболее спорные и голословные утверждения и предположения, остается по-прежнему главное: отсутствие должного порядка на летно-испытательной станции КБ Поликарпова, поспешный выпуск в первый полет опытного самолета И-180 с неустраненными дефектами и неподготовленного к эксплуатации в зимних условиях. Ну и, к сожалению, сопутствующее: неограниченное доверие Чкалова к главному конструктору и его сотрудникам, полная уверенность летчика в безотказной работе мотора, даже не утепленного по всем правилам… Думая о гибели Чкалова, не могу отвлечься и от того, что в том же КБ в течение нескольких лет погибли кроме него и П.Г. Головин, и М.А. Липкин, и Т.П. Сузи, и В.А. Степанченок – едва ли не больше испытателей, чем во всех прочих наших самолетостроительных конструкторских бюро, вместе взятых. Случайное совпадение? Не знаю. Но боюсь, что скорее – стиль работы…

Сейчас, в наши дни, приходится порой слышать мнение, будто главным делом всей жизни Чкалова был перелет в Америку, выполненный им вместе с Байдуковым и Беляковым. Не уверен в правомерности самой постановки такого вопроса – сначала надо договориться о том, что мы будем понимать под «главным делом». Но, даже с такой оговоркой, думаю, что главным делом – в любом значении этого выражения – жизни Чкалова было испытывать самолеты. А перелет (точнее, два перелета: через Арктику на Дальний Восток и через Северный полюс в Америку), при всем своем огромном пропагандистском и практическом значении, представлял собой, наподобие находящейся над водой верхушки айсберга, лишь малую, видимую часть огромной работы, более того – целой жизни, прожитой в авиации Чкаловым, Байдуковым, Беляковым и еще многими умными, самоотверженными, преданными своему делу людьми.

Мое знакомство с этим человеком, к сожалению, не было очень близким и продолжалось всего около двух лет – в декабре 1938 года Чкалов погиб при испытании нового самолета.

И тем не менее могу с полным основанием сказать: наше знакомство. Хотя, будь на месте Чкалова человек с другим характером, конечно же, никакого знакомства не получилось бы – здоровались бы при встрече, и все… Судите сами: с одной стороны, национальный герой, человек мировой известности, непререкаемый авторитет в своем деле, а с другой – зеленый юнец, фактически делающий в испытательной авиации еще самые первые шаги. Так вот: для Чкалова в этом препятствия не было. Не теми мерками определялся его интерес к людям.

Увидев Чкалова впервые, я, каюсь, проявил интерес к нему только как к «знаменитости» и заметил в его облике лишь то, что прежде всего бросалось в глаза. Внешняя манера его поведения была грубоватая: он с первого знакомства именовал собеседника на «ты», широко орнаментировал свою речь фольклорными терминами и не пытался выдавать кефир за свой любимый напиток. Все это, повторяю, легко бросалось в глаза даже такому поверхностному наблюдателю, каким был я. Но вскоре произошел случай, открывший Чкалова с новой, неожиданной для меня стороны. В жизни одного из наших коллег возникла сложная ситуация личного характера, которую он очень остро переживал. И вот в комнате летчиков я как-то обнаружил, что, едва тема общего разговора, перескакивая с одного предмета на другой, отдаленно приближалась к тому, что могло затронуть душевные переживания нашего товарища, Чкалов неизменно очень тонко, но решительно поворачивал беседу в безопасную сторону. Это было новым для меня в его облике и заставило призадуматься.

Еще одна, может быть, мелкая, но характерная для Чкалова деталь. Е1осле перелета через Северный полюс в Америку он привез с собой легковую автомашину – блестящий темно-синий «Паккард». В те годы личная автомашина, а тем более столь шикарная, была редкостью. Так вот в этом автомобиле Чкалов никогда не уезжал с работы один. Если полный комплект пассажиров не набирался на аэродроме, он продолжал подбирать людей, которых обгонял по дороге, и успокаивался лишь тогда, когда машина была полна.

Много лет спустя после гибели Чкалова зашел у меня разговор о нем с человеком, близко его знавшим, выдающимся советским летчиком-испытателем Владимиром Константиновичем Коккинаки. Интересны его высказывания.

«Сложный он был человек: и грешный, и светлый, – рассказал он мне. – Вот зовет меня как-то в гости. А жил он тогда в гостинице на улице Горького, во дворе дома, где сейчас театр имени Станиславского. «Хорошо, – говорю, – приду». – «Только вина захвати! Без вина не приходи…» Ну что тут скажешь? Ясно вроде бы, какие интересы у человека… Потом уж я понял: это он от Ольги Эразмовны маскировался… Но погоди! Вот тебе другой случай. Приключилась у меня авария – подломал машину. И так все сложилось, что доказать, что не виноват, трудно. А по тем временам за это под суд отдавали! И вот сидим мы с Чкаловым на завалинке у края аэродрома. Грустно мне, конечно. И вдруг Чкалов говорит: «Ты, брат, постарайся выкрутиться. Я в тюрьме сидел. Тоже за поломку. Плохо там… Может быть, деньги надо – за ремонт заплатить? У меня сейчас есть, получил пять косых за испытания. Надо – так бери».

Дело у меня обошлось. Ремонтировать самолет за свой счет не пришлось. Но характер Чкалова в этом разговоре проявился, можно сказать, до конца».

Таков был Чкалов не только в малом, но и в большом.

Однажды – это было меньше чем за год до его гибели, в недоброй памяти тридцать седьмом году – на нашем аэродроме случилась поломка одного самолета, и в связи с этим сразу же, буквально через час, были арестованы два механика, обслуживавших эту машину. Проведенный немедленно, по горячим следам, технический разбор происшествия с полной очевидностью показал, что дефект, вызвавший поломку, был не эксплуатационного, а производственного происхождения. И тут не кто иной, как Чкалов, поднял свой голос протеста против совершившейся несправедливости. Он поехал в Наркомат внутренних дел, добился (это само по себе было, видимо, очень непросто), чтобы его выслушали, настойчиво доказывал там полную невиновность обоих механиков, бросил на чашу весов весь свой немалый авторитет и в