Феникс или возрождённый оккультизм - Мэнли Холл

Скептики, хотя и озадаченные специфическими способностями мадам Блаватской, оставались непреклонными. «Таинственная мадам» находила утонченное наслаждение в том, чтобы приводить в замешательство неверующих, которые отказывались признавать то, что было — и они сами это понимали — очевидными фактами. Возьмем, к примеру, одного молодого профессора, посетившего несколько собраний искателей острых ощущений в апартаментах мадам Блаватской. Он хотя и слышал постукивания по стенам и мебели, но, как Фома неверующий, все время оглядывался по сторонам, ища какой-нибудь подвох. Е.П.Б. сидела в дальнем конце комнаты, явно не обращая никакого внимания на уничтожающие реплики не изменившего своих воззрений гостя. И тут совершенно неожиданно для профессора произошло нечто в высшей степени антинаучное — постукивания сами собой локализовались на внутренней поверхности его очков и стали такими сильными, что очки буквально слетели с его носа, что привело его в крайнее волнение, смешанное со страхом. В другой раз одна очень самодовольная и умудренная опытом дама своим неверием заслужила резкое замечание. Она задавала какие-то дурацкие вопросы, пытаясь непочтительным отношением показать свое превосходство. Как описывает этот инцидент Синнетт, она вдруг сильно побледнела и, вскочив со стула, зажала себе рот рукой. Ее лицо исказилось от страха и изумления. Собравшиеся многозначительно переглянулись, потому что еще до ее признания поняли, что она ощутила постукивания у себя во рту. Как она сама позже созналась, от золота ее вставных зубов исходил совершенно дикий шум.

Как-то раз в гостинице в Александрии мадам Блаватская и ее знакомый сидели на диване и разговаривали. Перед ними на низеньком табурете стоял поднос с бутылкой ликера, какое-то вино, бокал и стакан для вина. Когда джентльмен поднес бокал к губам, тот вдруг разлетелся на мелкие кусочки у него в руках. Мадам Блаватская весело заметила, что она не только не любит ликеры, но и с трудом выносит тех, кто употребляет их в слишком больших количествах. Ее собеседник, хотя и удивленный этим обстоятельством, солгал, как подобает джентльмену, заявив, что бокал очень тонкий и, вероятно, просто треснул и что это не имеет никакого значения, ведь было бы просто смешно предполагать, что она принимала какое бы то ни было участие в этом происшествии.

Приводится с разрешения Храма Человечества, Халсион, Калифорния.

Карандашный рисунок Е.П.Б., сделанный ею в темной комнате за 30 минут

И все это время он знал, что бокал был прочным и толстостенным, но хотел заставить мадам раскрыть, если это возможно, некоторые ее «тайны». Е.П.Б. стала очень серьезной, и ее глаза гневно сверкнули в ответ на скрытый вызов, прозвучавший в словах ее приятеля. «На что будете спорить, — спросила она, — что я это не повторю?» «Если повторите, — последовал ответ, — я первым объявлю вас настоящим магом. Если нет, то завтра в консульстве мы здорово посмеемся над вами или вашими духами». С этими словами держащий пари наполовину наполнил стакан вином и медленно поднес его ко рту, но, как только стекло коснулось его губ, он почувствовал, как стакан с силой разлетелся, а из ранок на пальцах, которые он получил, инстинктивно сжав стакан и порезавшись острым куском стекла, потекла кровь.

Хотя со дня кончины Е.П.Б. прошло немало лет, продолжают обнаруживаться все новые доказательства ее оккультных способностей. Не так давно один человек, служивший привратником в доме, где она жила, скончался в одном из домов для старых солдат. До самого конца он сохранил яркие воспоминания о записках, написанных разным почерком на разноцветных листках бумаги. Не раз ему приходилось наблюдать, как они дождем сыпались с потолка ее комнаты, а она подбирала их и сортировала, раскладывая в определенном порядке, а затем, видимо, использовала содержащиеся в них сведения в своих многочисленных книгах и статьях. В его обязанности, как уборщика, входило собирание использованных ею записей и сжигание их в печке. Другой столь же удивительный случай, затерявшийся в туманных глубинах памяти прошлого, вспомнила одна дама, увидев фотографию мадам Блаватской, помещенную в качестве фронтисписа в начале посвященного ей раздела.

Елена Петровна Блаватская (1831 — 1891)

Как-то днем Е.П.Б., съежившись, сидела на скамье в парке одного хорошо известного города Америки. Вдруг из-за поворота аллеи появился высокого роста человек, по виду явный уроженец Востока, который, по словам изумленной свидетельницы, «был абсолютно невидим ниже талии». Призрак приблизился к скамье, на которой сидела мадам, побеседовал с ней несколько минут, а затем бесшумно удалился тем же путем, что и пришел. Трудно поверить, что такое действительно могло произойти в прозаической атмосфере Америки девятнадцатого века. Даже Шехерезада в своих сказках «Тысяча и одна ночь», овеянных волшебством старого Багдада, не рассказывала ничего более фантастического.

Не подлежит сомнению, что мадам Блаватская каким-то непостижимым способом общалась с оккультной душой Азии. Она была во всех отношениях восточным оккультистом, преданным учеником восточных Учителей. Ее исключительные личные качества признавались теми просветленными адептами, задачей которых было увековечение эзотерической философии и в то же время утаивание ее священных истин от профанов. Ни одна другая женщина, не принадлежавшая к индийской расе, никогда столь глубоко не проникала в святая святых брахманизма. По поводу достижений мадам Блаватской в изучении восточных доктрин Рей Б.К.Лахери писал: «Неужели западным людям ничего не говорит тот факт, что гордый брахман, не привыкший склоняться ни перед одним из смертных этого мира, за исключением старших в семье или религии, как послушный ребенок, в почтении складывает руки перед белой йогиней Запада?»

Тем волшебным заклинанием: «Сезам, откройся!», которым Е.П.Б. заставила настежь распахнуться перед собой дверь восточной мудрости, стало глубокое и неизменное понимание ценностей. Она объединила отдельные части оккультного знания, что не сумел сделать ни одни современный мыслитель, решительно отделив существенное от ненужного. Она тщательно сравнивала и отбирала материал и с подлинным искусством гения бережно укладывала свои бесценные находки в золотую пагоду, сооруженную из возвышенных мыслей.

Дж. Р.С.Мид определяет характер мадам Блаватской двумя словами: «колоритный и богемный», по сути, имея в виду ее резко выраженную нетрадиционность — полное безразличие к мнениям других. В те дни, когда знатные дамы катались верхом в дамских седлах, Е.П.Б. по-мужски лихо галопировала на лошади к полному замешательству своей благопристойной родни. И в вагоне поезда, идущего в Лондон, пассажиры специально проходили мимо ее кресла, чтобы поглазеть на небывалое зрелище, какое являла собой дама благородного происхождения, которая при всем честном народе скручивала и курила русские папиросы. Ее хулители не раз пытались использовать своеобразие ее характера во вред ее репутации и работе, но при этом им так и не удалось обнаружить в ее натуре ни капли злобы или порочности. Бесконечно преданная принципам, в которые она верила, быстро встававшая на защиту тех, кого она считала правыми, великодушная в победе и философски настроенная, испытав поражение, она шла своим путем и, перефразируя Киплинга, делала то дело, которое считала самым важным в сложившихся обстоятельствах.

Мадам Блаватская отнюдь не представляла собой образец метафизического совершенства. Практически во всех отношениях она была совершенно обычным человеком, способным, как и другие смертные, испытывать наслаждение и боль и переходить от оптимизма к отчаянию. Мужественная и импульсивная, она тяжело переживала превратности судьбы и, внешне всегда резкая и по-мужски грубоватая, в душе была нежной и трогательно женственной. Ее духовная деятельность заставляла ее пребывать в постоянном напряжении, оказывая настолько пагубное воздействие на здоровье, что с течением времени ее физическое тело, уже разбитое лишениями, пережитыми ею в юности, все хуже справлялось с требованиями ее неукротимой воли. Махатма К.Х., характеризуя напряжение, в котором она пребывала во время работы, назвал ее «психологической калекой», добавив, что это ее состояние обусловлено тем, что одно из ее невидимых тел, или принципов, удерживают в храме, где она получила наставления. Все это было сделано для того, чтобы 1) установить связь между ней и ее учителями и 2) чтобы она никогда не смогла проговориться и выдать некоторые тайны. Другими словами, часть ее натуры держали в качестве залога ее честности. И хотя Махатма более ничего не сказал по этому поводу, нетрудно понять, что подобная мера была вызвана крайней необходимостью, поскольку Е.П.Б. не принадлежала к адептам и не пользовалась свободой действий, предоставленной тем, кто прошли все требуемые испытания и обряды посвящения. Люди, осознавшие необычайную глубину знаний Е.П.Б. и важность их передачи миру, охотно прощали ей вспыльчивость и противоречивость ее натуры, служившей не ей лично, а через нее ее Мастерам, которые послали ее в мир как самое подходящее средство, доступное им в тот период для воплощения их замыслов.