Рейтинговые книги
Читем онлайн Золотые россыпи (Чекисты в Париже) - Владимир Винниченко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 54

— Собственно, я должен был бы отказаться от вашей услуги. Но… это свидание так важно для меня, что я бессилен. Я не благодарю, потому что вы не знаете, сколь велика ваша помощь. Нет таких слов, которые могли бы определить её… Но я должен, я обязан сказать вам, что не заслуживаю и тысячной доли такой помощи и внимания.

— Да подождите пока говорить о помощи! А вдруг опять что-нибудь случится с этим Мазуном?

— Всё равно, что бы ни случилось. Повторяю, Ольга Ивановна, совершенно сознательно и искренне повторяю: я не заслуживаю и тысячной доли ваших забот. Если вам когда-нибудь придётся убедиться в этом, прошу без претензий, я вас предупреждал. Говорю ещё раз: я очень плохой человек. Значит, пока не поздно, разорвите эту бумажку и больше не вспоминайте обо мне. Не бойтесь, вы поступите всего лишь справедливо. Если бы вы знали обо мне всё, вы бы так и сделали. И ваша симпатия ко мне — украдена мною. Говорю, знай вы меня, ничего, кроме отвращения и презрения, у вас бы ко мне не было. Но, думаю, тут не в симпатии дело…

Гунявый как-то криво улыбается.

— Я думаю, просто… взыграло честолюбие красивой женщины, которую все любят. Может, вам хочется и меня завербовать в когорту своих поклонников. Бывает, избалованные дети любят поесть ржаного хлеба. Так я вас и тут предупреждаю: потом когда-нибудь вам будет страшно стыдно. И гадко. Видите, я говорю совершенно спокойно. Это мало похоже на самобичевание. И я не пьян. Но это единственное, на что я имею право. И я хочу воспользоваться этим правом ради вас. Да и ради себя.

Леся слушает, не перебивая, нахмурив брови, строго, внимательно всматриваясь в Гунявого. Когда он умолкает, она тихо говорит в ответ:

— Хорошо. Если так, то и я скажу вам кое-что. Действительно, я не знаю ваших поступков, совершённых в былой жизни, которые, очевидно, дают вам основание так говорить о себе. Так честно и… мужественно. Не все на это способны! Ну. ладно. Но я знаю одно: кто умеет любить — всё равно кого, женщину или. простите, собаку, — тот не может быть плохим человеком. И какие бы вы слова ни произносили, этой любви я верю больше, чем словам. Вот и всё. И знаете что: давайте сегодня прекратим этот разговор. Нам пора ехать в тюрьму. Чем быстрее мы это сделаем, тем будет лучше для всех. Хорошо?

Лицо Леси горит, глаза стали тёмно-синими, губы припухли, как у детей после сна. Она так хороша, что Гунявый испуганно отводит глаза.

— Идите одевайтесь! Едем!

Он послушно, сразу же поворачивается к выходу.

— Подождите! Я совсем забыла, мне нужно ещё кое-что купить на Сен-Мишель. Давайте условимся так: я пойду вперёд, сделаю покупки, возьму авто и буду ждать вас. На углу Сен-Мишель и Вожирар. Знаете это место?

Гунявый прикрывает глаза, вспоминая.

— Да, знаю.

— Так вот, там я буду ждать вас в авто.

— Хорошо.

— Ну, идите.

Гунявый выходит. Этот высокий плечистый человек, который только что был таким резким, похож сейчас на маленького ребёнка, которого отругала и простила мать. Кажется, его можно взять за ручку и повести куда угодно, — вот какая магическая сила заключена в простой бумажке!

В прихожей пансиона ждёт Свистун. Он бросается к Лесе, но она отмахивается, как от детей-попрошаек на улице:

— Нет времени, нет времени! Ничего не знаю. Мне ничего не удалось выяснить. Может, уедет, а может, и нет. Но я очень занята. Пока, пока!

И быстро выходит, бросив взгляд в салон. Но дверь закрыта, и неизвестно, ушли ли оттуда Загайкевич и Соня.

Сразу же возле дома, к счастью, попалось такси. Леся берёт его и приказывает остановиться на углу Сен-Мишель и Вожирар. Хорошее место: поблизости нет автомобильных стоянок. Пока большевистский детектив найдёт такси, они будут далеко. И у него не возникнет никаких подозрений.

Скулы и до сих пор горят, и Леся прикладывает к ним холодноватую и нежную кожу перчаток. А в глазах всё ещё трогательно покорная, чуть сгорбленная от послушания широкая спина.

Конечно, он подходит не с той стороны, где его высматривает Леся, — всё происходит как-то не так, как себе представляешь.

— Быстрее, быстрее! Влезайте!

Шофёр уже всё знает и сразу же трогает машину с максимально разрешённой скоростью. Леся не успевает взглянуть, шёл ли кто-нибудь за Гунявым. Но всё равно догнать их нельзя!

Он вжимается в самый уголок авто, подворачивает полы пальто, чтобы даже краешком его. упаси Боже, не прикоснуться к ней. и сидит, выпрямившись, покорно, молчаливо.

Но от быстрой езды авто, особенно на поворотах, качается, клонится то в одну, то в другую сторону и бросает то Гунявого к Лесе, то Лесю к Гунявому.

Леся ощущает, как при каждом прикосновении к этому сильному плечу её охватывает жаркое блаженство. Всё в этом человеке невыразимо дорого ей. Она бы, не колеблясь, с волнением, от которого сладко немеют ноги, прижалась лицом к его груди и ласкала руками глаза его, всё лицо — как что-то близкое давным-давно и снова найденное теперь.

Иногда её пронзает удивление: чего ради, что это с нею? Ведь никогда, даже ночами в постели, в самых ярких мечтах своих она не чувствовала его с такой остротой и силой. Теперь же вся коробка автомобиля словно пропитана какой-то удивительной энергией нежности и желания. От неё становится душно, хотя оба окошка опущены и влажноватый воздух облачного дня холодным дуновением облизывает лицо.

И даже то. что он явно не испытывает того же. совершенно равнодушен к ней и сидит тут только из-за бумажки, даже это не уменьшает силы странного чувства.

Похоже на то, как ученицей восьмого класса она была влюблена в Марцинкевича. Ни одна душа, ни тем паче он сам. никто ничего не знал. И Марцинкевич был равнодушен к ней точно так же. как ко всем своим ученицам. Но когда она случайно касалась рукой его руки или локтя, на неё обрушивалась такая же волна блаженной нежности и стыдливого волнения. Никогда после этого, ни к мужу, ни к любовникам, ни к Мику, она не испытывала ничего похожего. И вот теперь — снова! И снова, как тогда, всё вокруг становится ярче, значительнее, совсем не таким, как обычно. Вот и шея шофёра с глубокой ямкой вызывает какое-то трогательное ощущение. Что же это с нею. ради Бога?

Леся отодвигается в угол, стараясь не подчиняться толчкам автомобиля. Но то ли авто, то ли та непостижимая сила, которой полна металлическая коробка, лукаво и властно бросает её к нему, волнующе и немо сливая на короткое мгновение их плечи.

Он своим привычным и всегда непонятным жестом закрывает лицо руками. Это волнение иного рода, он полон иным чувством, он весь там, на свидании.

Лесе становится стыдно, и она хватается за край окошка, чтобы удержаться на месте. И тут же забывает обо всём…

Авто почему-то останавливается.

— Что такое? Ах, приехали? Так быстро?

Гунявый тоже удивлён, будто пробудился ото сна. Он хмельными, влажно блестящими глазами смотрит на Лесю и первый выходит из машины. Впечатление такое, что только тут вспоминает о свидании, о разрешении, о самом Петренко.

Леся же, словно выпрыгнув в сад из бального зала, ещё полна его возбуждением и ритмом. С жаром на скулах и блеском в глазах ведёт Гунявого за собой. И всё как-то необыкновенно ей удаётся — и сторожа у ворот, и администрация тюрьмы — всё оказывается на месте, все очень приветливы и внимательны и к ней, и к Гунявому. Нигде не ждать, не просить, не доказывать. Просто, легко, быстро. А он, любимый, ходит за нею, как сынок, которого привели устраивать в гимназию. И она, как мать, готова перекрестить и благословить, когда его вызывают в соседнюю комнату на экзамен, на свидание с господином Мазуном.

И волнуется она так же, и платочек мнёт, и с болезненно обострённой приветливостью улыбается симпатичному чиновнику, который, как истинный француз, не может остаться равнодушным к красоте. И само свидание кажется ей долгим-долгим. А когда Гунявый выходит из соседней комнаты, она испуганно восклицает:

— Уже?

Но вид у Гунявого такой, что она не осмеливается больше ни о чём спрашивать, вскакивает и, растерянно-любезно улыбнувшись чиновнику, идёт за Гунявым. И так же, как мать, которая, увидев сына, заключает, что он провалился на экзамене, она молниеносно придумывает, чем бы его утешить, как побороть эту окаменелость и пришибленность.

И только в автомобиле деловито, сухо интересуется:

— Неудача?

Гунявый виновато, криво улыбается:

— Да ничего… Вы, пожалуйста, не волнуйтесь…

— А в чём дело? Может, как-то помочь?

— Нет, тут уж помочь нельзя.

— Ну, а всё-таки? Ну?

Гунявый, видно, колеблется, подбирая нужные слова.

— Он должен сообщить мне некоторую… ну, некоторую информацию касательно одного дела. Но здесь, в тюрьме он не в состоянии этого сделать, потому что ничего не помнит. Все его бумаги спрятаны где-то в квартире, в Париже. Конечно, он не может дать мне адрес. Но… если бы ему предоставили возможность, он поехал бы туда вместе со мной и там дал бы мне… необходимую информацию. Это он, конечно, сказал просто так, чтоб от него отстали, знает ведь, что подобная операция невозможна.

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 54
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Золотые россыпи (Чекисты в Париже) - Владимир Винниченко бесплатно.

Оставить комментарий