Не гони лошадей - Светлана Алешина

Наконец-то подходы к подвалу были разминированы, и мы кинулись туда. Марина, Рома, Вассерман были живы. Марина рыдала, обнимая меня, она не могла произнести ни слова. Вассерман и Ромка передвигались с трудом. Врач «Скорой» хлопотал возле них, а я держала Марину за руку. По моему лицу катились слезы.

— Девушка, вы как себя чувствуете? — участливо спросил врач у Марины. — Поедем в больницу. Осмотрим вас, подлечим. У нас врачи хорошие, комната реабилитации есть. Вам как жертве похищения обязательно с психологом пообщаться нужно, — уговаривал он так, словно приглашал на свидание.

Маринка, судорожно рыдая, попыталась произнести что-то и не смогла.

— Сделайте ей укол какой-нибудь успокоительный, — попросила я. — Мы сейчас ко мне домой поедем, а если что, я ее завтра сама в больницу отвезу.

Марина согласно закивала. Мы проводили «Скорую», увозившую Романа и Анатолия Аркадьевича в больницу, и пошли к машине, которую Виктор подогнал поближе.

— Ольга Юрьевна, — подозвал меня подполковник, — на пару слов наедине можно?

Я подошла.

— Я хочу вас предупредить, что оставаться сейчас в вашей квартире небезопасно. Поживите у друзей и Марину с собой возьмите. Она нам как свидетель нужна.

Я дала клятвенное обещание, что позабочусь о нашей с Мариной безопасности. В одном охранном агентстве у меня работал знакомый, которому когда-то мы помогли избежать тюрьмы.

Парня подставили и, если бы не наша работа, светило бы ему встретить старость за колючей проволокой. С тех пор он по первому зову предоставлял нам своих охранников. К тому же у нас есть Виктор, надежная защита от всяких неприятностей.

Мы поехали ко мне. Виктор остался ночевать, так что нам ничего не угрожало. Успокоительное подействовало, и Марина заснула уже в машине. Виктор перенес ее в квартиру, мы уложили беднягу на диван. Ничего, приведет себя в порядок завтра. Сейчас лучшее лекарство — сон.

Я заглянула в холодильник — все то же. Я пожарила яичницу с ветчиной и позвала Виктора на кухню. Закипал чайник, мы молча поели, попили чайку. Мне пришла на ум фраза, сказанная когда-то Марком Твеном: «Ничего так не способствует уюту, как яичница с ветчиной». Вскоре я почувствовала, что меня клонит в сон, и мы разошлись по комнатам.

Утром Виктор отправился по своим делам, проверить, как дела в редакции, привезти Кряжимского. Мы собирались в больницу к Ромке и Вассерману.

— Дверь заприте, никому не открывайте. Я предварительно позвоню. Если кто-нибудь будет ломиться в дверь, вызывай милицию, — проинструктировал меня он.

Я заперлась на все засовы и пошла к Марине. Осунувшаяся от переживаний и голода, чумазая Маринка отмокала в моей ванне и с бокалом шампанского в руках рассказывала, что произошло.

Я сидела на маленьком пуфике напротив Маринки и слушала о всех ее злоключениях.

Марина начала с того самого дня, когда ее похитили:

— Помнишь, у меня талончик был, я еще у тебя отпрашивалась? — спросила она, прихлебывая из бокала шампанское.

Конечно, помню, я за прошедшую неделю столько раз этот день в голове прокручивала.

— Ну вот, я пришла, а там не по талонам, а живая очередь. Пока со стула на стул скакала, колготки порвала, такая дырища… Я решила домой сходить, переодеться. На выходе соседку встретила, она мне еще сказала, что все наши бабульки в собес подались, им какие-то бумажки пришли. Короче, дома никого не было. Я вошла, слышу, в комнате Варвары Никитичны кто-то возится, дверь открыта, я заглянула, а там… — Марина на минуту замолчала, заново переживая роковые события.

— Никаких приглашений на самом деле не было, твоих соседей просто выманили из квартиры, — произнесла я и, воспользовавшись паузой, закурила. Дурацкая, вредная привычка, а с сигаретой как-то легче. Тем более когда слушаешь такое.

Марина, почуяв запах дыма, чихнула, всколыхнув густую пену, и засмеялась.

— Знаешь, Оля, после таких передряг радуешься всякой ерунде. Даже тому, что чихаешь. Мертвые, они не чихают…

Я усмехнулась. Похищение превратило Марину в философа. «Мертвые не чихают» — прямо название бестселлера.

Марина, отхлебнув из бокала шампанского, продолжала рассказ:

— Са… Коровин, ну, я тогда уже знала, что он не Коровин, но как его звать на самом деле, я не знала…

— Игорь Коган, — подсказала я ей и поймала себя на мысли, что в первый раз назвала этого гада по имени.

Марина кивнула головой:

— Ну он, короче. Сначала я обрадовалась, что Са… он вернулся. Только не поняла, что он в комнате у Варвары Никитичны делает. Я подумала, что чинит что-нибудь… А он, представляешь, как ни в чем не бывало, Мариночка-Мариночка, я все свои проблемы уладил. Собирайся, будем переезжать, ремонт закончился… Ну и все в этом роде, а сам бочком-бочком из комнаты Варвары Никитичны и ко мне.

Ну тут я и вывалила ему с порога, что все про него знаю. Конечно, я просто хотела сказать, что знаю, что он не Коровин. Тут он испугался, лицо такое злое-злое сделалось, глаза холодные, прямо ледяные. «Дура ты, — говорит, — Марина, сама виновата. Лезешь не в свои дела…»

Мне бы из квартиры бежать, а я его спрашиваю: «Ты что в комнате Варвары Никитичны делаешь?» Не знаю, как он меня прямо там не убил. Тюкнул бы по голове чем-нибудь и — привет! — Марина вздрогнула, представив, что все это могло закончиться по-другому.

— Не тюкнул бы, — ответила я. — Ему нужно было всех запутать и время оттянуть. Ведь, если бы не я, никто бы сразу тебя не хватился. Все бы подумали, что ты к «жениху» уехала. Ему лишний шум вокруг вашей квартиры не нужен был. Может быть, он собирался к Морозовой под видом жениха твоего еще раз прийти. Ключи-то у него от квартиры были, вернулся бы и делал вид, что ищет тебя и горюет. Когда-нибудь Морозова должна была принести картину домой…

— Ну, тогда я не знала про эту картину ничего. Хотя сколько раз мимо проходила — и хоть бы что… Короче, я от него, он за мной. Я в свою комнату. Дверь хотела закрыть, а потом окно разбить и на помощь позвать. Только я до конца еще не понимала, что происходит… Он мне в лицо какой-то гадостью пшикнул, я отрубилась. Пришла в себя — ничего не пойму, темно, душно, нафталином пахнет. Слышу его голос и еще какой-то незнакомый мужской. Потом меня куда-то потащили, и я опять вырубилась. Когда в себя пришла, принюхалась, бензином пахнет, вроде мы в машине и едем куда-то. Ехали долго, у меня ноги затекли.

Потом мы остановились, и меня снова потащили куда-то, вроде бы вниз, там и оставили. Я пару минут полежала и начала двигаться. Потом кое-как выбралась. Эти уроды меня в старый палас завернули, он у нас в коридоре на антресолях валялся сто лет.

Огляделась я по сторонам — трубы какие-то, темно, сыро. Знаешь, как жутко было? — Маринка передохнула.

Представляю себе, там, небось, и крысы были. Такое местечко кого угодно испугает, не только слабую женщину…

— Я не сразу поняла, где я, — продолжала Маринка. — Похоже на котельную или подвал. Наверху маленькое окошко такое, свет чуть-чуть пропускает. Я туда, чтоб не так страшно было. Смотрю, а там лежит кто-то. Пригляделась — мужик. Оля, я сначала подумала, что он мертвый. Такой ужасный, лицо все в кровоподтеках, сплошной синяк, — Марина вздрогнула, ее дрожь невольно передалась мне. — Потом смотрю, вроде зашевелился, застонал, воды попросил. Представляешь, я не сразу в нем Анатолия Аркадьевича признала.

Еще бы, я сама Вассермана не узнала, когда его милиционеры из подвала достали. Он как-то усох, голова вся седая, лицо черное, губы разбиты. Досталось ему. Марина тогда ужасно выглядела, а он просидел в подвале намного дольше, потом били еще «от души», скоты! Выбивали признание, куда икону дел.

Я приподнялась со своего места и опустила руку в воду, она оказалась почти холодная, совсем я подругу заболтала.

— Давай горячей воды дольем, а то ты у меня воспаление легких получишь, — проворчала я, открывая краны. — Мойся, потом поговорим, — сказала я, собираясь выйти.

— Оля, Олечка, не уходи, — жалобно попросила Марина, — мне обязательно нужно кому-нибудь рассказать, иначе я свихнусь. Знаешь, как там страшно было… Если бы я одна сидела, то, наверное, выла бы с тоски и страху.

Пришлось остаться. Подруге, вырванной из лап бандитов, отказывать нельзя. Я снова устроилась на маленькой банкетке и дослушала Маринин рассказ до конца.

Вассерман потерял счет дням, первое время от него пытались добиться признания, а потом оставили в покое, но иногда забывали принести поесть. Анатолий Аркадьевич пытался бежать, но сил у него не было. Он не знал, где находится и кто его похитил. В тот день ему кто-то позвонил домой, когда он уже собирался в баню. Музы дома не было. Неизвестный представился соседом и сказал, что у Анатолия Аркадьевича прорвало трубу в ванной. Из квартиры на лестничную клетку уже, мол, вытекает вода. Вассерман со всех ног бросился в мастерскую, прихватив с собой банные принадлежности. Потоп потопом, а баня — дело святое.