Пятое время года - Ксения Михайловна Велембовская

здесь я уже сама.

— Ни в коем случае! Как договорились — до метро. Между тем пора бы нам и познакомиться, любезнейшая. — Переложив сумку в левую руку, он поправил папочку, которую держал под мышкой, и приподнял шляпу. — Разрешите представиться. Эдуард Петрович Сусло', художник.

— Нина Александровна.

— Я, милейшая Нина Александровна, все любуюсь вами. Скажу вам как художник, как профессионал: у вас необыкновенное лицо. Не только очень красивое, но еще и благородное. Таких лиц, к великому сожалению, уже не осталось в наше, так сказать, прозаическое время. Почел бы за большую честь нарисовать ваш портрет… Не присесть ли нам на скамеечку возле Большого театра? Восхитительная погода! Весна! Всего на несколько минут.

Отказать любезному Эдуарду Петровичу было бы невежливо. На скамейке, под еще не распустившейся яблоней, припекало яркое апрельское солнышко, и Эдуард Петрович щурился, излишне пристально разглядывая свою новую знакомую.

— Не смущайтесь, Нина Александровна. Я ведь смотрю на вас как профессионал, как живописец… Нет, вы чудо как хороши! Удивительное лицо! — Он придвинулся поближе, взял за руку, как будто бы не по-мужски, без всякого заигрывания, и повернул ладонью вверх. — Ах, какая у вас аристократическая, точеная рука! Жаль, я не скульптор. Так когда, голубушка, вы позволите мне приступить к вашему портрету?

— Не знаю. Вряд ли это удастся…

— Отчего же, милейшая Нина Александровна, вы не хотите позировать мне? Уверяю вас, портрет получится великолепный. — Взгляд его маленьких, зеленоватых глаз мечтательно устремился к небу. — …Хорошо бы где-нибудь, так сказать, на пленэре, на фоне цветущего сада. Но можно и у меня в мастерской. Так, знаете ли, в старинном кресле… газовый шарф на обнаженных плечах… высокая прическа а-ля Помпадур.

Маловероятно, чтобы в предложении пожилого художника написать ее портрет содержался какой-то иной смысл, кроме чисто профессионального, но, услышав про «обнаженные плечи», она на всякий случай поспешила подняться со скамейки:

— Извините, мне пора.

— Ну что же, голубушка, не смею вас задерживать. Надеюсь в скором времени снова иметь удовольствие любоваться вами. Вы когда обычно бываете на Кузнецком? Как и я, по вторникам?

4

В своем модном наряде — полупальто и шерстяной юбке в крупную клетку, — который прохладным весенним утром казался вполне по погоде, сейчас она просто умирала от жары. К тому же страшно натерли ноги новые чешские полуботинки. Скамеечка в тени была поистине спасением.

— Ах, да вы, голубушка, совсем измучились от жары! — Присевший рядом Эдуард Петрович сочувственно покачал головой и шутливо сощурился. — Позвольте по такому случаю угостить вас мороженым. Вкусим, так сказать, не только пищи духовной?

— С большим удовольствием.

Перепрыгивая через лужицы от вчерашнего дождя, он устремился к мороженщице, торгующей с лотка у выхода из сквера, и вернулся, держа в руках два стаканчика с фруктовым мороженым по семь копеек и деревянные палочки.

— Самое любимое мое мороженое! Очень освежает. Уверен, что и в данном случае наши вкусы, так сказать, совпадают, милейшая Нина Александровна.

Конечно, она предпочла бы эскимо, рожок в сахарной вафле или пломбир с «розочкой», тем не менее поспешила заверить, что обожает фруктовое, поскольку уже давно заметила, что Эдуард Петрович — человек сильно стесненный в средствах. Он, бедняга, и книг фактически не покупал. Приезжал на Кузнецкий издалека, полтора часа тратил на дорогу в один конец только для того, чтобы быть в курсе всех литературных новинок. Долго разглядывал книги на прилавке, что-то записывал в блокнот и тем ограничивался. Каждый раз так и подмывало купить ему какую-нибудь книгу, за рубль с копейками, которую он перелистывал, цокая языком, но удерживала мысль, что таким образом можно его обидеть и даже раздружиться с ним. А не хотелось бы! Ведь Эдуард Петрович — единственный, с кем можно обсудить прочитанную книгу, увиденный спектакль или кинокартину. С Ленечкой, к глубокому сожалению, ничего не обсудишь: все свободное время он теперь проводит у «ящика», смотрит бесконечный хоккей или футбол и, если его любимый «Спартак» забивает мяч в ворота, кричит на всю квартиру: гол!!! В театр Леню на аркане не затащишь, да и в кино он соглашается пойти разве что на комедию.

Разумеется, обменяться впечатлениями можно с Левой либо с Галкой, но Леве, из-за Лийкиной безумной ревности, лишний раз не позвонишь, а Галка Балашова стала жутко безапелляционной. За время работы в своем литературно-художественном журнале, куда приходят известные поэты, писатели, литературоведы, — словом, умные и интересные люди, Галка здорово поднахваталась, и сейчас, не успеет подруга-домохозяйка и рот открыть, как она выдает «компетентную» оценку: дерьмо! После чего высказывать собственное мнение, естественно, не хочется.

А Эдуард Петрович, человек, вне всякого сомнения, эрудированный, с тонким художественным вкусом, всегда готов выслушать пусть наивное, но искреннее суждение, к примеру, о только что прочитанном романе Ремарка или о так взволновавшем фильме «Ночи Кабирии». Склонив седую голову на бок, он слушает внимательно, с интересом, перебивает редко, исключительно для того, чтобы похвалить: «Это вы очень тонко подметили, любезнейшая! Не устаю поражаться вашему художественному чувству, сударыня!» Приятно же. Вдохновленная его похвалами, она уже по пути домой начинает обдумывать, о чем в следующий раз расскажет Эдуарду Петровичу…

С мороженым, слава богу, покончили.

— Ну-с, о чем бы нам побеседовать сегодня, любезнейшая Нина Александровна? Для меня каждая наша беседа — поистине пир души!

— Для меня, как вы понимаете, тем более… Кстати, Эдуард Петрович, я давно хотела спросить вас, вы служите где-нибудь или вы член Академии художеств и занимаетесь исключительно творчеством?

Вопрос, очевидно, оказался бестактным — улыбчивый Эдуард Петрович переменился в лице, презрительно скривил губы:

— Ах, Нина Александровна, вы меня удивляете! Зачем, скажите на милость, мне, человеку свободному, бескомпромиссному, не скованному в творчестве никакими догмами, их Академия художеств? Это сборище ангажированных бездарей! Если бы вы знали, до чего мне ненавистен их замшелый соцреализм! Как эти маляры не понимают, что реалистические формы в искусстве давно отжили свое? Они статичны и не могут выразить всей стремительности, так сказать, экспрессии жизни, всех порывов души. Тонких нюансов. Настроения. Я глубоко презираю всех этих деятелей от искусства, так называемых художников! Вы непременно должны посетить мою мастерскую и посмотреть работы последнего периода. Скажу без ложной скромности — вы будете потрясены и смелостью манеры письма, и неожиданностью палитры. Когда же вы, наконец, соблаговолите приехать, сударыня?

— Боюсь что-нибудь обещать. Накопилось множество домашних дел.

Отнекивалась и приводила самые разные доводы она не впервые, потому что считала неприличным идти в гости к одинокому мужчине без Лени, а идти с Леней было совсем ни к чему. Не разбирающийся в современном