Летнее Солнцестояние - Уильям Хорвуд

какое-то впечатление и о самих звездах.

— Но откуда кротам известно, как они выглядят? — настаивала на своем Ребекка. — Кто знает, может быть, их там вообще нет!

В этот миг Ребекку неожиданно озарило. Она вдруг совершенно ясно поняла, что Роза не сможет ответить на ее вопрос. Возможно, она заметила нежелание той говорить на эту тему или поняла, что Роза просто знает о существовании звезд, хотя никогда их не видела. В то же мгновение Ребекка поняла и нечто совершенно иное — на свете существовало много такого, о чем можно знать, но невозможно говорить. До последнего времени ей казалось, что она знает о верхушках деревьев едва ли не все, но ведь на деле это было совершенно не так! «Наверняка они именно такие, какими я представляла их в детстве!» — осенило ее внезапно. Роза знала, что звезды действительно существуют, при этом они могли выглядеть как угодно — это не имело никакого значения. Когда-нибудь это же знание могло прийти и к ней, Ребекке.

— Если б я могла ответить на твой вопрос! — воскликнула Роза. — Объяснить возможно далеко не все. Если, к примеру, ты станешь говорить другим кротам, что ты общаешься с растениями, они...

— Я пыталась говорить с ними об этом, — вздохнула Ребекка. — Они не понимают.

— То же самое можно отнести и ко многому другому. Если ты что-то узнала, ты это знаешь, но сообщить знание разговорами о нем просто невозможно! Если некоему кроту или кротихе и суждено приобрести определенные знания, нет смысла ускорять этот процесс — все произойдет лишь тогда, когда произойдет,— не раньше и не позже! Мы можем разве что ободрять друг друга!

Ребекке нравилось разговаривать с Розой еще и потому, что та говорила с ней как с равной. С ней она не чувствовала себя незрелой молодицей и твердо стояла на всех своих четырех лапах.

— Теперь, — сказала Роза, — мне нужно закончить с черемшой. Сиди тихонько. Если хочешь, можешь слушать. Наверняка тебе захочется задать мне множество вопросов, но, пока я буду разговаривать с растениями, я тебе на них не отвечу.

Глаза Розы светились любовью. Она вновь забралась в заросли дикого чеснока и запела свою странную песнь. Голос ее звучал то громче, то тише, то дальше, то ближе, обволакивая стебли и листья черемши подобно утренней дымке, которая бывает в начале июня.

Ребекка обратила внимание на то, что Роза обращается главным образом к двум или трем растениям. Они казались ей такими же, как и все остальные, но, видимо, это было не так. Они... находились не только здесь...

Дикий цвет, добрый цвет,

Радость для скорбящих.

Дикий цвет, добрый цвет,

Снадобье болящих.

Сладостью и силой

Одари всех хилых —

Листья для несчастных,

Стебель для унылых.

С этими словами Роза стала обрывать стебли тех растений, на которых было сконцентрировано ее внимание, при этом она нежно поглаживала лапой прочие части этих растений. Покончив с этим, она вернулась к тому месту, где ее поджидала Ребекка, и положила стебли на землю.

— Все, — сказала она, позевывая. — Ох, как я сегодня устала! — После этого она обратилась к Ребекке: — Растения нужно срывать вовремя, впрочем, ты, кажется, это уже знаешь...

Ребекка задумалась, вернее, попыталась собраться с мыслями, а Роза продолжала:

— И еще... Никогда не срывай лишнего. Чем меньше возьмешь, тем дальше пойдешь. И так во всем. Потому-то на расстоянии и запах кажется сильнее.

— Я не понимаю вас, — покачала головой Ребекка.— Только что вы говорили...

Роза вновь перебила ее на полуслове. Она громко рассмеялась и сказала:

— Ребекка, милочка, забудь слово «понимать» как можно скорее, и тогда ты «поймешь» все куда лучше! Я сама не понимаю ничегошеньки! И в то же самое время я, как ни глупо это звучит, в этом не нуждаюсь. Я знаю, что ты должна использовать все то, что у тебя есть, иначе ты многое потеряешь...

— Я опять ничего не понимаю, — вздохнула Ребекка, чувствуя, что так и не услышит ответов на свои вопросы. — О чем это вы?

— Вот о чем: собирать растения лучше всего тогда, когда они тебе для чего-то понадобились. В Данктоне есть некий крот или кротиха, которым нужна как я сама, так и эта черемша. Именно поэтому я сюда и пришла.

Время близилось к полудню, прогревшийся лесной воздух навевал сонливость. В это время года — в отличие от весны и раннего лета — птицы уже умолкали, лишь изредка слышались трели и посвистывание овсянки и зеленушки, доносившиеся откуда-то с лесной опушки. Где-то в вышине парил ворон, хриплый крик которого раздвигал лесные пределы, уходя в неведомые просторы и дали, исполненные летнего покоя и блаженства.

Трудно было представить, что в такой день кто-то может заболеть... Ребекка автоматически последовала за Розой, направившейся к лесной опушке, и неожиданно вспомнила, что все последние дни ею владело странное беспокойство.

— Роза?

— Да, милочка, в чем дело?

— Можно мне пойти с вами?

— Нет, моя хорошая, пока не стоит. Вот когда ты будешь к этому готова...

— Роза...

— Что, милочка?

— Но кто сейчас заболел?

В ее голосе прозвучали искренняя озабоченность и тревога — она живо представила себе страдающего крота, взывающего о помощи, и образ этот заставил ее сердце сжаться от жалости, ей казалось, что страдает она сама. Ребекка озадаченно посмотрела по сторонам, словно надеялась увидеть этого несчастного крота воочию.

— Не знаю...— тихо ответила Роза. — Сначала я слышу зов о помощи и только потом узнаю, что же случилось и кто меня зовет.

Ребекке вдруг стало тревожно, она внезапно с беспокойством ощутила близость и реальность чьих-то страданий. Чужая боль словно вела ее за собою... Но куда? Ребекка вновь обвела взглядом тихий лес, но увидела только поглощенных работой; муравьев и лениво жужжащих пчел и ос.

— Роза? — Она произнесла это имя так, словно звала на помощь. — Но что вы чувствуете, когда кому-то становится плохо? На что это похоже — на ветер, влекущий тебя за собою, на туннель, вбирающий тебя в свои глубины, или на уносящий тебя вихрь? Ответьте мне, Роза.

Роза внезапно почувствовала облегчение, какое случается испытывать, когда возвращаешься в свою теплую, уютную нору, где тебя никто не тронет, где можно спать сколько угодно. Она