Танцующий в темноте - Т. Л. Мартин

закрытой двери к другой, пока вы не достигнете просторного вестибюля, что я только что и сделала.

Нервы сжимаются, когда справа от меня раздается стук каблуков. Тяжело сглатывая, напоминаю себе, что я невинный новичок, и продолжаю шагать по белому мрамору. Здесь только одно окно. Оно большое, занимает большую часть передней стены, но тяжелые шторы закрывают каждый уголок стекла.

Я не скучаю по этому — по солнечному свету. По небу. Не могу игнорировать волну комфорта, которая успокаивает меня от уныния. Тем не менее, не могу не задаться вопросом, почему Мэтьюзз так усердно работают над тем, чтобы шторы были задернуты, а свет приглушен.

Выглядывая из-за занавески, я смотрю мимо залитой лунным светом ухоженной лужайки и на стену кустарника, отделяющую это здание от дома напротив. На улице тихо, даже ветерок не шевелит листву. Кажется странным, что два особняка расположены так близко друг к другу, особенно когда один так тщательно спрятан за другим.

— Ты кого-то ждешь?

Я вздрагиваю от незнакомого голоса и отпускаю занавеску, резко оборачиваясь. Мой взгляд останавливается на двух блондинках в черных платьях. Я узнаю одну из них по тому времени, когда я была прикована к люстре. Другую женщину я еще не встречала, но у обеих шарфы темно-красного цвета.

Грифф определенно занят.

Одна из них приподнимает бровь, и я качаю головой.

— Нет. Вообще-то, я искала Обри.

— В данный момент она занята.

Ловлю себя на том, что задаюсь вопросом, говорят ли они буквально или фигурально, но решаю не спрашивать.

— Хорошо. Я просто…

Я начинаю обходить их, но они обе хмурятся, поэтому я останавливаюсь и указываю на повязку на моей левой ноге.

— Нужна новая повязка. Это не имеет большого значения. Я могу найти сама.

Девушка, которую я никогда раньше не видела, наклоняется, чтобы рассмотреть поближе.

— Это порез?

— Ожог.

Ее глаза сияют.

— О, да.

Она приподнимает подол своего платья и с гордостью указывает на шрам на задней стороне бедра.

— Легко увлечься, не так ли?

Она подмигивает, и я улыбаюсь и киваю, потому что не знаю, что еще можно сделать. Она издает легкий смешок и указывает за спину.

— Возвращайся через женскую половину в спа-салон. В шкафах с припасами ты найдешь кое-что еще.

— Спасибо.

Оставив их в вестибюле, я возвращаюсь в бесконечные залы, но у меня нет намерения идти обратно в женские покои, пока я не увижу, что находится на втором этаже, кроме кабинета Райфа. Я добираюсь до лестницы и поднимаю ногу, когда мое внимание привлекает приоткрытая дверь несколькими комнатами дальше. Прикусив внутреннюю сторону щеки, я размышляю. Вполне возможно, что в этой комнате кто-то есть, вот почему дверь оставили слегка приоткрытой. Если это так, меня могли бы отправить обратно в мою спальню, прежде чем я узнаю, что еще находится наверху.

С другой стороны, есть шанс, что там никого нет. В этом доме не часто комнату оставляют открытой, и, если повезет, все, что я найду наверху, — это запертые двери.

Приняв решение, я поворачиваюсь и направляюсь к ней. Когда я захожу в комнату и слышу только тишину, я толкаю дверь локтем, и непроглядная тьма окутывает меня.

Крик застревает в горле, когда следующий шаг рассекает пустой воздух, и я падаю вперед. Весь вес моего тела врезается во что-то твердое. Большие руки обхватывают меня за талию, и я отрываюсь от земли. Наконец, я снова могу видеть, когда возвращаюсь в коридор и меня отпускают, так что я стою на собственных ногах. Из легких вырывается поток воздуха, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть, кто меня поймал.

— Потерялась? — голос Адама низкий, спокойный, как обычно, но его глаза — настоящая полуночная буря, когда я встречаюсь с ним взглядом.

Мое внимание блуждает само по себе, когда замечаю напряжение в его плечах, взъерошенные волосы напоминают мне о том, как я провела по ним руками.

Дрожь прокатывается между моих бедер, и я сглатываю. Тяжело.

— Извини. Я искала, эм, — я неловко показываю на свою ногу, — бинт.

Его взгляд скользит вниз. Затем он поднимает его вверх по моим голым ногам, цепляется за край узкой ночнушки, и позволяет ему пройтись по моим изгибам, прежде чем остановиться на губах.

— В подвале, — сухо отвечает он.

Подвал? Мои глаза сужаются, когда я смотрю на теперь закрытую дверь за Адамом. Конечно. Это не комната, это лестница. Я возвращаю внимание к нему и почти съеживаюсь от его мрачного выражения лица.

— Я пыталась найти спа.

Под его щетиной напрягается мускул.

— Конечно, пыталась.

Теплые пальцы сжимают мой шарф, и я задыхаюсь, когда меня тянут вперед. Я бегу за широкими шагами Адама, сердце колотится о грудную клетку, когда я спотыкаюсь о собственные ноги, поднимаюсь по лестнице и спускаюсь в другой коридор.

— Ч-ты все-таки…

Он врывается в комнату, я следую за ним по пятам. Останавливаясь, как только мы подходим к столу, он нажимает кнопку на телефоне, но не отпускает шарф. Жар его кожи обжигает мою шею, и я резко выдыхаю.

— Да, мистер Мэтьюзз? — из динамика раздается голос Стеллы.

— Принеси мне черный шарф. Затем прикажи перенести вещи Эмми в мою комнату.

Из моих легких высасывается весь воздух. Что он только что сказал?

— Но, сэр, в наших правилах указано, что все секретари должны располагаться в женском…

— Правила только что изменились. Теперь принеси мне ее шарф.

Наступает пауза, затем:

— Сию минуту.

Звонок обрывается, и Адам наконец отпускает меня, но упорно избегает моего взгляда. Он отворачивается и проводит ладонью по рту, затем дергает воротник на шее, пока тот не расстегивается. Я наблюдаю, как он делает вдох, мышцы его спины и плеч напрягаются, затем он медленно выдыхает и поворачивается ко мне лицом.

Он засовывает руки в карманы и откидывается на стол, внимательно наблюдая за мной.

— С этого момента ты будешь ходить туда, куда я тебе скажу. Ты будешь отчитываться передо мной и только передо мной. Ты можешь обращаться ко мне как хочешь, мне, блядь, все равно, но ты ни при каких обстоятельствах не должна называть меня Хозяином.

Что-то вспыхивает в его глазах, и мое дыхание останавливается вместе с биением сердца.

— Ты понимаешь?

У меня пересыхает в горле. Я облизываю губы языком и киваю.

— Я понимаю.

Я хотела бы, чтобы мой голос был сильным, но он такой же слабый, как и все остальное во мне.

Если когда-либо и было время не быть хрупкой, то оно настало сейчас.