Звездные ливни - Татьяна Басанская

Подсевший к жениху сотник Редезя объяснил, что Святополк собирался отдать в жены Гуннару именно эту девицу, старшую дочь Блюда. Похоже, что князь и варяг не поняли друг друга.

Впрочем, все, что ни делается — к лучшему. Девка уже сейчас съедает глазами мужа своей младшей сестры. Видно, она не прочь устроиться на супружеском ложе. Ничего, красавица, придется тебе немного подождать — сначала Гуннар вдоволь насладится девчонкой, которую привез из Новгорода. Разве зря он избавился сразу от двух ее женихов?

Неудивительно, что варягу приглянулась Рута. Старшая дочь Блюда была столь же прекрасной, как и раньше: на гладком, словно мрамор, лице играл соблазнительный румянец, зеленые глаза искрились под соболиными тонкими бровями, алые губы пылали в предчувствии поцелуев, а гибким рукам и стройному стану бывшей княжеской наложницы могла позавидовать даже богиня Фрейя.

Но варяг не знал того, что пышные волосы, манящие очи и роскошное тело скрывали хищную душу боярышни. Уродливым стало сердце красавицы — в нем черными змеями клубились обида на судьбу, жажда мести киевскому князю и ненависть к меньшой сестре.

Никто на пиру не заметил этого. И лишь Купава при взгляде на сестру ощутила, что Рута вернулась в отчий дом еще более злой, упрямой и жестокой.

* * *

Седой туман полз от реки, клубился над озерами, наполнял долины волнами, подступал к холмам. С левого берега надвигалась тьма, на западе, словно пасть огромной ночи, небо играло багрянцем, и на нем черными пятнами мелькала стая воронья, с криком носившаяся над башнями и стенами.

В опочивальне для молодых супругов горят свечи. Их тусклый свет заливает стол с вышитой скатертью, кувшины с вином, кубки, блюда с пирогами и зеленью… Служанки уже сняли с хозяйки роскошный свадебный наряд, и теперь Купава, облаченная лишь в тоненькую нижнюю сорочку с кружевами из золотой нити, сидела на резном стульчике, отрешенно глядя на яства, расставленные на столе. Девушка не чувствовала голода, хотя на пиру по обычаю ей не дозволялось прикасаться к еде и питью. Неужели она сможет хоть что-нибудь съесть в таком состоянии? Купава хотела заплакать, но не могла. Ей до сих пор с трудом верилось, что она стала женой Гуннара. Что ж, она помогла родным, дала обещание в церкви перед алтарем и должна его держать. Если бы только ее перестало трясти…

Ярко пылавший в очаге огонь мирно угасал, то бросая отблеск на резные столбцы брачного ложа, то погружая их в тень. Купава уронила тоскливый взгляд на вытканное золотом покрывало. Вот сейчас к ней войдет муж и предъявит свои права… Больше всего она боялась, что потеряет сознание от страха или что ее стошнит на чистую постель.

Гуннар сбросил на сундук роскошный бархатный кафтан и рубашку нежного льняного полотна и, стараясь сдержать нетерпение, с довольным видом обернулся к молодой жене.

С ладонями, прижатыми к щекам, с опущенными веками, Купава казалась страдалицей, подобной тем, что были изображены на стенах христианских храмов. Даже дикий зверь мог бы смягчиться, увидев эти побелевшие губы, тень на лице от упавших длинных ресниц и влажные от скатившихся слезинок щеки. Но Гуннар не умел да и не хотел проявлять сочувствие. Вместо этого он рывком притянул девушку к себе и, сделав пару быстрых шагов в сторону ложа, опрокинул ее на постель.

Голова и плечи Купавы погрузились в мягкие подушки, а тело напряглось, словно оказалось на пыточном столе. Девушке хотелось спрятаться от горячего дыхания, обжигавшего ее шею, от жадного рта, покусывающего ее ушко, от крепких рук, сжимавших ее тело, от мерзких прикосновений к ее груди.

— Прости… Я не хочу быть твоей женой… Я должна была сбежать от тебя еще в ладье…

Гуннар медленно поднял руку, и она испуганно дернулась, подумав, что он хочет ее ударить, но вместо этого его пальцы ласково прикоснулись к ее щеке.

— Поздно, моя крошка. Ты уже стала моей женой и должна повиноваться и почитать своего мужа. Так сказал священник, — жестокая усмешка развеяла последние надежды, которые Купава лелеяла.

Варяг вновь привлек девушку к себе и стал покрывать частыми влажными поцелуями шею и плечи. Каждый поцелуй вызывал у нее вскрик-стон. А пытка не кончалась…

— Довольно! Хватит! — выдохнула она почти без сил.

— Это только начало, милая… Неужто ты и впрямь еще не успела вкусить всю прелесть любовных забав? Что ж, меня это радует…

Он с силой прижал девушку к себе, его рот слился с ее губами, а ласки стали требовательнее, настойчивее. Затем варяг неожиданно оторвался от Купавы. Шагнув к столу, он осушил большой кубок с вином и обернулся к супруге:

— Не желаешь ли? — он указал на еду и питье.

Купава в ответ покачала головой и сжалась на постели, словно маленький котенок. Гуннар равнодушно пожал плечами и отвернулся. Но не успела она вздохнуть с облегчением, посчитав, что супруг надумал оставить ее в покое, как варяг быстро освободился от одежды и упал к ней на ложе.

Девушка едва не задохнулась от прикосновения его обнаженного тела. Она попыталась соскользнуть с постели, но Гуннар удержал ее, нашел ртом ее губы и принялся покусывать их. Чувствуя, что Купава пытается отстраниться, варяг сжал ее хрупкие плечи своими сильными ладонями и вдавил девичье нежное тело в перину.

— Моя… — хрипло прошептал Гуннар. Он с наслаждением пил дыхание девушки и неистово гладил откинутую назад темноволосую головку.

Купава показалась себе листком, подхваченным жутким вихрем и летящим в пропасть. Понимая, что все ее попытки освободиться от мужа бесполезны и даже бессмысленны, она обмякла и послушно приняла жгучие поцелуи, чувствуя соленый привкус слез на своих щеках… Прикосновения мужа обжигали холодным пламенем, злые укусы отзывались сладкой болью внутри, а поцелуи будили воспоминания о той далекой ночи в Новгороде, когда к ней пришла Любовь…

А теперь она предала себя, предала Позвезда, и в наказание за это ее превращают в рабыню, подчиняют чужой воле. Гуннар не любит ее — то, что он с ней делает, не имеет ничего общего с любовью и нежностью…

Жесткие ладони терзали ее тело, поцелуи пытались выпить ее душу, от грубого дыхания мужа заходилось сердце… Купава из последних сил пыталась заставить свое тело онеметь, чтобы не чувствовать того, что с ней делают, но, не сдержавшись, тихо вскрикнула. Она по своей вине провалилась в бездну, из которой уже не выбраться.

Город медленно пробуждался в лучах восходящего солнца. Где-то вдали залаяли собаки. Церковный колокол возвестил начало первой утренней службы. Купава медленно открыла глаза и тут же покраснела, вспомнив ушедшую ночь. Она ощутила себя заласканной кошкой. Кошкой, мурлычущей от ласки первого встречного. Но почему же первого встречного? Она подарила себя своему законному супругу…