Дикарь (ЛП) - Шеридан Миа

Джек снова всхлипнул, когда тело Щенка замерло, а кровь из раны начала сочиться медленней. Слёзы текли по щекам, когда он убрал руки со стрелы и поднял большое тело Щенка, раскачивая гигантское животное в своих руках.

«Мой друг. Мой друг. Мой друг».

Джек плакал, его рыдания смешивались с воем ветра, словно лес оплакивал его друга вместе с ним, дуя сквозь ветви деревьев.

— Я думал, он дикий. Я не знал.

Джек резко повернул голову. Дрисколл стоял рядом с ним, держа в руке лук и привязав стрелы к поясу. Джек медленно перевёл взгляд с лица Дрисколла на оружие, которое держал в руках, и обратно.

«Он убил Щенка».

Ярость горячее самого солнца пронзила Джека. Он медленно опустил тело волка на землю, выпрямился во весь рост, чувствуя тёплую кровь Щенка на своей обнажённой груди, затем присел в боевой стойке и зарычал низким горловым голосом.

Дрисколл вытаращился на Джека, но в его взгляде кроме страха было что-то ещё, похожее на то, как сияли глаза Баки, когда Джек делал что-то хорошее. Похожее на то странное возбуждение, которое было на его лице, когда он показывал Джеку картину в своей спальне.

— Я убью тебя, — прорычал Джек.

Он жаждал этого. Он собирался разорвать его горло в клочья.

Дрисколл кивнул, отступая назад и поднимая руку в успокаивающем жесте. Джек пошёл вперед. Горе и гнев кружили голову изатуманивали разум — лес начал словно вращаться вокруг него.

«Нет, я не стану разрывать ему горло. Отниму лук и стрелы и вонжу одну стрелу ему в глотку, а другую — в сердце!»

Задние зубы Джека заскрежетали друг о друга.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, но послушай. Послушай, — сказал Дрисколл дрожащим голосом, поднял лук и кивнул на стрелы. — Если хочешь, я достану тебе такие же.

Дрисколл снова поднял руку.

— Если ты причинишь мне вред, они придут искать меня. Мой друг в городе поймет, что что-то случилось, если я не приду за продуктами. Они придут сюда и найдут тебя. Ты этого хочешь?

…они убивают детей…

Только Джек больше не был ребенком.

Но и мужчиной он еще не был.

Джек остановился, острый и жгучий ужас плыл по его венам, смешиваясь с горькой обволакивающей грустью от смерти Щенка, лежащего позади. Внезапно он почувствовал такую усталость, что ему захотелось упасть на колени. Внутри у него всё болело.

— Я могу достать тебе такие же, — снова повторил Дрисколл. — Свинина в городе продаётся за хорошие деньги. Если ты сможешь убить свинью, я принесу тебе твой собственный лук и стрелы.

Джек промолчал.

— Я так же добавлю от себя один коробок спичек, — добавил Дрисколл.

Джек оглянулся на тело волка, его сердце кричало от потери и боли.

Что хорошего принесёт смерть Дрисколла? Это не вернет Щенка… а лук и стрелы помогут выжить, особенно теперь, когда Щенка больше нет.

Боль внутри нарастала. Джек опустил голову.

«Свинья?»

Одна из тех диких свиней с острыми как бритва клыками. Он избегал этих свиней, как будто они были детьми дьявола. Даже Щенок…

— Я сделаю это, — сказал Джек, отворачиваясь от Дрисколла, чтобы забрать тело друга. Он похоронит его у реки, где в своё время захоронил маленькие тела его братьев и сестер, тех крохотных волчат, которые спасли ему жизнь. И он попрощается со своим Щенком, не имея представления, как он теперь будет жить дальше, испытывая ещё большее одиночество. Щенок не просто спас ему жизнь… он давал его жизни смысл.

Как только Дрисколл ушёл, Джек опустился на колени рядом с волком, запустил пальцы в мех друга, поднял голову и печально завыл в пустое серое небо.

Глава двадцатая

Лукас

Наше время

Крошечные кристаллики льда — сияющие, поблёскивающие на стекле в мягких лучах уходящего солнца.

Лукас подбросил ещё одно полено в огонь и с минуту подержал перед ним руки, радуясь чудесному теплу. Иногда, тепло казалось чем-то… священным, даже волшебным, как в первый раз, когда он ощутил его после стольких несчастных зимних дней и ночей, в которых не было ничего, кроме холода, страдания и одиночества.

Неожиданный шум заставил его замереть и прислушаться, наклонив голову.

«Автомобиль?», — со страхом подумал Лукас и быстро подошел к окну.

Он широко распахнул глаза от удивления, увидев, как большой грузовик — тот, который вела Харпер — медленно и осторожно пробирается сквозь лес к его хижине. Машина остановилась и через минуту из нее появилась Харпер с большой сумкой на плече. Она подошла к лисьей норе и заглянула внутрь, а когда повернулась к дому, на её лице сияла улыбка.

Лукас быстро отступил назад. Каждая его мышца напряглась, когда он услышал, как Харпер поднимается по ступенькам.

«Ему не стоит отвечать. Почему она здесь? Чего она хочет?»

Она постучала в дверь, и Лукас замер, стараясь не издавать ни звука, но, в конце концов, какая-то другая часть его победила. Та часть, которая оживала при виде её лица, радовалась её возвращению. Та часть, которая знала, что она принадлежит ему, даже если его прошлое перечеркивало любую возможность для них быть вместе.

Когда Лукас открыл дверь, Харпер улыбнулась ему, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

Он ждал, что она объяснит, почему она здесь, не зная, что и сказать.

«Привет? Почему ты здесь? Что тебе нужно?» — он подумал, что эти вопросы могут звучать невежливо, и Харпер решит, что он ей не рад, что ей не стоило приходить.

Возможно, так будет лучше. Он испытывал эмоции, которые не должен был. Но устоять перед ней было слишком сложно.

— Мне посоветовали не делать этого, — наконец сказала она.

«Посоветовали? Значит, дали совет… сказали. Кто-то сказал ей не делать этого».

Лукас нахмурился.

— Что не делать?

Харпер отвела взгляд, потом снова посмотрела на него.

— Эм, приезжать сюда.

Её щёки стали светло-розовыми, словно под тонкой кожей внезапно расцвели нежные весенние цветы. В волнении, она переложила сумку с одного плеча на другое.

Лукас прислонился к двери, и взгляд Харпер переместился на его руки, скрещённые на груди. Его руки были обнажены, и он подумал, что она, должно быть, смотрит на шрамы, покрывающие кожу. Здесь и там. Везде. Он почувствовал себя… голым, хотя были видны только его руки. Эти шрамы раскрывали слишком много ужасных историй о том, как он жил. Истории, которые он не хотел рассказывать. Никому. Никогда.