Презумпция невиновности (СИ) - Орлова Екатерина Марковна

Ира опускает руку себе между ног, и в этот момент я перестаю думать. Когда вижу тонкие пальцы с нюдовым маникюром на влажных губках, ускоряюсь. Все это происходит само по себе, я уже не могу думать, не могу сдерживаться.

Мы трахаемся молча, но ощущение такое, словно громко кричим друг на друга. Ебаная привычка все проблемы решать цивилизованно. Пусть бы кричала, только дала мне понять, как исправить то, что мы наворотили!

Последние толчки выходят слишком уж грубыми. В них сквозит отчаяние и чувство горькой утраты. Я не хочу из нее выходить! Даже когда член обмякает, а я лежу на жене, опираясь на локти, и покрываю быстрыми поцелуями ее лицо. Не хочу выходить! Хочу остаться в ней навечно! Я готов мириться с редким сексом. С отстутствием любовниц. Готов возвращаться домой сразу после работы. Носить ей сладости в критические дни, делать массаж стоп и приносить кофе в постель. Что угодно, только бы не потерять ее!

— Тебе пора, — произносит Ира через некоторое время, а я поднимаю голову, чтобы посмотреть на нее. Медленно качаю головой, умоляя свой член быстрее перезагрузиться и снова затвердеть, чтобы мы могли продолжить. Если секс — это единственное условие остаться рядом с ней сегодня, я буду трахаться всю ночь. Даже если после этого сдохну от истощения. — Поезжай домой, Витя.

— Мышка, мой дом — это ты.

Она закрывает глаза и тяжело вздыхает, на губах появляется крохотная грустная улыбка.

— Твой дом, Витя, — это ты сам. Я хочу остаться одна, — она распахивает глаза и смотрит прямо на меня. Сердце пропускает удар, а внутри поселяется холод. — Поезжай домой.

Глава 29

Ирина

Мы с Витей никому не сказали о том, что взяли перерыв в отношениях. Знают только Влад с Настей, но на сегодняшнем празднике их не будет, так что я немного расслабляюсь.

После того, как Витя ушел из квартиры, я не могла уснуть. Рыдала почти всю ночь. На утро пришлось использовать все доступные средства от отеков под глазами: от новомодных патчей, до пакетиков с чаем. И все равно на работу я поехала с явным свидетельством бессонной ночи.

А дальше Богомолов пошел в атаку. Каждый день он приезжал ко мне. Каждый. Божий. День! Он возил мне огромные букеты роз, заказывал еду на вечер, присылал сертификаты в СПА на парные процедуры. В общем, Витя начал ухаживать за мной, день за днем атакуя мою крепость. Сопротивляться было бесполезно. Я выгоняла, просила оставить меня в покое, но от этого он еще больше усиливал свой напор.

А я просто не могла… Не могла сдаться ему на милость и простить. Я по-прежнему думаю, что в том, в какой ситуации мы оказались, виноваты оба. И все же его вины в этом больше. Видя мое состояние, мог бы начать действовать вместе со мной, а не подпитываться эмоциями чужих женщин.

Я все чаще возвращаюсь к разговору с Настей, который произошел у нас, когда студент Витя Богомолов начал подкатывать ко мне с предложением встречаться. Настя тогда сказала, что такое блядунище, как он, и представить сложно. И добила фразой: “Будь готова к тому, что на сто процентов он никогда не будет тебе принадлежать”. Но разве можно было устоять перед его напором и обаянием? Он окружил меня собой настолько, что спустя короткое время я не могла сделать и вдоха без него. Вот такой феномен Богомолова.

В один из дней Витя приехал в квартиру, поставил цветы в вазу, водрузил на стол пакеты с контейнерами из ресторана и присел напротив меня на диван. Я полулежала, вытянув ноги, которые гудели после целого дня на каблуках. Витя по старой привычке взял в ладони мои ступни и начал их разминать. Все было так, словно между нами не пробежала черная кошка, и вообще никаких проблем в нашей паре не было. Пока он не заговорил.

— Мышка, давай заведем ребенка.

Заведем. Как собачку или котика. Пойдем к заводчику, например, и возьмем себе того, который больше понравится.

Сердце зашлось знакомой тупой болью.

— Заведем? — спрашиваю, вкладывая в одно слово всю язвительность, которая есть во мне. — Как ты себе это представляешь, Богомолов?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Найдем сурмаму, например. Это же будет полностью наш ребенок, просто выносит его другая женщина.

Я откидываюсь на подушку и накрываю глаза ладонью. Тупая боль усиливается, медленно подползая к шее, а потом и к голове.

— Зачем? — спрашиваю устало. Я правда не понимаю, к чему нам сейчас ребенок. В такое время, когда я не могу принять мужа, он решил, что нам нужен наследник.

— Ну как зачем? Мы же хотели ребенка.

Открываю глаза и смотрю на Богомолова.

— Витя, ребенок не спасет наш брак, — говорю негромко, но по тому, как перекосилось его лицо от боли и замерли руки на моих ступнях, понимаю, что он услышал. — И ребенок — это не инструмент для исправления ошибок. Это живой человек. Чтобы рожать… — сглатываю горький ком и подтягиваю ноги, садясь. — Чтобы заводить ребенка, пара должна быть готова морально. В первую очередь, брак должен быть крепким. А наш, Витя, разваливается. Слышишь треск? Это швы нашего пожизненного союза потихоньку расходятся. Поэтому мой ответ “нет”.

— Я хочу это исправить.

— Дай мне продохнуть, Богомолов! — прошу с истерикой в голосе. — Я же сказала тебе, что мне нужно пространство! Я хочу снова полюбить себя, понимаешь?! Не тебя! Себя! Начать уважать себя достаточно, чтобы не допускать те унижения, которые ты щедро мне даришь!

— Мышка…

— Уйди! — подскакиваю с дивана и обнимаю себя руками, стараясь сохранить свою целостность и не рассыпаться окончательно. — Пожалуйста, дай мне немного пространства!

Во взгляде Вити столько растерянности и боли, что я уже хочу забрать свои слова назад, но потом вспоминаю, ради чего это делаю. Ради кого. Я и правда должна сначала полюбить себя, потому что, слепо любя Богомолова, я полностью себя растеряла. А такое одержимое чувство, которое я испытываю к мужу, кажется, хоронит меня настоящую и приводит к тому, что скоро я стану ненавидеть мужа за то, что в этих отношениях превратилась в ресурс, перестав быть личностью.

Он уходит, громко хлопнув дверью, а я сползаю на пол и царапаю кожаную обивку дивана, рыдая так громко, что, наверное, слышат соседи.

Богомолова хватило на два дня. Я даже начала волноваться, все ли с ним хорошо, потому что за это время он мне даже паршивого сообщения не прислал. Знал бы он, сколько раз я била себя по рукам, чтобы не написать ему первой.

В следующий раз Витя появился у дома поздно вечером. Я возвращалась с работы, где сильно задержалась, а его машина стояла под подъездом. Странно, что не на подземной парковке, но мне было плевать. Сердце предательски затарахтело, почувствовав хозяина.

Паркуюсь перед его машиной и выхожу, чтобы встретиться с ним. Не хочу видеть его в квартире, аромат его туалетной воды только выветрился оттуда. Я хочу заполнить все пространство этого жилья только собой. Можно сказать, что я остро в этом нуждаюсь.

Останавливаюсь у его капота и жду, сложив руки на груди. Богомолов выходит из машины и, подхватив оттуда букет гребаных роз, идет ко мне. Смотрит с опаской, но улыбается. Он еще не успевает ничего сказать, как я вырываю у него из рук ненавистный букет и, замахнувшись, луплю им по фаре машины Богомолова. После первого удара меня охватывает азарт, и я раз за разом бью цветами по капоту, наслаждаясь хрустом сломанных стеблей и тем, как лепестки и бутоны срываются и разлетаются в стороны.

Витя молчит. То ли боится что-то сказать, то ли ждет, пока закончится моя молчаливая истерика. Запыхавшись, останавливаюсь и впечатываю растерзанные стебли в руки Богомолову. На его лице уже нет ни тени улыбки. Мой муж смотрит на меня хмуро, но без злости. Как будто… понимает. Мы молча сверлим друг друга взглядами добрых пять минут, пока я не решаю заговорить.

Но сначала подхожу к своей машине, достаю из сумочки сигареты с зажигалкой. Всовываю дрожащими руками тонкую сигарету между губ и прикуриваю, смачно затянувшись. Возвращаюсь и встаю напротив мужа.