Цирк семьи Пайло - Уилл Эллиот

— Не правда ли, странно? Не хотелось бы мне быть в штанах или в туфлях того, кто вывесил этот стяг.

Джи-Джи намек понял, но его рот оставался открытым. Уинстон опять бросил на него испепеляющий взгляд и воскликнул:

— Джи-Джи, ты собираешься делать ставку или будешь сидеть как человек-невидимка весь вечер?

Это замечание вызвало смешок у Гонко, а Джи-Джи закрыл рот.

— Ты слишком взвинчен, — заметил Гонко Уинстону.

— Нам нужно когда-нибудь вернуть право на шоу, не так ли? — напомнил тот. — Слышал, что сказал Джордж? Акробаты получили нашу сцену. Интересно, сколько потребуется времени для восстановления их собственной сцены?

— О боже, ты прав, — запричитал Гонко.

Джи-Джи решил, что пора смываться, ибо он не мог преодолеть свое недоверие к Уинстону.

— Эй! — окликнул его Гонко, когда он отошел от стола. — Куда ты идешь, черт побери? Какой покер можно сыграть с тремя игроками?

Джи-Джи захныкал и убежал.

— Никто не поверит твоему притворству! — крикнул ему вдогонку Гонко. — Я тебя знаю, приятель, знаю хорошо.

Вернувшись в свою комнату, Джи-Джи сел на постель и попытался раскинуть мозгами. Уинстон все еще шантажирует его, размышлял он, но может ли он сам шантажировать Уинстона? Свобода. Что это значило? Почему он говорил о ней Джейми в порыве сентиментальности? Был ли в том, о чем он думал, какой-то шанс для Джейми уйти из шоу? Не дурачился ли старик?

— Думаю, — шептал Джи-Джи, — так и есть, это дурачество.

Он лег на спину, размышляя. Голова ударилась обо что-то круглое и твердое — это был хрустальный шар. Он потрогал его поверхность, и на его лице расплылась улыбка. Джи-Джи знал, как проведет завтрашний день. Он вынул шар из наволочки, погладил и сказал:

— Ты, беби, и я, мы с тобой одни против всего мира.

Глава 16

КОМПРОМАТ НА ДЖИ-ДЖИ

Джейми проснулся, испытав привычный ряд состояний: головокружение, тошнота, страх, обреченность на беспомощность. Плюсом было то, что из этого ряда выпала физическая боль. По обыкновению, он припомнил, что днем раньше едва избежал смерти, в этот раз его жизни угрожало падение опорных балок. Одна из них упала рядом, справа от его — или Джи-Джи — лица. И как Джи-Джи реагировал на все это? Выбравшись из разгромленного театра, он забыл о нем. Этот парень нисколько не беспокоился о том, что случилось с той группой, к которой он принадлежал. «Мне придется умереть здесь, — подумал Джейми с абсолютным хладнокровием. — Теперь в любой день».

С такими мыслями Джейми просыпался каждое утро и потому сразу же намазывал лицо краской. Впрочем, в это утро все было иначе. Ему пришлось думать. Вчера произошло нечто очень серьезное, нечто, противоречившее обычному укладу жизни цирка. Некто бросил вызов всем участникам шоу — по крайней мере, всем, кто что-то значил в нем. Эти неизвестные не дурачились, они добивались серьезных целей. На стяге было написано СВОБОДА. Слово, которое Уинстон советовал ему запомнить. Это затея Уинстона! Так должно было быть.

Он думал об Уинстоне, на которого должен был опереться.

Свобода.

Или, возможно, было много плеч для опоры?

Он с отвращением посмотрел на ванночку с краской для лица. Сегодня он предстанет в этом заведении в собственном обличье.

* * *

Просыпались другие участники карнавала, и Джейми мог слышать, как идет уборка сцены для акробатов. Он надел туфли, красный нос, просторную полосатую рубашку и светлые пятнистые штаны. Основательно проверил карманы и не обнаружил в них ничего, кроме волокна. Одевшись, сел на постель, прислушиваясь, есть ли в гостиной клоуны. Там было тихо. Джейми поднялся и открыл дверь, но был вынужден вновь подавить в себе инстинктивное желание крикнуть. За дверью стоял Гоши, и одному Богу было известно, сколько времени он глядел на дверные панели. Всю ночь?

Джейми крепко сжал дверную ручку.

— Доброе утро, — выдавил он из себя.

Гоши уставился на него, не меняя выражения лица. Джейми заметил что-то зеленое на его верхней губе, словно травянистое пятно.

— Доброе утро, Гоши, — повторил Джейми.

Гоши ответил морганием глаз: сначала правого, потом левого. Он издал низкий сдавленный свист и повернулся лицом к коридору. Решив, что было бы небезопасно просить Гоши подвинуться, Джейми проскользнул в узкий просвет между плечом Гоши и дверью, стараясь изо всех сил избежать соприкосновения.

Он бросил беспокойные взгляды в оба конца коридора, пытаясь вспомнить, где находится дверь комнаты Уинстона. Постучав, услышал голос старого клоуна:

— Уфф. Кто там еще?

— Джейми.

Послышался скрип пружин кровати.

— Джи-Джи?

— Джейми.

— Джейми? Входи.

Джейми вошел и сел на чистый участок пола рядом с кроватью Уинстона. Уинстон сидел на ней, зевая.

— Ты пропадал где-то, — сказал он.

— Да. Послушайте… Я не хочу сегодня покрывать лицо краской.

Уинстон потер подбородок и заткнул ухо ватной затычкой.

— Ты выбрал неудачный день, — заметил он. — Мы сегодня репетируем. Ты будешь участвовать в представлении. Мы должны сохранять форму на случай возвращения на сцену.

— А почему я не могу участвовать в таком виде?

— Ты можешь покалечиться. Или убиться. Помни, краска не только превращает тебя в подлого кретина.

Джейми опустил глаза.

— Прости, — извинился Уинстон, — мы оба знаем, что это не твоя вина, но такова реальность. Давай начистоту. — Старый клоун откинулся назад и вздохнул. — Намазавшись краской, ты попадаешь в трудное положение, не так ли? Я не могу тебе ничего доверить, поскольку с краской на лице ты будешь выбалтывать это кому угодно.

— Как насчет влияния? — спросил Джейми. — Джи-Джи думает, что вы шантажируете его. Он не хочет поддаваться шантажу.

— Ну и прекрасно; если бы Джи-Джи все знал, у него бы был компромат на меня, позволь заметить. Об этом можно смело говорить, поскольку мое мнение ценится выше, чем его. Они доверяют мне больше, поскольку я нахожусь здесь больше времени, чем он. — Уинстон помолчал и покачал головой. — Не знаю, что тебе посоветовать, Джейми. Не имею никакого представления.

— Что, если… что, если бы я устроил все так, что вы имели бы на Джи-Джи больше компромата, чем он на вас? Что тогда?

Уинстон взметнул брови:

— Продолжай.

Джейми подался вперед:

— Что, если бы я совершил сегодня нечто действительно компрометирующее меня, но благополучно избег бы огласки, дав вам при этом улики, которые вы могли бы использовать против Джи-Джи. Может, в таком случае вы бы не опасались рассказать мне о том, что означает этот трюк со свободой.

Уинстон метнул быстрый взгляд на дверь:

— Ш-ш-ша. Тише, Джейми, ради бога.

Джейми принял виноватый вид.

— Простите.

Уинстон с задумчивым видом сел на кровать.

— Думаю, — сказал он, — такое соглашение сработает. Но ты понимаешь, на какой идешь риск? Если попадешься… Это не шутки, сынок. Тебе лучше не знать, что они с тобой сделают.

— Вы правы, может, лучше не знать, — вздохнул Джейми. — Но мне осточертело просыпаться в таком состоянии, чувствовать себя так. Не могу этого больше выносить.

Уинстон понимающе кивнул:

— Тяжелое время для нас, верно? Давай лучше подумаем, на какие уловки ты сможешь пойти.

— Уинстон, я хочу вас о чем-то спросить.

— О чем же?

— Почему вы не меняетесь, когда покрываете лицо краской?

На лице Уинстона мелькнуло подобие улыбки.

— На мне нет краски, — сказал он и достал из-под кровати маленькую коробочку. — Вот обычная краска для лица. Не отсюда. Это не то вещество, которое они изготовляют в комнате смеха. Разница совсем незаметна. Просто я выступаю угрюмым персонажем. Это нетрудно. Мое сценическое амплуа не намного отличается от реального. Считай, что мне везет.

— Но как вам удается выступать на сцене?

— Я обеспечиваю себе роли, которые неопасны. Не скажу, что это легко. Я убеждаю Гонко, что у меня слишком болит спина, чтобы выполнять тяжелые трюки. У меня много синяков, и подчас приходится рисковать. Но ради тебя, Джи-Джи, если вернуться к тому короткому разговору, помни, я могу воспользоваться здешней краской для лица в любое время и сломать тебе шею.

Джейми моргнул, поразившись неожиданной жесткости тона Уинстона.

— Теперь уходи, Джейми. Я подумаю над тем, что можно сделать, — если ты уверен, что выбрал правильный путь.

— Другого выхода я не вижу, если честно.

Уинстон пожал плечами:

— Раз ты заговорил об этом, то я тоже.

Джейми вернулся в свою комнату. Он подождал, когда затихнет сердцебиение, и постарался ни о чем не думать. Через полчаса Гонко просунул в дверной проем голову, чтобы рявкнуть:

— В час репетиция. В одиннадцать вечера побочные работы. Паскудная жизнь, когда приходится лишь поддерживать существование.