Афанасий Фет - Михаил Сергеевич Макеев

большой серебряный крест»179. Похоронили Елизавету Петровну в Клейменове, в 30 верстах от ставших ей домом Новосёлок.

Некоторое время Фет провёл в Новосёлках, колеблясь в выборе места службы. Кроме желания служить непременно в кавалерии, конкретных планов у него не было. Время для размышлений оставалось: Шеншин, дождавшись зимы, отправился в Верро забирать из крюммеровского пансиона брата Василия, которого надумал поместить в Киеве в доме Матвеевых для подготовки в университет. Между тем в начале ноября 1844 года Иван Борисов перевёлся из артиллерийской бригады в кирасирский Военного Ордена полк, расквартированный в Херсонской губернии, и рекомендовал его другу в качестве места не очень тяжёлой службы. Видимо, это соответствовало желанию Фета совмещать службу с занятием литературой, и, когда вернувшийся в Новосёлки Шеншин потребовал от него решения, оно было уже готово: «Вам как опекуну Борисова известно, что он вместо вступления в академию из артиллерии перешёл в кирасиры, и вот он зовёт меня к себе в Орденский полк и пишет: “приезжай, службы никакой, а куропаток столько, что мальчишки палками их бьют”»180. Шеншин был разочарован и выбором заурядного полка кавалерийского резерва, служба в котором не сулила блестящей карьеры, и самой мотивацией выбора, но не возражал: «Я надеялся, что из него выйдет военный учёный, а он, попросту сказать, куропаточник. Ступай, коли охота берёт; будешь от меня получать 300 руб. в год, и отпускаю тебе в услужение сына Васинькиной кормилицы Юдашку, а при производстве пришлю верховую лошадь»181.

Снова было решено сэкономить и отправиться через Киев вшестером — Шеншин, Фет, брат Вася и трое их слуг, включая Юдашку — на двух кибитках. В Орле взяли рекомендательное письмо от соседа по Клейменову барона Николая Петровича фон Остен-Сакена его племяннику, командиру корпуса, в который входил полк. В Киеве недолго погостили у Матвеевых и там расстались: Вася остался готовиться в университет, Шеншин, выдав Афанасию 150 рублей на дорогу и подтвердив обещание присылать деньги, отбыл восвояси. Фет с Юдашкой, с большим чемоданом, в котором умещалось всё его имущество, отправился дальше на юг, в Херсонскую губернию.

Дорога была длинной, новый пейзаж давал одновременно успокаивающее и тревожное ощущение: «Пустыня и весеннее солнце производили на меня какое-то магическое действие: я стремился в какой-то совершенно неведомый мне мир и возлагал все надежды на Борисова, который не откажет мне в своём руководстве»182. В таком настроении Фет и достиг места будущей службы.

Первые его чувства по прибытии, вероятно, были смешанные. Переименованный из Крылова Новогеоргиевск Херсонской губернии[16], где находились квартиры кирасирского Военного Ордена полка, входившего в 1-ю бригаду 2-й кирасирской дивизии 1-го резервного кавалерийского корпуса, был захолустным военным городом с населением около десяти тысяч человек, среди которых преобладали русские, украинцы и евреи (Херсонская губерния входила в черту оседлости). В социальном отношении основу населения составляли военные. Фет вспоминал: «Широкая, особенно в весенний разлив река Тясьмин, впадающая в Днепр и дозволяющая грузить большие барки, давала возможность местным купцам, промышлявшим большею частию убоем скота для саловарен, производить значительный торг салом, костями и шкурами. Зажиточные купцы, большей частию раскольники, держали свои калитки на запоре и ни в какое общение с военными не входили. Грунт улиц был песчаный, но довольно твёрдый; зато во всём городе не было признака мостовой, как во всех малороссийских городах того времени, улицы были широкими, к крутому берегу реки террасами восходил казённый тенистый сад с каменной оградой»183. Конюшни и полковой манеж были едва ли не главными украшениями города.

Унылое впечатление скрасила радостная встреча с Борисовым. По утверждению этого добряка, люди в полку были «отличнейшие»; состоявшиеся знакомства с однополчанами эту рекомендацию если не оправдали полностью, то и не совсем опровергли. Корпусной командир барон Дмитрий Ерофеевич фон Остен-Сакен (чтобы представиться ему, Фет ездил в Елисаветград, где находился штаб корпуса) произвёл впечатление человека «домашнего», доброго и даже отчасти стеснительного. Командир полка Александр Николаевич Энгельгардт, в это время отсутствовавший, впоследствии тоже оказался человеком приветливым. Необходимые бумаги были оформлены быстро, и 21 апреля 1845 года Фет был зачислен юнкером в первый эскадрон.

Поселился он на первых порах в одной из двух комнат в небольшом домике, который снимал Борисов, на улице, «выходящей на обширную площадь, часть которой была занята деревянными торговыми лавками, окружёнными галереей с навесом»184. Друзья завели общее хозяйство, что поначалу казалось удобно и выгодно: Фет получал от Шеншина 300 рублей, а его не считавший денег друг — 600 рублей от того же Шеншина как своего опекуна. К тому же борисовский слуга обладал искусством хорошо накормить господ за умеренную сумму. Пошив полную кирасирскую форму из толстого армейского сукна (этот расход практически сразу опустошил его кошелёк и вынудил обратиться к Афанасию Неофитовичу с просьбой о новом пособии), Фет приступил к учениям. Пешие упражнения у вахмистра Лисицкого были несложными, труднее давалось учение конное: эскадронный вахмистр Веснянка обращался с новичком беспощадно, а затем передал его тому же Лисицкому, который в этом отношении не отставал от него и гонял юнкера по кругу на длинной верёвке-корде «чуть ли не на такой лошади, на которой никто не ездил»185. Тяжело проходили и упражнения в маршировке, особенно «с урожьем» тихим шагом. Но это временное обстоятельство нужно было перетерпеть, чтобы вскоре получить первый офицерский чин, дававший право на дворянское звание.

Этим надеждам Фета не суждено было сбыться. В разгар фетовского учения, 11 июня 1845 года, вышел царский манифест, согласно которому отныне на статской службе лицам недворянского происхождения потомственное дворянство давал только чин статского советника (V класс по Табели о рангах), а на военной — чин майора (VIII класс). Это означало, что теперь, чтобы стать дворянином, надо было служить уже не около года, а вряд ли менее 15—20 лет; в экстраординарных обстоятельствах процесс мог занять меньше времени, но в любом случае должен был отнять изрядную часть жизни, едва ли не лучшие годы молодости. О своей реакции на эту новость Фет не распространялся, но догадаться о ней нетрудно. Видимо, отступить было уже невозможно, и он решил смириться и «посвятить себя службе»; это словосочетание в николаевское время давно утратило тот высокий гражданский смысл, которое ещё могло иметь в декабристскую эпоху. Теперь оно означало «тянуть лямку», выполнять рутинные ежедневные обязанности, дожидаясь «производства», ордена и отставки с правом ношения мундира и пенсией.

Армия в мирное время представляла собой разновидность бюрократии, в царствование Николая I пронизавшей