Пожарский-1 - Ольга Войлошникова

прилюдно вором меня назвал...

Юрист подобрался:

– Ваша светлость. Спрошу вас как доверенное лицо – и обязуюсь держать в тайне ваш ответ, если вы не потребуете иного: вы каким-либо образом участвовали в выносе меча Кузьмы из схрона бояр Салтыковых?

– Нет. Он меня с улицы увидел, узнал и перескочил.

– То есть, согласно обнаруженному нами указу, совершил осознанное волеизъявление! Таким образом, утверждения бояр Салтыковых голословны, а потому оскорбительны. М-хм. Мы можем подать встречный иск за публичное оскорбление.

– Значит, подайте. Потому что если Салтыков не повинится и не поклонится, я вызову его на Арену. И убью. Затем его наследника, если он также пожелает упорствовать. И следующего наследника. И так далее, покуда род их мерзкий кровавыми слезами не умоется. Я хочу, чтобы вы эту мысль до Мишки Салтыкова донесли. И чем дальше дни идут, тем ниже придётся ему кланяться.

Талаев ушёл. Я так и сяк прикидывал, как это дело повернётся, а Кузя посмотрел юристу вслед и снова превратился в фибулу:

– Будешь Салтыковых вырезать – Настьку мне отдай.

– Для начала, при случае, ты этим заниматься и будешь. А Настьку бери, мне не жалко.

Вот я тоже молодец. Нет бы сначала подумать, что треплю-то. Но голова в тот момент была занята совсем другим.

По дорожке прошуршали лёгкие шаги, в беседку заглянула Стешка:

– Дмитрий Михалыч! Деда спрашивает: чаю перед сном попьём? Он самовар согрел. Там конфеты остались. Шоколадные!

– Можно и чай, – всё равно про Салтыковых вспомнил, так снова разозлился, весь сон прошёл.

– Ага, – Стешка оглянулась, – а дяденьки оба ушли? Я видела, один пришёл, а потом ещё один появился, а в ворота только первый вышел.

Вот секретный соглядатель!

Кузьма тихонько захихикал во внутреннем плане. «Кончай ржать! – притормозил его я. – Чё уж. Знакомиться пойдём». А вслух сказал:

– Один, Стеша, остался. Скажи деде, пусть четыре прибора поставит, мы сейчас придём.

– А он что – невидимый? – с восторженным ужасом спросила Стешка.

– Почти.

– Ладно! Я мигом!

Она унеслась в домик, а я предупредил Кузьму:

– Давай, в солидном виде. И прилично чтоб себя вёл!

– Ради шоколадных конфет я готов, – засмеялся Кузя, проявляясь.

– Вот ты балабол. Пошли уж...

ДЕНЬ ВТОРОЙ. НАДЕЯТЬСЯ НА РУТИНУ БЫЛО НАИВНО...

Первая пара не принесла никаких новостей. Очень подробная лекция про основы стихийной магии – читала, для разнообразия, дамочка. Снова много картинок и-и-и... очень размытое обещание, что вот входящий теоретический блок закончится, и вот тогда-а-а группу поведут осваивать практику. А пока от самостоятельной проработки упражнений настоятельно просили воздержаться – тем более, что журнал по технике безопасности ещё не подписывали (что???). В крайнем случае, только под присмотром репетиторов. Кстати, желающие получить индивидуальные дополнительные занятия могут посмотреть телефоны для связи со свободными наставниками на доске объявлений у главного входа. Недорого.

Ага. Подрабатывают преподаватели как могут. Ну-ну.

Жара сегодня навалилась похлеще летней, так что часть окон в аудитории стояла нараспашку. Кузьме – красота, через подоконник скакнул комариком – и вот он за деревьями уже музей. Так всю первую пару и челночил, как заведённый. А я снова заставил ручку записывать, а сам кораблики складывал. Сгибы получались куда как ровнее вчерашнего – вот, что значит: практика!

На второй паре вместо тётки явился надутый хлыщ. С точностью до единиц я потенциал, конечно, определить не могу, но очень было похоже, что этот преподаватель из «молодых и перспективных», и по уровню где-то почти подошёл к тому, чтобы получить степень магистра. Возможно, поэтому он смотрел на всех остальных со всей доступной ему силой презрительности.

– Да и флаг ему в руки, – пробормотал я и принялся за новую лодочку.

Читала эта звезда современной магии лекцию по древней истории. Выходило у него пафосно, но чрезвычайно нудно, и я очень быстро ушёл в собственные мысли про предстоящее судилище... пока Кузя очень ощутимо не толкнул меня под локоть пронзительно зазвенев в голове:

– Бать! Ты чего творишь?!

Я и так был раздражён, а теперь и вовсе разозлился. К тому же лодочка смялась. Орать, однако, не стал – всё-таки обычно Кузьма себе такого не позволяет.

– Что такое?

– Да ты не слышишь, что ли, что он про нас несёт?! – Кузя метнулся к тетрадке, по которой продолжала самописью гулять ручка.

«Традиционная историческая школа заявляет нам, что князь Пожарский закрыл собой разрыв реальности, пожертвовав собой, и что его действие было героическим актом. Однако никаких вещественных подтверждений этому факту мы не находим.

Прогрессивная же часть историков склоняется ко мнению, что князь Пожарский и был единственной первопричиной случившегося разрыва, и что его смерть была жертвой, но не личным самопожертвованием, а решением круга архимагов, которые принудили Пожарского шагнуть в небытие, свершив, таким образом, справедливый магический суд и приведя приговор в исполнение. В подтверждение этой версии свидетельствует то, что уникальный меч, с которым первый Пожарский нигде не расставался, перед казнью был у него отобран...»

Ноги сами понесли меня по проходу, спускающемуся между партами к кафедре.

Хлыщ прищурился:

– А-а, молодой Пожарский, я полагаю? Понимаю, что слышать горькую правду неприятно...

В такие моменты мне искренне жаль, что поражающая боевая магия под крышей Академии блокируется внутренними щитами. Я захлопнул тетрадку, которую так и продолжал держать в руках и хлестанул преподавателя по морде.

– Нормально! – прокомментировал Илюха Муромский.

Впрочем, на него мне глазеть было некогда, как и на всю оживившуюся аудиторию.

Историк прикоснулся к треснувщей губе, скривился, прогнал по телу исцеляющую волну. Ну, как я и предполагал, около трёхсот единиц. Почти магистр.

Я смотрел на него прямо:

– Полагаю, этого достаточно, чтобы счесть себя оскорблённым? Сам любишь говно жевать – другим-то не пихай! Псина смердящая...

Я прикидывал: долго ли придётся поливать этого урода помоями? Или, может, сразу почувствительней треснуть? И как бы всё поскорее провернуть, пока начальство Академии не чухнулось и не примчалось нас замирять – с нынешней любовью ко всяким техникам безопасности очень вероятно. Но тут раздался девчоночий смех, и кто-то захлопал в ладоши. «Хлопает Белова, – бодро подсказал Кузьма. – А смеётся Момоко». Историк перекосился и прошипел:

– Я вызываю вас, Дмитрий Пожарский. Арена позволит смыть кровью... – дверь распахнулась, Болеслав окинул нас яростным взглядом.

– Я принимаю вызов,