Травля русских историков - Виктор Брачев

Еще один критик И. Я. Фроянова — некий Д. Дубровский, и опять из Европейского университета (исполнительный директор Центра этноконфликтов). «На всех лотках нашего города, — заявил он на «круглом столе» (1999) по проблемам расизма, организованном некоей правозащитной организацией «Гражданский контроль», — продаются книги профессора и декана исторического факультета госуниверситета Игоря Яковлевича Фроянова… Так вот, если вы взглянете на его книгу под названием «Октябрь семнадцатого», то никакое средство массовой информации в виде газеты «Завтра» или еще какой-нибудь одиозной вам не покажется удивительным… В книге повествуется о жидомасонском заговоре…»{377}

Свой вклад в травлю И. Я. Фроянова внес и профессор РГПУ им. А. И. Герцена, бывший депутат Законодательного собрания и член партии «Демократический Выбор России» В. П. Островский. Вряд ли он внимательно читал последние книги И. Я. Фроянова, но взгляды ученого заклеймил. «Они, — заявил он, — просты. Существует антироссийский мировой заговор во главе понятно с кем (хотя это дается понять более чем тонкими намеками), зло приходит с растленного Запада; в стране есть пятая колонна, получающая прямые указания и средства от «мировой закулисы». Спасение — в общинном, исконно русском образе жизни… В культурной среде такие взгляды принято называть национал-коммунистическими», — делает в заключении вывод Валерий Островский. Это от него, впрочем, и требовалось. Так что понять профессора тут можно.

Но вот следующий пассаж В. П. Островского уже читать без возмущения нельзя. «Откровенно говоря, — пишет он, — самого Фроянова мне просто жаль. Ибо когда он перестанет быть деканом, а такое рано или поздно случится, останется почти что в полном одиночестве, и большинство из тех, кто сегодня преданно заглядывает ему в глаза (а в закоулках выражается прямо противоположно), после случившегося в лучшем случае не подадут ему руки, а скорее всего, начнут со сладострастием его топтать»{378}.

Сейчас, когда И. Я. Фроянов уже давно не декан и никакой не начальник, у нас есть возможность оценить это пророчество В. П. Островского. Конечно же, прямо надо сказать, и самому Игорю Яковлевичу, и его друзьям, и ученикам эта история далась нелегко. И вели себя они в этой непростой ситуации, конечно же, по-разному. Но не отказался от Фроянова никто.

Идейным вдохновителем травли И. Я. Фроянова, как справедливо было отмечено еще в 2001 году В. Карабановым{379}, стал ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института российской истории РАН, член-корреспондент Академии наук, «звезда петербургской исторической науки», как льстиво окрестили его демократические журналисты{380}, Рафаил Шоломович Ганелин, об интервью которого в правой прессе мы уже знаем. Не успокоившись на этом, Р. Ш. Ганелин идет в октябре 2000 года на такой, прямо скажем, неординарный для его положения и возраста шаг, как публикация 12 октября в ведомственном журнале «Петербургский университет» «Открытого письма к членам ученого совета исторического факультета» с выражением своей озабоченности сложившейся на факультете ситуацией.

«Для того чтобы понять этого человека, — пишет В. Карабанов, — мы ознакомимся с аспектами его научных интересов. Первое, что нам попадается, — его работа «Царизм и черносотенство» (какая-то болезненная тема для всех членов этой узкой «общественности»). Начинает эту работу Ганелин словами о том, что в ней он хочет «показать губительную роль черносотенства для судеб российской монархии, несовместимость его с реально существующей государственностью», — и после пространнейших рассуждений приходит к такому, совершенно удивительному (я бы даже сказал, бредовому), заключению о роли черносотенных организаций в смерти Столыпина: «Именно эти силы добились политической смерти Столыпина еще до его убийства в 1911 г.». А мы-то грешным делом думали, что убил его эсер Мордехай Богров… Все о том же — и другие его работы. Приведу из экономии места лишь парочку: «Государственная Дума и антисемитизм 1915–1916 гг.», «Черносотенные организации, политическая полиция и государственная власть в царской России».

Такое ощущение, что все человечество поделено этими людьми на них самих и «черносотенцев», только мир об этом даже не подозревает»{381}.

Но вернемся к «Открытому письму» Р. Ш. Ганелина. «Как человек, в течение многих лет связанный с историческим факультетом, я, — заявил он здесь, — считаю необходимым высказать свои соображения о решениях вашего Совета, которые обратили на себя всеобщее внимание, поскольку создают на факультете возможности для преследования по политическим мотивам и проведения самодеятельных анкетно-идеологических разысканий». Как выясняется далее из письма Р. Ш. Ганелина, он остался недоволен созданием на историческом факультете комиссии для рассмотрения положения на кафедре новой истории по письму в ученый совет факультета сотрудников кафедры С. И. Ворошилова, С. В. Шершневой, В. Н. Барышникова, А. А. Петровой и Н. П. Евдокимовой, в котором они выражали свое недовольство содержанием и методикой прокламируемых Б. Н. Комиссаровым курсов по новой и новейшей истории. «Вам, историкам-профессионалам, — журит Р. Ш. Ганелин авторов письма, — должно быть известно, что обвинения в сокрытии взглядов служили важным приемом фальсификации различных политических дел»{382}.

Куда метят последние слова Р.Ш.Ганелина, гадать долго не приходится. Неблаговидный и в то же время очевидный смысл его «Открытого письма» — как можно сильнее разогреть «дело» И. Я. Фроянова и подтолкнуть как власть в целом, так и администрацию университета к более решительным действиям против ученого.

Лживость и надуманность выдвинутых против И. Я. Фроянова обвинений не могли не возмутить друзей и коллег ученого, тем более что эти чудовищные и злонамеренные обвинения были выдвинуты не только против одного И. Я. Фроянова лично; под обстрелом «демократов» оказался практически весь исторический факультет, кроме «нескольких кафедр», как изящно выражались оппоненты И. Я. Фроянова. С учетом этого обстоятельства вполне объяснима и крайне негативная реакция ученых факультета на эти нападки.

Свидетельство тому — «Заявление трудового коллектива исторического факультета» на имя ректора университета, опубликованное 3 ноября 2000 года и подписанное практически всеми его преподавателями. «В последние месяцы текущего года, — читаем мы здесь, — в нескольких газетах («Общая газета» от 25.05.2000, «Известия» от 19.07.2000, «Новые известия» от 22.07.2000, «Новая газета» от 23.07.2000, «Общая газета» от 30.08.2000, «Демократический выбор» за октябрь 2000 года) стали появляться статьи, содержащие крайне политизированные по смыслу и необычайно развязные по тону обвинения в адрес завкафедрой и декана исторического факультета профессора И. Я. Фроянова и факультета в целом. Достаточно ознакомиться с названиями статей («Затхлый ветер перемен. Он подул в Петербургском университете», «Когда разум спит мертвым сном», «Исторический сталинизм», «На истфаке правит «черная сотня»?», «Призрак коммунизма прописан на Менделеевской. И чувствует себя комфортно», «Декан исторического факультета СПбГУ, «мировая закулиса» и самый главный порок»), чтобы убедиться в идеологической направленности этих пасквилей…

Трудовой коллектив исторического факультета считает необходимым заявить, что кампания «критики» против И. Я. Фроянова и факультета не имеет ничего общего с научной полемикой — это откровенная и жестокая травля. Она преследует вполне прагматичные цели: во-первых, дезавуировать научные труды И. Я. Фроянова и дискредитировать в глазах общественности его самого как личность; во-вторых, сместить его с должности декана исторического факультета, а если удастся, то и с должности заведующего кафедрой, либо и вовсе изгнать из университета! Впрочем, первое для того и нужно, чтобы добиться второго»{383}.

Среди подписавших «Заявление» — профессора Ю. К. Руденко, Г. Л. Курбатов, А. Ю. Дворниченко, Н. Н. Калитина, А. В. Гадло, М. Ф. Полынов, Г. С. Лебедева, С. Г. Кащенко, Э. В. Летенков, А. Х. Даудов, Д. Г. Савинов, Э. Д. Фролов, Ю. Г. Алексеев, Н. И. Приймак, В. К. Зиборов, В. C. Брачев, М. П. Ирошников, доценты Л. Г. Печатнова, Л. В. Выскочков, С. Е. Федоров, Л. А. Пальцева, М. В. Ходяков, И. С. Ратьковский, В. П. Денисенко, А. Я. Колесников и другие.

На подписавшихся под письмом оказывалось давление, причем не только на личном, так сказать, уровне, но и давление публичное. Показательным примером здесь может служить случай с подписавшей письмо кандидатом исторических наук Ларисой Гавриловной Печатновой, которая была тут же одернута аспирантом Государственного музея истории религии в Санкт-Петербурге Д. А. Браткиным, выразившим свое неудовольствие ее шагом в «Открытом письме», которое, конечно же, тут же было опубликовано{384}.