Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн

Мне кажется, что проворный и оборотливый Робертс, к успешному произведению сего на самом деле способнее быть может и Крука и всякого другого миссионера. Он построил себе хорошенький домик, имеет участок земли, обрабатываемый им прилежно в надлежащем порядке, старается о приведении возможного в лучшее состояние, что здесь до него неизвестно было и по собственному его признанию ведет жизнь счастливо. Одна только мысль, попасться в руки каннибалов его беспокоит. Предстоящей войны боится он особенно. Я предложил ему, что готов отвезти его на острова Сандвичевы, откуда удобно уже найти случай отправиться в Кантон; но он не мог решиться оставить жену свою, которая в бытность нашу родила ему сына, и, вероятно, он окончит жизнь свою в Нукагиве.

Состояние нукагивцев не может возбудить в них чувствования к волшебному действию музыки. Но как нет ни одного столь грубого народа, который бы не находил в оной некоего удовольствия, то и сии островитяне не совсем к тому равнодушны. Их музыка соответствует их свойствам. К возбуждению грубых чувств нужны орудия звуков пронзительных, заглушающих глас природы. Необычайной величины барабаны их диким громом своим особенно их воспламеняют. Они и без помощи всякого мусикийского орудия умеют производить приятные для них звуки следующим образом: прижимают одну руку крепко к телу, и в пустоту, находящуюся между ею и грудью, сильно ударяют ладонью другой руки; происходящий от того звук крайне пронзителен. Пение их и пляска не менее дики. Последняя состоит в беспрестанном прыгании на одном месте, причем поднимают они многократно руки кверху и дрожащими пальцами производят скорое движение. Такт ударяют они притом руками вышеупомянутым образом. Пение их походит на вой, а не на согласное голосов соединение; но оное им нравится более, нежели самая приятная музыка народов образованных.

Сообщаемые мною здесь известия о числе народа сего острова основываются на одной вероятности, но, где точные исчисления бывают невозможны, там и близкие к истинным имеют свою цену. По объявлению Робертса, выставляют долины против неприятелей своих войнов: Тайо-Гое – 800, Голи – 1000, Шегуа – 500, Мау-Дей – 1200, Готти-Шеве на юго-западе от Тайо-Гое и другие на северо-востоке, каждая – 1200.

Итак, число всех ратников составляет 5900. Если число женщин, детей и мужчин престарелых положить втрое более сказанного, то число всех жителей острова выйдет 17700 или круглым числом 18000, которое, думаю, не будет мало, потому что супружества весьма бесплодны; престарелых же мужчин не видал я ни одного ни между жителями Тайо-Гое, ни Шегуа[47]. Мне кажется, однако, что робертсово показание числа жителей долины Тайо-Гое превосходит настоящее, по крайней мере, одною третью. Где 800 воинов, там, по принятому положению, должно быть 2400 всех жителей; но я не видал в одно время больше 800 или 1000, между коими находилось от 300 до 400 одних девок. Впрочем, нельзя сомневаться, чтобы большая часть жителей не приходила к берегу. Редко бывающие здесь европейские корабли, всеобщая чрезвычайная островитян жадность к железу заставляют думать, что выключая матерей с малыми детьми, редкие не собирались у берега.

Итак, если принять, что полагаемое Робертсом число более настоящего третью и уменьшить оною количество народа целого острова, то выйдет жителей только 12000. Судя по острову, имеющему в окружности более 60 миль, по особенно здоровому климату, по умеренному употреблению кава и по неизвестности здесь любострастного яда, сие население очень малолюдно. Но с другой стороны, беспрестанная война, приношение людей в жертву, умерщвление оных во время голода, крайняя невоздержанность женского пола, предающегося сладострастию с 8-го и 9-го годов возраста и неуважение супружеского союза – чрезмерно препятствуют к размножению народа. Робертс уверял меня, что нукагивки рождают не более двух ребенков, многие же и совсем бесплодны, следовательно, на каждое супружество положить можно по одному только дитяти, что составляет едва четвертую часть, по принятому народосчислению в Европе.

При сем не могу не признаться, что если бы не было здесь англичанина и француза, то по кратковременном нашем пребывании в Тайо-Гое оставил бы я нукагивцев с лучшими мыслями об их нравах. В обращении своем с нами оказывали они всегда добросердечие. При мне были столько честны, что отдавали нам каждый раз кокосовые орехи прежде получения за оные по условию кусков железа. К рубке дров и налитию бочек водою предлагали всегда свои услуги. Сопряженная с трудною работою таковая их нам помощь была действительно немаловажна. Общее всем островитянам сего океана воровство примечали мы редко. Они казались всегда довольными и веселыми. Открытые черты лица их изображали добродушие.

В продолжение десятидневного нашего здесь пребывания не имели мы ни единожды нужды выпалить по ним из ружья, заряженного пулей или дробью. Бесспорно, что тихое и спокойное их поведение могло происходить от боязни нашего оружия и от сильного желания получить от нас какую-либо выгоду. Но какое право имею я испытанные нами добрые поступки их относить к худым источникам, заключая то из мнимых побудительных причин, и еще о таком народе, о котором многие путешественники отзываются с похвалой? Все сие налагало на меня долг почитать сих диких простосердечными и добродушными людьми, но по нижеследующим причинам должен был я переменить о них свое мнение.

Англичанин и француз, обращавшиеся с ними многие годы, согласно утверждали, что нукагивцы имеют жестокие обычаи, что веселый нрав их и лицо, изъявляющие добродушие не соответствуют ни мало действительным их свойствам, что один страх наказания и надежда на получение выгод удерживают их страсти, которые, впрочем, свирепы и необузданны. Европейцы сии, как очевидные тому свидетели, рассказывали нам со всеми подробностями, с каким остервенением нападают они во время войны на свою добычу, с какой поспешностью отделяют от трупа голову, с какой жадностью высасывают кровь из черепа и совершают, наконец мерзкий свой пир. Во время голода убивает муж жену свою, отец – детей, взрослый сын – престарелых своих родителей, пекут и жарят их мясо и пожирают с чувствованием великого удовольствия. Даже и самые нукагивки, во взорах коих пламенеет сладострастие, даже и они приемлют участие в сих ужасных пиршествах, когда имеют к тому позволение!

Долго не хотел я тому верить, все желал еще сомневаться в истине сих рассказов. Но, во-первых, известия сии единообразно сообщены нам от двух, несогласных между собою и разных земель, иностранцев, которые долго между ними живут и всему были не только очевидны, но даже участники. Француз особливо сам признавался, что он всякий раз жертвенные свои добычи променивал на свиней; во-вторых, рассказы их согласовывались с теми признаками, которые сами мы во время краткого пребывания своего приметить могли, ибо нукагивцы ежедневно предлагали нам в мену человечьи головы, также оружия, украшенные человеческими волосами, и домашнюю посуду, убранную людскими костями; сверх сего движениями и знаками часто изъявляли нам, что человеческое мясо почитают они вкуснейшим яством. Все сии обстоятельства совокупно уверили нас в такой истине, в которой желали бы мы лучше сомневаться, а именно, что нукагивцы суть такие же людоеды, как новозеландцы и жители островов Сандвичевых.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});