Комната по имени Земля - Маделин Райан

здесь.

— Бог ты мой!

— Ага.

— Нет, лучше, наверное, богиня?

— Да, лучше.

— Она такая… плодовитая.

— Это точно.

— Хм.

— Загадывай желание.

— Ладно.

— Только думай хорошо. Оно обязательно сбудется. Артемида очень могущественна.

— Договорились.

— И ни в коем случае не говори мне, что загадал.

— Не скажу.

— Ух ты, луна!

— Круто!

— Загадал?

— Загадал.

— А теперь идем.

— По той же дорожке, по которой мы пришли сюда?

— Нет.

— Отлично!

47

Я не знаю, как познакомить его с домом. Хочется много говорить и рассказывать, как экскурсовод. Заскочить в свою комнату и убрать все шмотки, убедиться, что в туалете порядок, кровать заправлена, горят самые лучшие ароматические свечи, люстры приглушены, двери во все комнаты, в которые он не должен заглядывать, закрыты. Но все равно я не могу контролировать его ощущения. И не важно, сколько раковин я вычищу, где выключу свет и другое электричество, история, которую мне хочется показать ему, останется в его переживаниях.

Однажды я была в Музее старого и нового искусства, MONA, в Хобарте на Тасмании. На этот остров когда-то отправили сорок процентов всех заключенных Австралии, и, клянусь, его густые зеленые леса все еще хранят их темную энергетику. Куда бы я ни пошла, кого бы ни встретила и с кем бы ни познакомилась, казалось, все они хранят какую-то страшную тайну. Я рассматривала их дома — и там резко закрывались ставни или выключался свет. Каждую ночь я видела во сне людей в капюшонах, которые бродят по подземным переходам, отстукивают какой-то код и покрывают друг друга кровавыми татуировками. До недавнего времени ошибочно считалось, что все тасманийские аборигены, известные как народ палава, вымерли.

В тот день, когда я собиралась в музей, шел сильный дождь, и я попросила зонтик на стойке регистрации моего отеля. Женщина с акриловыми ногтями не моргнув глазом ответила мне: «Я извиняюсь, милочка, мы такого не держим. Да ты и так добежишь». Я вышла на улицу и, стоя под ливнем, оглянулась. Женщина внимательно смотрела на меня через окно.

Промокнув до нитки, я на специальном катере отправилась в музей. Служащие, одетые в черное с головы до пят, вручили мне виртуальный гид, который рассказывал об экспонатах и инсталляциях, расположенных на нескольких уровнях. Мои родители были здесь за много лет до меня и, вернувшись, взахлеб восхищались, насколько удивителен этот самый гид. Точно он и был главным экспонатом музея. «Каждый его рассказ — это просто невероятная история», — утверждали они.

Я смотрела на публику, толпящуюся в фойе и бродящую по залам. Все внимали этим устройствам в ушах и, нахмурившись, перебегали от одного экспоната к другому. Семьи, дружеские компании, влюбленные парочки. Я ни разу в жизни не видела такое количество посетителей в музее с утра в середине недели. Только потом узнала, что благодаря Дэвиду Уолшу, владельцу, для жителей Тасмании вход в музей бесплатный. Я купила билет, сделала несколько осторожных шагов с гидом в руке, а потом резко развернулась и подошла к дежурному смотрителю. «Хочу пройтись здесь голой», — сказала я и, стараясь не встречаться с ним взглядом, пошла в зал. И это стало одним из лучших решений, когда-либо принятых мною в жизни.

— Предлагаю тебе снять обувь и носки у порога. Скорее по соображениям тактильным, не гигиеническим. Хотя с гигиеной у тебя все в порядке.

— Что ты имеешь в виду под тактильными соображениями?

— Мне нравится чувствовать мрамор. Он заземляет и дарит прохладу. Говорят, в Японии к дому относятся, как к постели. Именно поэтому там снимают обувь у порога. Не полезешь же ты в кровать в ботинках! Но совсем не потому, что боятся втащить грязь. Грязь меня как раз не волнует. Но если ты против, не снимай. В общем, делай, как тебе удобно.

— О, дьявол!

— Что такое?

— Я просто положил тут свой джемпер — и он вдруг задвигался.

— Это Свинтус.

— Он же возник ниоткуда!

— Телепортация.

— Какой он огромный!

— Правда?

— Такой упитанный.

— Иди ко мне, милый. Хм. Кажется, он в тебе не уверен.

— Ну что ж, я уважаю его мнение.

— Может, он обиделся, что ты обозвал его упитанным?

— Может быть. Но, похоже, ему нравится мой джемпер.

— Я бы на твоем месте так не радовалась. Он просто утверждает на нем свой статус альфа-самца.

— И за это тоже уважаю.

— Нам сюда.

— Твоя елка такая красная.

— Ага.

— Сверкает вся.

— Да.

— И тут так много подарков!

— Я их коплю целый год.

— Заметно. Типа, подарочки самой себе?

— Да.

— Круто.

— Спасибо.

— И ты открываешь их каждое рождественское утро?

— Конечно, а как же.

— Это твои родители?

— Да, люблю это фото. Они здесь на фестивале роз в Марокко.

— Ого!

— Мама очень любила розы.

— Ты на нее совсем не похожа.

— Я знаю.

— В тебе есть что-то от твоего отца.

— Наверно.

— Он так изысканно выглядит в этом льняном костюме, с сигаретой в руке.

— М-да.

— А как ты время проводила, когда их не было дома?

— Была все время с бабушкой. Или со школьными подружками. Да по-всякому.

— Понятно.

— Можно я сниму юбку?

— Мне кажется, ты тут можешь в любом углу оставлять по одному предмету своей одежды.

— О, так намного лучше.

— Смотри-ка, Свинтус тоже с нами.

— А мы сейчас идем на кухню.

— Хорошо.

— Да уж.

— У тебя часто тут бывают гости? Званые ужины, вечеринки?

— Крайне редко.

— Кажется, тут все устроено для этого.

— Мои родители так развлекались. Папа обычно составлял меню, покупал закуски на лучшем фермерском рынке Мельбурна. Оливки, хлебные палочки, баклажановый соус, печеную картошку, долму. Они вместе с мамой тщательно выбирали, кого пригласить. Все обычно чувствовали себя не в своей тарелке, причем неизбежно начинал лить дождь ровно в тот момент, когда собирались делать барбекю. Все сидели вначале вон там, потом переходили в столовую, потом в гостиную, куда подавали десерт и коньяк. Вся эта социализация — просто цирк.

— Но при этом у тебя везде порядок! Я видел такую чистоту в домах, только когда их выставляли на продажу или когда хозяева ждут, что в любую минуту к ним может кто-то прийти в гости.

— Ну нет, все эти свихнувшиеся на чистоте меня просто бесят. На самом деле уборка — это священный акт. Вот ты делаешь уборку?

— Ну, как сказать. Делаю.

— Ну-ну.

— Вот именно.

— Можно тебя попросить?

— Конечно.

— Можешь порезать хлеб? Я не очень люблю это делать.

— С радостью!

— Я, конечно, режу его для себя. Но сейчас просто… в общем, было бы здорово, если бы это сделал ты.

— Разумеется.

О, только что был такой момент.