Чара силы - Галина Романова

Но страшнее всего было ее изуродованное горло — оно представляло собой настоящее кровавое месиво, из которого торчали обломки костей и хряща.

— Кто это?.. — выдохнула Яблоня, когда нашла в себе силы взглянуть. — Кто это сделал?..

— Это она? — почему‑то спросил Кощей. Он никогда не видел Ехидны раньше.

Яблоня только кивнула, стискивая зубы. На глазах ее появились. злые слезы.

— Я отомщу, — прошептала она, сжимая кулаки. — Я найду его и отомщу…

— Кому? — спросил Кощей, хотя догадывался об ответе.

— Ему! Этому твоему Даждю! — зло выкрикнула женщина. — Я разыщу его и уничтожу! Он мой! Он узнает, что такое убивать сестру Яблони! Он узнает, каково это — убить дочь самой Змеихи!.. Он на коленях будет умолять меня о прощении! Он…

Она еще что‑то выкрикивала, захлебываясь слезами, но Кощей не слушал ее. Он во все глаза смотрел на мертвое тело. Ехидна была его сестрой. Теперь Даждь был виновен перед ним еще в одном преступлении, и он не отделается легкой смертью.

Решившись, Кощей натянул повод коня. Храпящее животное попятилось прочь от трупа.

— Захоронить, — отдал Кощей короткий приказ воинам. — А потом в путь. Мы должны нагнать его во что бы то ни стало!

— Нагнать и уничтожить! — закричала Яблоня, первая галопом направляя своего скакуна вверх, на равнину.

Через несколько минут были обнаружены следы, и отряд отправился в погоню. На сей раз вперед вырвалась жаждущая кровной мести Яблоня.

* * *

Дикие горы встали перед тремя всадниками неожиданно, хотя накануне все указывало на то, что дорога пошла вверх. Но их не зря называли Дикими — они появились, как лихие люди выскакивают из засады, разом перегородив дорогу.

Три всадника натянули поводья, останавливая коней. Горы стояли перед ними, словно стены. Внизу, у их подножия, теснились кусты и. деревья, образуя непроходимые заросли, но за каменные стены цеплялись только хилые кривые кустики. Зелень виднелась и на самом верху, куда добраться было делом уж вовсе немыслимым.

— С лошадьми не пройдем, — сказал Даждь. — Я родился в горах — знаю. Мы оставим их тут — мой Хорс присмотрит за ними лучше любого табунщика.

Он уже вынул ногу из стремени, готовый спешиться, когда над ним зашумели крылья.

— Погоди, хозяин! — заорал Гамаюн заполошно, снижаясь, как хищник, кругами. — Посиди! Я живо проход сыщу! Я скоро!.. Эх, куда вы без меня!

— Эй, мы тебя не звали! — прокричал ему вдогон Даждь, но Гамаюн его не слушал.

Эта полуптица преследовала их всю дорогу, исчезая только затем, чтобы поохотиться. Порой остатки трапезы Гамаюн приносил к костру — в такие ночи он на правах спутника сидел на каком‑нибудь дереве и дремал, совершенно не замечая, что на него посматривают косо.

Индрик белым пятнышком маячил где‑то наверху — когда он успел взобраться, никто не заметил, но теперь он терпеливо ждал людей на вершине.

Шелест крыльев был сигналом возвращения Гамаюна. Он летел к троим всадникам стрелой, словно хотел врезаться в них.

— Нашел! — верещал он. — Нашел!.. Хитрая зверюшка этот Индрик! Сам по боковой тропе влез! Она тут недалеко — даже я на своих кривых ногах по ней пройду, а ваши кони — так запросто! Пошли, покажу!

Гамаюн шумел и суетился так, словно сам проложил эту тропу. В течение всего подъема, даже сбивая дыхание, он упорно ковылял подле Хорса и трещал без умолку, при этом стараясь следить за всеми тремя людьми. Иногда он вылетал на разведку, потом возвращался и докладывал, сколько еще осталось до вершины. При этом ему было решительно все равно, что люди не разговаривают с ним.

Индрик встретил их на вершине в начале извилистой тропы, уходящей куда‑то в беспорядочное нагромождение скал. Глаза его мерцали загадочным алым огнем, но он молчал. Смерив запыхавшихся людей и полуохрипшего от болтовни Гамаюна оценивающим взглядом, он развернулся и рысью потрусил по тропе.

— Эй! Так нельзя! — завопил вслед ему Гамаюн. — Хоть бы отдышаться дал! Ему‑то хорошо, — продолжал возмущаться он, тяжело, как глухарь, взлетая в воздух, — отдохнул в холодке. А нам‑то каково, а? Он о хозяине моем подумал? Зверь!

Индрик остановился и через плечо обернулся на болтуна. Он не издал ни звука, только недовольно покачал головой, и Даждь не выдержал.

— Слушай‑ка, ты! — окликнул он Гамаюна.

Тот немедленно шлепнулся под копыта Хорса.

— Да, хозяин? — весело воскликнул он.

— Спасибо тебе за тропу, — ледяным тоном промолвил Даждь, — и за то, что ты кое–чем… помогал нам в дороге. Но не будешь ли столь любезен пообещать мне кое‑что?

Агрик сбоку взглянул на Даждя — у всегда спокойного витязя на скулах играли желваки, а пальцы судорожно тискали повод. Но Гамаюн не заметил и расшаркался, загребая крыльями по земле:

— Да все, что угодно! Хоть убить родную мать!

— Этого не надо! — торопливо остановил его Даждь. — Так и быть, следуй за нами, но потом, когда мы наберем воды, ты можешь убираться. Считай, что ты сполна отплатил нам за спасение. Обещай мне это!

Гамаюн открыл рот, но овладел собой и фыркнул.

— Что ж, — самоуверенно заявил он, — так и быть, хозяин! Была не была! Я согласен!

Кивнув ему, Даждь тронул коня и поскакал за Индриком.

Тот вел трех всадников нехожеными тропами, легко, как пушинка, прыгая с камня на камень. Лошади еле поспевали за ним.

Горы окружали их, поднимаясь все выше и выше. Скоро они казались бесконечными стенами, смыкающимися у всадников над головой. Ни единой травинки не росло на голых камнях — на дно ущелья не попадало ни капли солнца. Только где‑то наверху виднелся слабый свет.

Индрик спешил, предоставив своим спутникам самим выбирать дорогу в россыпях валунов. Ущелье ветвилось, образуя лабиринт, и приходилось следить в оба, чтобы не свернуть куда не надо.

Но вот стены раздались, стали ниже. На дно ущелья упали лучи закатного солнца, выкрасив скалы в розовый и алый цвета. Оно становилось все шире и шире. Индрик уже не прыгал по камням в свое удовольствие, а рысил впереди, гордо подняв голову.

Вдруг он приостановился, на мгновение обернулся назад, убедился, что спутники следуют за ним, и припустил таким отчаянным галопом, что всадники едва не потеряли его из виду.

Как белая молния он вырвался из ущелья и помчался к одинокой скале, что поднималась впереди. У всадников не было и мгновения, чтобы окинуть гору взглядом — припав к гривам лошадей, они мчались за единорогом.

У подножия горы им пришлось сдержать коней — здесь разрослись стланики. Индрик исчез в зарослях. Впереди в тишине что‑то тихо звенело, как звенит только падающая струнка воды. Перейдя на шаг, лошади осторожно пробирались на звук.

Заросли расступились, и первым, кого всадники увидели, был Гамаюн. который с независимым видом сидел на камнях, греясь в лучах заката. Он услышал топот копыт, обернулся и задорно подмигнул Даждю:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});