Праздники, звери и прочие несуразности - Джеральд Даррелл

небрежно, но элегантно одетая, гибкая жеребячья фигура, которая настраивает молодых ребят на похотливый лад, и длинные, идеально слепленные ноги. Я видел, как она спустилась на тротуар и, продолжая что-то оживленно говорить своему спутнику, исчезла в толпе покупателей и туристов.

Я вздохнул. Какая жестокая судьба: подразнила меня такой красоткой, чтобы тут же ее унести безвозвратно! Но я ошибся. Через три дня Урсула снова нарисовалась в моей жизни, чтобы оставаться в ней, с перерывами, последующие пять лет.

Меня пригласил приятель на свой день рождения, и, войдя в гостиную, я сразу услышал чистый, похожий на звук флейты, голос девушки в автобусе.

— Я от природы путана, — простодушно объясняла она высокому молодому человеку. — Путешествия у меня в крови.

— С днем рождения, — сказал я хозяину. — Вот тебе дорогущий подарок, а за это ты представишь меня девушке с неподражаемым носом.

— Урсуле? — удивился он. — Ты правда, что ли, желаешь с ней познакомиться?

— В этой жизни у меня нет большей мечты, — заверил я его.

— Что ж, потом пеняй на себя. Если вы сблизитесь, она сведет тебя с ума. Местная психушка уже переполнена ее дружками.

Мы подошли к девушке с неотразимым носом.

— Урсула, вот человек, который желает с тобой познакомиться. — Мой друг постарался не выдать своего удивления. — Джерри Даррелл. Урсула Пендрагон Уайт.

Она повернулась, обволокла меня синеоким взглядом и одарила волшебной улыбкой. Ее нос анфас оказался еще восхитительней, чем в профиль. Я совсем смешался.

— Привет, — сказала она. — Вы жуковод, не так ли?

— Вообще-то, я предпочел бы, чтобы меня называли неотразимым, остроумным, безрассудным светским щеголем, — сказал я опечаленно. — Но если жуковод вам больше нравится, так тому и быть.

Она рассмеялась, и смех ее был как перезвон колокольчиков на снежных санях.

— Простите. Это было грубо с моей стороны. Но вы любите животных?

— Да, — подтвердил я.

— Вот с кем мне хочется поговорить. На эту тему мы с Седриком спорим уже не первый день. Он жутко упрямый, но я-то знаю, что права. Собаки способны сочувствовать, так?

— Ну… — авторитетно начал я, — вообще-то, если собаку избивать каждый божий день…

— Нет, нет, нет! — заговорила она нетерпеливо, как с умственно отсталым ребенком. — Я о сочувствии! Они способны видеть призраков, знают заранее о вашей смерти и все такое.

— Может, вы имели в виду предчувствие? — осторожно спросил я.

— Да нет же, — окоротила она меня. — Что я имела в виду, то и сказала.

После того как мы обсудили благородные свойства собак и их дар пророчества, я хитроумно перевел разговор на музыку. Предстоял концерт в «Павильоне», на который мне удалось купить билеты, и я подумал, что это было бы весьма достойным культурным началом нашей дружбы. Поэтому я спросил Урсулу, любит ли она музыку.

— Обожаю. — Она даже глаза закрыла в состоянии блаженства. — Музыка — это чаша Играля! Так бы пила и пила!

Она открыла глаза и улыбнулась мне.

— Вы имели в виду… — простодушно начал я.

И вдруг теплая синяя поволока сменилась жестким, резким глянцем замороженного барвинка.

— Не надо мне говорить, что я имела в виду, — с вызовом бросила она. — Так вот и все мои дружки… бесит просто. Поправляют и поправляют, как будто я… экзаменационная работа.

— Вы меня не дослушали, — вежливо возразил я. — А хотел я сказать следующее: «Вы имели в виду, что настолько любите музыку, что согласитесь принять мое приглашение на концерт в „Павильоне“ завтра вечером»?

— О-о-о-о-о! — Глаза ее снова засияли. — У вас есть билеты?

— Без билетов на концерт не пускают, — на всякий случай напомнил я.

— А вам палец в рот не клади. Я рассчитывала купить билеты на прошлой неделе, но все уже было распродано. Конечно пойду!

Когда я уже уходил, весьма довольный собой, хозяин спросил меня, как прошло знакомство с Урсулой.

— Отлично, — сказал я, как на крыльях от успеха. — Завтра я веду ее на ужин, а затем на концерт.

— Что? — ужаснулся он.

— Ревность тебе не поможет. Ты по-своему хороший парень, скромный, непритязательный, но когда дело доходит до таких красоток, как Урсула, тут требуется некоторый шарм, игра ума, немного je ne sais quoi[24].

— Я не могу это так оставить, — сказал хозяин. — При всем твоем отталкивающем высокомерии ты мой друг, и я не могу допустить, чтобы ты полетел вниз головой в черную адскую дыру, и не протянуть тебе руку помощи.

— Ты о чем? — заинтересовался я, ибо он говорил вполне серьезно.

— Послушай. Я тебя предупредил. Лучше всего позвони ей сегодня вечером и скажи, что у тебя простуда, или бешенство, или еще что-то. Но я знаю, ты этого не сделаешь. Ты влюбился. Но послушай моего совета, очень тебя прошу. Если ты поведешь ее на ужин, держи меню от нее подальше, разве что кто-то умер и завещал тебе лишних пару сотен фунтов. У нее аппетит, как у голодного питона, и никакого представления о деньгах. А что касается концерта… ты еще не понял, дружище, что руководство «Павильона» начинает бледнеть и дрожать при одном упоминании ее имени? Что они уже сломали голову, пытаясь придумать законные способы, как отлучить ее от концертов?

— Но она обожает музыку, сама так сказала. — Мне становилось как-то не по себе.

— Вот именно, и музыка оказывает на нее ужасное воздействие. Но еще ужаснее ее воздействие на музыку. Я сам видел, как первая скрипка обливалась слезами и сосала таблетки, словно младенец бутылочку, после исполнения «Волшебной флейты». Говорят, и я в это охотно верю, что дирижер поседел за один вечер, когда она заглянула на «Весну священную» Стравинского. Когда здесь выступала Эйлин Джойс, а Урсула сидела в зале, она так подействовала на несчастную пианистку, что та между отделениями забыла переодеться.

— Ну… со всеми бывает.

— Со всеми бывает? Ты когда-нибудь слышал, чтобы у Эйлин Джойс закончились платья?

Должен признаться, что он загнал меня в тупик.

Он проводил меня до дверей с деликатностью палача, ведущего на эшафот свою жертву.

— Помни, — сказал он доверительно, с сочувствием сжимая мой локоть, — я твой друг. Если что, звони. В любое время дня и ночи.

Он закрыл дверь перед моим носом, и я побрел домой в смутном беспокойстве.

Но на следующее утро я взбодрился. Такая редкая красавица не могла быть грубой хамкой, какой ее описал мой приятель. Возможно, он пытался назначить ей свидание, а она, будучи еще и мудрой, дала ему от ворот поворот. Успокоив себя этими рассуждениями, я оделся с особой тщательностью и отправился на вокзал. Урсула объяснила мне, что она живет в