Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского - Александр Иванович Яковлев

переводов Священного Писания», затем там же печатает записку архимандрита Макария (Глухарева) с обоснованием важности как греческого, так и еврейского текста для понимания Ветхого Завета. В 1862 году Синод согласился с его доводами, и митрополит составил специальную записку для переводчиков при согласовании древнееврейского и древнегреческого текстов. Он пригласил к себе из Петербурга профессоров университета и духовной академии для обсуждения вопросов перевода, предложив им использовать при переводе труды протоиерея Герасима Павского и архимандрита Макария (Глухарева). И работа закипела.

Переводы петербургской группы стали с 1861 года публиковаться для всеобщего сведения в журнале «Христианское чтение». Проще обстояло дело с Новым Заветом: имелся перевод 1823 года, в котором Евангелие от Иоанна было переведено самим Филаретом, тогда еще молодым архимандритом. В 1860 году было издано Четвероевангелие, в 1862 году – Апостол. Святитель согласился с редакционной правкой своего давнишнего перевода, сам заменил некоторые явно архаичные обороты на более современные, в целом же перевод был оставлен им без изменений.

Самое главное и самое важное дело жизни митрополита Филарета было завершено, он теперь был спокоен: русская Библия будет. Но какую же тяжкую усталость чувствовал он! О ней говорит такая фраза в письме к его ученику епископу Алексию (Ржаницыну): «Что еще живу по долготерпению Божию, то верно, а на пользу ли кому-нибудь, не знаю…».

И в то же самое время он по-прежнему тянул лямку епархиального архиерея, занимался важными синодальными делами, продолжал переписку с близкими людьми – словом, жил и действовал как всегда. Он реже, но произносит проповеди в Чудовом монастыре; пишет замечания на сочинение «О состоянии протестантства в Германии в настоящее время», предлагает гофмаршалу Двора провести бракосочетание великого князя Николая Николаевича не в Мясопустную неделю, а, во избежание соблазна, на неделю раньше; с радостью освящает новые храмы; излагает мнение о подготовке национального духовенства для болгар… «Не знаю, что мне делать с тем, что меня недостает для дела и я во многом опаздываю, – жалуется он в письме к отцу Антонию 8 марта 1858 года, – Кажется, не худо было бы, если бы меня отставили. Помолитесь обо мне». Тело владыки слабело, все чаще отказывалось служить ему, но дух его был бодр.

Уже не стало его заочного оппонента в споре об отношениях государства и Церкви государя Николая Павловича, но и сыну его владыка Филарет продолжал втолковывать: Церковь выше всего. В речи к Императору Александру Николаевичу 19 августа 1862 года уже слабым, едва слышным голосом он наставлял царственного слушателя: «Что было началом огражданствления и просвещения России? Что объединило ее после княжеского раздробления? Что не допустило ее пасть под чуждым игом и исторгло из-под ига? Что из разрушительного междоусобия воссоздало ее сильно сосредоточенную монархию? Не паче ли всего – православная вера?.. Молим Царя веков, Бога, да споспешествует тебе во всем благом и полезном для России, первее же всего – в охранении и на грядущие веки православной веры, охраняющей Россию».

Между тем многое печалило святителя. В царстве Польском возбуждались мятежные настроения, подогреваемые из Парижа и Лондона. В Петербургском и Московском университетах бурлила молодежь, требуя все больше прав и отказываясь починяться начальству, подстрекаемая журнальными статьями отечественных либералов. В невской столице страшные пожары уничтожили несколько кварталов, поджигателей не смогли найти. «Варшавские вести печальны, но и домашние не лучше, – писал он 4 ноября 1861 года архимандриту Антонию, – Неблагонамеренные хитры, смелы, взаимно соединены; защитники порядка недогадливы, робки, разделены».

Когда же в декабре 1861 года митрополит Филарет позволил священнослужителям на литургии по окончании сугубой ектении добавлять специальное прошение о милости Божией, вдруг возник слух, что митрополит считает положение России затруднительным и предсказывает какую-то предстоящую беду. Министр внутренних дел П.А. Валуев направил запрос Московскому генерал-губернатору П.А. Тучкову, который, в свою очередь, потребовал от Московского владыки разъяснений. И в который раз в жизни святителю Филарету пришлось объясняться…

8 мая 1865 года митрополит пишет письмо новому обер-прокурору, А. П. Ахматову: «Да будет всем известно, что если бы начальство рассудило уволить меня от дел и поставило на моем месте деятельного, надеюсь, я принял бы сие с миром и, может быть, с пользою для меня; только бы сие было не от моей воли, а по рассуждению власти». Но власть, а вероятнее – сам Император, рассудили оставить на кафедре почитаемого всей Россией святителя.

5 августа 1867 года в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре состоялось торжественное празднование пятидесятилетия служения митрополита Филарета в епископском сане. Сам юбиляр по слабости сил не смог быть на литургии в Успенском соборе, но после нее принимал депутации.

Высочайшим рескриптом за непрерывные заботы о духовном преуспеянии паствы, о развитии и приумножении благотворительных и воспитательных учреждений, о насаждении и утверждении единоверия, о благоустройстве духовных учебных заведений епархии, за щедрую поддержку оных, многочисленные пастырские писания, глубокую опытность в делах высшего церковного управления, пастырскую попечительность о высших интересах Православия и живое внимание к судьбам православного мира, простирающееся далеко за пределы Отечества, предоставлено было митрополиту Филарету право, по киевскому обычаю, предношения креста при священнослужении, ношения креста на митре и двух панагий на персях. При этом всемилостивейше была пожалована ему украшенная драгоценными камнями панагия на бриллиантовой цепочке и настольные портреты трех императоров, на царствование которых выпало его служение, осыпанные бриллиантами и украшенные императорской короной.

Ответную речь святителя зачитал его викарный епископ преосвященный Леонид (Краснопевков): «Прежде всего удивляюсь тому, что вижу нынешний день. Скудные и в ранних летах силы при немалых трудностях служебной деятельности не обещали мне поздних лет. Неисповедимою волею Божиею ниспослан мне дар пятидесятилетнего служения высшему строению тайн Божиих. Знаю только, что это дар не воздаяния, а неизреченного милосердия и долготерпения… Господи, сотворивший для меня день сей! Твое да приидет слово, благое и действенное! Благослови и благословляй святую ко Святой Церкви любовь благочестивейшего самодержца нашего, и да будет она всегда охранительною силою для благоденствия царства его и народа… Да будет, Господи, в Российской Церкви Тебе слава вовеки!».

17 сентября 1867 года митрополит Филарет находился в Лавре. Пришедшему к нему архимандриту Антонию он открыл, что видел ночью вещий сон: пришел к нему его умерший отец, Михаил Федорович, и сказал: «Береги девятнадцатое число».

– Я думаю с этого времени каждое девятнадцатое число причащаться Святых Таин.

– Это желание доброе, – ответил отец Антоний.

19 ноября на Троицком Подворье в Москве митрополит отслужил свою последнюю Божественную литургию и скончался.

* * *

Филарета не стало.

Упразднилась великая нравственная сила. Обрушилась громада церковной славы. Угас яркий светильник мысли. Смолкло мудрое слово.

Московская кафедра скоро будет занята другим, но место, которое занимал святитель Филарет, навсегда пребудет пусто. Заменить