Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского - Александр Иванович Яковлев

существами превратить в мертвую машину… к которой бы великий Художник, ее устроивший… не смел прикоснуться для исправления или улучшения какой-либо части… Причины естественные разве могут воспрепятствовать действованию Причины причин сверхъестественной?..».

26 августа 1856 года состоялось коронование государя Александра Николаевича. Перед входом в Успенский собор Московского Кремля митрополит Филарет встретил его речью. И без того слабый голос святителя был едва слышен на огромной площади, заполненной народом, но его слова разнеслись по всей России: «Молитвою любви и надежды напутствует тебя Россия. С молитвою любви и надежды приемлет тебя Церковь».

У святителя Филарета лишних слов в речах никогда не бывало. Дважды повторенное слово «надежда» ярко свидетельствовало о том, что он сам ожидал перемен, преобразований от молодого государя. Впрочем, к намерениям освободить помещичьих крестьян и наделить их землей за выкуп митрополит Филарет отнесся скептически. Этот аскет и затворник Троицкого Подворья хорошо представлял себе реальное положение дел в империи, состояние помещичьих хозяйств и уровень жизни крестьян. Он предвидел, что реформа, за образец которой был принят австрийский вариант, окажется равно невыгодной и помещику, и мужику. Поэтому святитель, насколько мог, противился втягиванию священников в дела общественные: «Может случиться, что мы не угадаем мысли правительства, еще не довольно раскрытой, и в таком случае напрасно сойдем с церковной дороги, чтобы на дороге политической оступиться в яму», – писал он 21 февраля 1859 года епископу Тульскому Алексию (Ржаницыну).

«Мы призваны быть служителями не только правды, – говорил митрополит Филарет в проповеди 6 декабря 1856 года, – но и милосердия, быть не только священниками, но, когда нужно, и жертвами за спасение ближних. Еще не велико требование, когда от нас требуется правда. Какая правда? Правда в молитве, чтоб она была от сердца, а не по внешнему только обряду; правда в церковном служении, чтобы оно не изменяло общепреданному уставу; правда в учении, чтобы оно было верно истине Божией и не льстило бы страстям человеческим; правда в попечении о пасомых, чтобы мы имели в виду и в намерении питание и безопасность стада, а не млеко и волну его; правда в жизни, чтобы наша жизнь не была ложью против нашего учения…» Этому завету, обращенному им к церковным собратьям, сам он был верен всю жизнь.

А во взбаламученном подготовлявшимися реформами русском обществе стали появляться новые соблазны. Митрополит открыто осуждает широко распространившееся в высшем обществе увлечение стологаданием (спиритизмом), попытки открыть тайны будущего. В проповеди, произнесенной 25 марта 1857 года, он сказал: «Можно ли горстью исчерпать море? И если бы и возможно было сие, потому что море имеет пределы и меру глубины, то все же невозможным оставалось бы – малым сосудом разума человеческого исчерпать бездну премудрости Божией, которой широта беспредельна и глубина безмерна. Посему премудро и праведно возбранено нам дерзновение испытывать тайны Божии, а повелено чтить оные и прилепляться к ним верою, и в вере положена для нас надежда блаженства…».

Однако когда в правящих кругах стало преобладать течение охранительное, консервативное и в Государственном Совете был поставлен на обсуждение вопрос «о современных идеях», проводимых в журналах и газетах, святитель 27 августа 1858 года в посланной им в Совет записке вступился за современность: «Многие недоразумения нынешнего времени происходят от того, что частное превращают в общее… Воюют против современных идей. Но разве идеи Православия и нравственности уже не суть современные? Разве они остались только в прошедших временах? Разве уже все мы язычники до одного? Не время виновато, а мысли неправославные и безнравственные, распространяемые некоторыми людьми. Итак, надобно воевать против мыслей неправославных и безнравственных, а не против современных».

Обсуждение реформы закипело в Петербурге и в созданных по воле государя дворянских комитетах. К концу 1860 года были определены основные условия освобождения крестьян, наделения их землей и их новые отношения с помещиком. В январе 1861 года в Москву со срочной и тайной миссией прибыл чиновник министерства внутренних дел М.И. Топильский. Он явился на Троицкое Подворье и изложил митрополиту Филарету настоятельную просьбу государя: написать высочайший манифест об освобождении крестьян.

Митрополит был отчасти обижен: могли бы и раньше к нему обратиться за советом, отчасти польщен, но все же отказался написать манифест по «несочувствию к тому, как намереваются провести преобразование». Пораженный Топильский отправился за помощью к Московскому генерал-губернатору П. А. Тучкову, который адресовал его к Лаврскому наместнику – единственному человеку, способному повлиять на митрополита. И старец-митрополит сдался на уговоры. В несколько дней им был написан текст манифеста, который 19 февраля подписал государь Александр Николаевич, а спустя неделю огласили с церковных амвонов по всей России.

В этом программном государственном документе, одном из важнейших за тысячелетнюю историю России, торжественным, но ясным слогом от имени Императора излагается история вопроса: «Призвав Бога в помощь, Мы решились дать сему делу исполнительное движение. В силу означенных новых положений крепостные люди получат в свое время полные права свободных сельских обывателей…». По просьбе государя митрополит вставил фразу о «ревности благородного дворянского сословия» в деле освобождения, хотя он, как и вся Россия, знал о яростном сопротивлении этому со стороны большинства помещиков, предвидел, что от этого проистекут немалые трудности в будущем. От себя митрополит Филарет вставил такую фразу: «Полагаемся и на здравый смысл нашего народа». Незабываемы заключительные строки манифеста: «Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с нами Божие благословение на твой свободный труд – залог твоего домашнего благополучия и блага общественного».

В конце мая из Петербурга прислали на Троицкое Подворье специальную золотую медаль «За труды по крестьянскому делу» с профилем Императора Александра II и одним словом: «Благодарю».

В мае Император приехал в Москву, и митрополит встречал его на крыльце Успенского собора Кремля: «У древнего народа Божия седьмое лето было летом законного отпущения из рабства. У нас не было рабства в полном значении сего слова, была, однако, крепкая наследственная зависимость части народа от частных владельцев. С наступлением твоего седьмого лета ты изрек отпущение. Обыкновеннее сильные земли любят искать удовольствия и славы в том, чтобы покорить и наложить иго. Твое желание и утешение – облегчить твоему народу древние бремена и возвысить меру свободы, огражденной законом… Молим Бога, чтобы добрый дар был разумно употреблен, чтобы ревность к общему благу, справедливость и доброжелательство готовы были всюду для разрешения затруднений, иногда неизбежных при новости дела…».

Авторитет Московского митрополита поднялся на еще более высокую ступень. Со стороны Императора он ощущал постоянное внимание и искреннее почитание. В том же году митрополит Филарет и использовал царскую благосклонность для решения одного важного дела.

Из рассказа архимандрита Антония владыка Филарет узнал о