Большая игра - Гуляшки

вопрос будет решаться по дипломатической линии, а не по военной. Так что вам незачем терять целый месяц. Кстати, что там с вашим Зверобоем?

— Пока ничего, — я пожал плечами. — Вестей от него нет, и мне подобное не очень-то нравится.

— Плохо. Может вам имеет смысл найти еще одного агента?

Шауфус был прав. Мне требуются люди, нужно расширять агентурную сеть.

Некоторое время я посещал рынок Ташкента, пытаясь подыскать подходящего человека. Большая часть людей не внушала доверия, а применять свою способность совершенно не хотелось. Все же это не правильно — внушать человеку симпатию к ротмистру Соколову и заставлять его рисковать собственной головой на благо русской разведки.

В конце концов мне удалось найти и привлечь на службу нового сотрудника. Им вновь оказался купец, правда, на сей раз узбек, уроженец Бухары. Имя его звучало как Кирам Хайдаров.

Кирам торговал коврами и говорил, что ненавидит хивинцев. В отличие от Ариан Хана отношения у нас с ним строились не сколько на доверии, сколько на деньгах.

— Доставь те сведения, что я просил, и получишь хорошее вознаграждение, — пообещал я Кираму при одной из наших встреч.

— Конечно, Михаил-бек, так я и сделаю, — с поклоном ответил он и через некоторое время отправился в Бухару, чтобы уже оттуда добраться до Хивы.

Хайдаров симпатии не вызвал. Слишком уж плутоватыми казались его бегающие глаза. Веры такому нет, купец может и предать, а «крючка», за который его держать, у меня нет. Хотя, никаких секретов он не узнал, денег я ему не давал, так что пусть проявит себя в деле, может и хорошим человеком в итоге окажется.

Я доложил Шауфусу о новом агенте, которому дал псевдоним Проныра, и о его задании.

— Неплохо, что у вас появляются новые люди, — Шауфус одобрил мои действия. — Подождем и посмотрим, какие вести принесет ваш Проныра.

В июле в Ташкент вернулся поручик Рут. С собой он привез Пашино.

— Петр! — я не удержался и обнял друга. Выглядел тот плохо — изможденный, сильно похудевший и осунувшийся, с кругами под глазами. Да и седых волос прибавилось. — Как же я рад тебя видеть! Как все прошло?

— Удовлетворительно, — он усмехнулся, дернув краем рта. — Нервы себе сильно попортил, но дело того стоило.

— Понимаю. Держи свой крестик.

— Благодарю. Я часто о нем вспоминал, — Петр бережно принял у меня личную святыню, поцеловал её и торжественно надел на шею, после чего троекратно перекрестился, найдя взглядом купол недавно построенной Пантелеимоновской церкви, расположившейся рядом с госпитальным кладбищем. На строительство церкви средства вносили жители Ташкента. Кауфман пожертвовал три тысячи рублей, но еще больше дал купец первой гильдии Дмитрий Захо. — Вот ведь, вроде обычный кусочек металла, а если так разобраться, то совсем и не обычный.

Естественно, в детали своей операции он не вдавался, а я его не расспрашивал. Пашино доложил полковнику Шауфусу об обстоятельствах задания и около недели оставался в городе, набираясь сил.

За эти дни он рассказал мне немало интересного об укладе и обычаях Афганистана и Британской Индии, куда все же добрался. В Пешаваре англичане его чуть не разоблачили.

— Я оказался в шаге от провала, — заметил разведчик. Он так красочно описывал свои приключения, что временами они напоминали восточную сказку. Только сказка была серьезная, и окончиться могла плачевно. — Горцы Гордона произвели впечатление прекрасного полка, да и контрразведка у них поставлена отменно.

Немного окрепнув, Пашино отправился в Петербург. Его миссии придавали внушительное значение, и именно там, в «высоких» кабинетах, будут принимать полный доклад разведчика.

Как и каждый год, мы пережили сорокадневный безветренный летний изнуряющий зной, который носил имя чилля. Слово так и переводилось с фарси — сорок дней. Период этот обычно захватывал часть лета с 25 июня по 3 августа, и в это время отмечается максимум летних температур. Днем люди и животные буквально подыхали от зноя, да и ночи не приносили особого облегчения. Положение спасала невысокая влажность, при которой подобную, выше сорока градусов по Цельсию, температуру переносились куда легче.

Верующие мусульмане, суфии, различные дервиши и прочий религиозный люд использовал это время для уединения, молитв, поста, философских бесед и чтения Корана. Путешествия останавливались. Работы в полях и садах замирали. Даже торговля, основной вид деятельности в Средней Азии, и та несколько сбавляла обороты.

Проживающие в городе русские переносили чилля куда хуже местных жителей. Самым лучшим средством справиться с ним выступали две вещи: прохладное темное помещение и зеленый чай.

Не знаю почему, но в нынешнем году чилля дался мне тяжелее, чем раньше. Возможно, все дело в том, что я немного устал. Устал от Средней Азии и Ташкента. Устал и захотел домой, к нормальной русской зиме, Масленице, березкам, росе на лугу, лесному озеру утром, когда стелется туман и начинают просыпаться птицы. Да и соскучился я что-то по родным, друзьям и Кате Крицкой.

Лето 1872 г. более ничем особенным не запомнилось. Служба моя продолжалась, хотя сейчас, под командованием полковника Ухтомского она перестала быть такой комфортной, как раньше. Князь частенько находил повод для критики в отношении моего четвертого эскадрона. То ему одно не нравилось, то другое, то третье. Его придирки не были слишком уж категоричными, временами он действительно оказывался прав, но в мою жизнь подобное отношение добавляло ложку дегтя.

Благодаря женам и сестрам боевых товарищей, у нас сложилась замечательная атмосфера. Клуб Александрийских гусар стал в Ташкенте местом узнаваемым, солидным. Балы и общественные мероприятия, организацию которых взяла на себя супруга Ухтомского, превратились в нашу визитную карточку. Мы часто устраивали пирушки и, взяв несколько пролеток, отправлялись с дамами за город на природу. Кто-то музицировал, Илья Самохвалов играл на гитаре и пел романсы, корнет Вепхо Джавахов, грузин по происхождению, слагал и читал дамам стихи, да и другие всячески старались внести какое-то разнообразие в нашу службу. В общем, жилось нам не так уж и плохо.

На мой день рождения из Петербурга пришли давно ожидаемые новости — Военное Министерство наконец-то приняло кухню. В документах ее официально назвали «полевая передвижная кухня Соколова на гужевой тяге». Не знаю, зачем чиновники добавили уточнения насчет гужевой тяги? И так все понятно, ведь иного средства перемещения, кроме парусника, паровоза и парохода, в мире сейчас нет. Наверное, чтобы не спутать с паровым двигателем.

Первый заказ поступил на двести пятьдесят образцов. Волков, который уже успел заложить в Саратове главное здание завода, дополнительные мастерские и общежития для рабочих, закатал рукава и принялся за дело.

Забавно, но ко мне тут же устремились многочисленные помощники и подрядчики. Двое, купцы первой гильдии Израэль Грегор