И тьма не объяла его - Владимир Васильев

Конечно, Неуловимый не замедлил бы поделиться с ним истиной, если бы десять паучат, сопровождаемых Айсом, достигли его одинокого гнездовья… Покорение вершины — это тоже этап познания себя. И серьезной опасности на этом маршруте вроде не предвиделось, хотя ментальное пространство было наполнено тревогой. Но Неуловимый полагал, что она исходит от Айса и паучат, которые все сгорали и сгорали в ненасытном пламени. А ведь он мог произвести переориентацию их ментального поля и собирался это сделать… Но, как выяснилось, тревогу излучали и сородичи Неуловимого — отряд охранения. Такие отряды возникли спонтанно сразу после того, как выяснилось, что твердокрылы пленяют мягкокрылов, обрубая им крылья, и превращают в рабов на рудниках. С тех пор мягкокрылы почти не летали в одиночку и старались не залетать в высоты, доступные твердокрылам. И строго наблюдали за неприкосновенностью собственной территории. А уж когда Неуловимый и его братья по рабству бежали с рудника и стала известна вся правда об их мучениях, то отряды охранения частенько стали превращаться в отряды нападения. Как ни осуждал Неуловимый своих сородичей за бомбардировку гнездовий твердокрылов и как ни удерживал от эскалации мести, взрывы неуправляемого гнева все же порой захлестывали мягкокрылов… И хотя он признавал необходимость охранительных отрядов, он не мог не понимать, что постоянная готовность к насилию вплоть до убийства не может не искалечить духовный мир мягкокрылов. Это он знал по себе…

Охранители чувствовали себя героями и были ими, рискуя своей жизнью во имя спокойной жизни сородичей. Но героизм, увы, далеко не всегда — путь к спасению мира… Готовый отдать свою жизнь одновременно присваивает себе право распоряжаться и жизнью другого… Сначала врага, а потом и подзащитного…

А охранительный отряд уже заметил путников, карабкающихся по скалам, и замкнул свое ментальное поле. Неуловимый готов был выть (если бы мягкокрылы умели это делать) от отчаяния и бессилья: без крыльев, без связи он мог теперь только наблюдать за разворачивающимися событиями глазами путников… Но еще он мог дать увидеть их всем остальным мягкокрылам! Да-да! Пусть побудут в чужой шкуре! Это полезно для адекватной самооценки, хотя несомненно нарушит духовную гармонию…

И он превратился в ретранслятор чужой боли, которая взорвала спокойствие ментального поля мягкокрылов. И вот они вместе с Айсом, бросившимся на защиту паучат, получили сильнейший удар клювом в позвоночник и рухнули на камни. И вот в их беззащитные спины вонзились острые когти мягкокрылов. Это их плоть, разорвавшись под собственной тяжестью, превратилось в кровавое месиво на камнях… И когда гордые собой победители, насытившись своей добычей и прихватив по шматку мяса для своих ближних, сняли защиту ментального поля, чтобы сообщить сородичам о своем подвиге, на них обрушился эмоциональный удар такой силы, что некоторые даже выронили из когтей это злосчастное мясо…

Ничего не понимая, бойцы охраны пытались доказать, что защитили Стаю от страшной опасности — к ней приближались десять кровожадных пауков, ведомых твердокрылом. Они демонстрировали сородичам всем известную картинку всем известную картинку поедания пленного мягкокрыла пауком. Но им в ответ напомнили о сплетенных им крыльях для рабов… Мягкокрылы отряда охранения опять замкнули на себя свое ментальное поле и разлетелись по своим гнездам…

Айс был еще жив. Но Неуловимый ничем не мог ему помочь. Помог единстввенный уцелевший паук, который, как надеялся Неуловимый, мог бы добраться до него и сделать новые крылья. Но он мог и погибнуть в восхождении. А это означало бы и смерть Айса, то есть потерю всех Путников… Посему Неуловимый молча наблюдал, предоставив пауку свободу выбора.

Паук остался выхаживать Айса. И тогда Неуловимый понял, что этот мир не безнадежен. А крылья — всего лишь средство передвижения. Куда страшнее потерять надежду…

* * *

Паук, по-прежнему, вперял во мрак невидящий взор. Течение мысли его вполне соответствовало этому вечному экрану…

Да, он, наконец, воскрес. Воскрес, ибо осознал себя до «смерти» и после «рождения» как единое Я. Теперь он помнил все. Видимо, все… И то, как плел Большую Ловушку, испытывая неизбывную радость творчества. И то, как твердокрылы скармливали ему обескрыленных мягкокрылов, которые казались ему неразумными. И как явился к нему мягкокрыл, который научил его плести из нити крылья. И как он сплел крылья всем обескрыленным его сородичам. И как они улетели, а ему стало тоскливо и голодно… И как он отправился в Большую Пещеру на поиски себе подобных. Но нашел только вкусную добычу. И как он сплел крылья и себе, чтобы увеличить пространство поиска, но в первом же Большом Полете (О! Как это было прекрасно!) его сразили твердокрылы, и он рухнул на дно пропасти… Каким чудом он не умер сразу?.. Из последних сил дополз до родной пещеры, и там наступила смерть его прежнего Я и свершилось рождение двадцати новых маленьких Я… А потом, потом он все пытался воскреснуть окончательно и в этих попытках потерял все свои Я, кроме одного. Круг замкнулся. Вновь перед ним одиночество и тоска, которые кончаются смертью… и рождением?.. Надо понимать, это называется бессмертием, но… какая тоска!..

И вдруг мрак перед взором Паука рассеялся, превратившись в скалистую вершину горы, где на ровном камне застыл мягкокрыл. Тот самый, которому он еще до первой своей смерти сплел первые крылья. Айс называл его то Учителем, то Айяром Айяров… Да он научил Паука делать крылья. Но что это знание и умение принесло Пауку?.. Радость полета?.. Новые охотничьи угодья?.. Но это противоестественно для Паука. Не заложено в его природе… Не гибельно ли то, что не заложено в нас природой?.. Или Матерью Мира?.. Совершенно ли то, что сотворено ею?.. Если бы Паук не научился летать, то, быть может, до сих пор жил бы в своем прежнем теле… И мучался от одиночества и тоски? И тогда бы не родились паучата?.. Вряд ли — скорее всего они все равно бы родились, а он умер… Но крылья спасли от огня десятерых паучат!.. Да, чтобы отправить их на другую смерть… И этой смерти могло не быть, если бы он не устремился к Учителю! Но разве виноват в этом Учитель, а не его природа, которая требовала воскрешения?.. Он сам был слишком нетерпелив… И потом (эта мысль оказалась совершенно неожиданной), если после смерти Паука рождаются паучата, то почему они не появились, когда девять пауков разбились о камни?! Ведь сами они родились в аналогичной ситуации… Видимо, потому, что они были паучатами, еще не созрели для того, чтобы передать жизнь новым Я… Тогда какое же это бессмертие, если преждевременная гибель разрывает нить жизни навсегда?.. Бессмертие, существующее только в естественном течении бытия… А каким же еще может быть естественное бессмертие?..

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});