О всех созданиях - прекрасных и удивительных - Джеймс Хэрриот

и зашагал к коровнику, крикнув мне через плечо:

— Тащите шовный материал, Джеймс… Еще, пожалуйста, ампулы для местной анестезии и шприц… и мазь для раны…

Затем уже из коровника до меня донеслись невнятные звуки разговора, завершившиеся нетерпеливым окриком:

— Джеймс! Что вы там копаетесь? Не можете найти?

Этих нескольких секунд мне хватило только на то, чтобы открыть багажник, и теперь я принялся лихорадочно хватать нужные бутылки и коробочки. Собрав все, что он потребовал, я карьером пронесся через двор и чуть не сбил его с ног в дверях, когда он уже вопил:

— Джеймс, да где же вас черт… А, вот вы наконец! Так давайте же! И чем вы все это время занимались?

Да, он был совершенно прав: Хорас Досон, щуплый старичок лет восьмидесяти, действительно с коровой не совладал бы. Хотя он, упрямо забывая свой возраст, все еще сам доил двух упитанных коров шортгорнской породы, которые стояли в маленьком коровнике с булыжным полом.

Наша пациентка повредила сосок очень основательно. То ли ее соседка, то ли она сама наступила на него копытом: он был располосован почти во всю длину и из рваной раны текло молоко.

— Дело скверно, Хорас, — сказал Зигфрид. — До самого канала разорвано. Ну, сделаем все, что сможем. Шитья тут хватит.

Он промыл и обработал рану, а потом набрал в шприц анестезирующее средство.

— Берите ее за нос, Джеймс, — распорядился он, а затем мягко сказал фермеру: — Хорас, будьте добры, подержите ей хвост. Вот-вот, за самый кончик… чудесно.

Старичок бодро расправил плечи:

— Не беспокойтесь, мистер Фарнон. Как скажете, так и будет сделано.

— Отлично, Хорас. Именно так. Благодарю вас.

Он нагнулся, я сжал корове морду, и он ввел иглу над верхним концом разрыва.

Раздался шлепок — это корова изъявила свое неудовольствие, ловко лягнув его в резиновый сапог точно над голенью. Он даже не охнул, а только, тяжело дыша, несколько раз согнул и разогнул ногу. Потом снова наклонился к вымени:

— Тише, тише, милка, — проворковал он нежно и опять ввел иглу.

На сей раз раздвоенное копыто врезало ему по запястью, и шприц, прочертив в воздухе изящную дугу, упал в кормушку с сеном — уж тут корове не повезло. Зигфрид выпрямился, задумчиво потер запястье, извлек шприц из сена и вернулся к своей пациентке. Почесав ей основание хвоста, он ласково ее попрекнул:

— Нехорошо, старушка, нехорошо.

Затем вновь приступил к делу, избрав, однако, новую позу: уперся головой в бок, вытянул длинные руки и в конце концов после двух-трех неудачных попыток сумел сделать местную анестезию. Тихонько и немелодично насвистывая, он принялся неторопливо вдевать нить в иглу.

Мистер Досон с восхищением следил за ним.

— Оно и понятно, мистер Фарнон, почему у вас на скотину рука такая легкая. Все потому, что терпения у вас хоть отбавляй. Сколько ни живу, а терпеливей вас человека не видывал!

Зигфрид скромно наклонил голову и начал шить. Эта часть операции протекала мирно: корова ничего не

чувствовала и длинный ряд аккуратных стежков благополучно и надежно соединил края раны.

Зигфрид обнял старика за плечи:

— Ну вот, Хорас, если подживет благополучно, сосок будет как новый. Но если за него тянуть, он никогда не заживет, а потому, когда будете доить ее, пользуйтесь вот этой штукой.

Он помахал в воздухе флаконом со спиртом, в котором поблескивал сосковый сифон.

— Буду пользоваться, — твердо сказал мистер Досон. — Всенепременно.

Зигфрид шутливо погрозил ему пальцем.

— Э-эй, не так быстро! Трубку перед употреблением обязательно кипятите, а держите в этой бутылке, не то дело кончится маститом. Ну так я могу на вас положиться?

— Мистер Фарнон! — Старичок выпятил щуплую грудь. — Я все исполню в точности, как вы говорите!

— Вот и молодец, Хорас, — сказал Зигфрид и, еще раз потрепав его по плечу, начал собирать инструменты. — Я загляну недельки через две снять швы.

Мы направились к дверям коровника, но тут дорогу нам преградила внушительная фигура Клода Бленкирона, деревенского полицейского. Щегольская клетчатая куртка и спортивные брюки свидетельствовали, что он находился не при исполнении служебных обязанностей.

— Вижу, что у тебя в коровнике свет, Хорас. Вот и подумал, может, подсобить надо?

— Спасибо, мистер Бленкирон. Оно бы конечно, да только вы чуток опоздали. Мы уже сами справились.

Зигфрид засмеялся:

— Вот бы вам, Клод, на полчасика раньше заглянуть! Сунули бы эту скотину себе под мышку, и я бы вашил ее без всяких хлопот!

Великан кивнул, и по его лицу расползлась тихая улыбка. Он выглядел воплощением добродушия, но я, как всегда, почувствовал, что за этой улыбкой прячется холодная сталь. Клода в округе любили. На щедрую помощь и дружелюбность этого великолепного атлета могли рассчитывать все обитатели его участка, кто а них нуждался. Но хотя он был верной опорой слабых и немощных, нарушители закона и порядка боялись его как огня.

Точно я не знал, но ходили слухи, что Клод предпочитал не затруднять мировых судей пустяками, а творил правосудие тут же на месте подручными средствами. Рассказывали, что на дежурстве он не расстается с увесистой дубинкой, и следом за всякими хулиганскими выходками почти обязательно из какого-нибудь темного закоулка доносились отчаянные вопли. Рецидивы случались редко, и в целом порядок на его участке царил образцовый. Я вновь взглянул на его улыбающееся лицо. Да, бесспорно, милейший человек, и все-таки что-то в нем было такое, отчего при одной мысли, что я могу навлечь на себя его гнев, у меня по спине пробежала холодная дрожь.

— Ну тогда ладно, — сказал он. — Я-то вообще в Дарроуби еду, так что позвольте пожелать вам спокойной ночи.

— Минуточку, Клод! — Зигфрид взял его за локоть. — Мне надо заехать посмотреть еще одну корову. Вы не могли бы отвезти мистера Хэрриота в город?

— С большим удовольствием, мистер Фарнон, — ответил полицейский и поманил меня за собой.

Я сел в крохотный «Моррис-8». Секунд через пять Клод втиснулся, за руль, и мы тронулись. Он сразу же принялся рассказывать про то, как ездил недавно в Брадфорд, где участвовал в состязаниях борцов.

Наш путь лежал через деревню Рейнес. Последние дома остались позади, вот дорога начала подниматься к аббатству, и Клод вдруг умолк на полуслове. Затем почти привстал на сиденье и так резко ткнул пальцем, что я даже вздрогнул.

— Туда, туда поглядите. Вон он, этот проклятый монах!

— Где? Где? — спросил я с притворной поспешностью, хотя прекрасно успел заметить силуэт в капюшоне, медленно прошествовавший в лесок.

Клод наступил на педаль газа, и машина вихрем влетела на холм. У гребня он свирепо свернул на обочину