Полное затмение - Андреа Жапп

– Какое великодушие! – сыронизировал Артюс д’Отон. – Тем не менее, чтобы доставить вам удовольствие, я буду довольствоваться молочным супом и хлебом голода. Моя супруга сумела выстоять. И пусть я не уверен, что моя душа такая же стойкая, как ее душа, мое упрямство можно сравнить только с упрямством моей супруги.

Инквизитор пропустил колкость мимо ушей. Он сказал, стараясь не выдать своего раздражения:

– Можете ли вы дать мне слово, мсье д’Отон, что вы будете вести себя благоразумно, или я должен приказать заковать вас в оковы?

– Даю вам слово, мсье.

– Нотариус, извольте записать, что на сегодня допрос завершен и что он будет возобновлен в ближайшее время.

Артюс д’Отон, не удостоив взглядом и прощальным словом других членов суда, последовал за сеньором инквизитором и его секретарем. Вскоре к ним присоединился Аньян. Лицо его было непроницаемым.

Дойдя до приемной, Жак дю Пилэ позвал одного из жандармов, стоявших на страже:

– Ты пойдешь впереди.

Взяв один из факелов, слабо освещавших помещение, жандарм пересек по диагонали просторный зал. Он открыл низкую дверь, за которой скрывалась каменная винтовая лестница, ведущая в мрачные подвалы. Жандарм по-прежнему шел впереди, освещая ступеньки. Запах плесени усиливался по мере того, как они спускались все ниже, в подземелья Дома инквизиции. Вскоре к нему примешались другие запахи: экскрементов, сукровицы, гноя. Запахи физического разложения. Разложения человеческой плоти.

Лестница уперлась в утоптанный земляной пол, покрытый грязью, которую приносили сюда смрадные воды протекавшей неподалеку Сарты. Наклонившись, они прошли под сводами, слишком низкими, чтобы человек мог встать под ними в полный рост, мимо несчастных истерзанных созданий, томившихся в застенках. Там царила странная тишина. Тишина ужаса, иногда нарушаемая лязгом цепей, порой хрипом.

Артюс узнавал эту тишину. То была тишина самых зловещих застенков, когда все спрашивали себя, кто придет за ними, чтобы увести на бесконечные пытки или казнь. Он сжал кулаки. Аньес, его друга, его возлюбленную, его супругу бросили, как зверя, в эту клоаку, бесконечную сточную канаву. Ее тело, как и душу, терзали. Но у нее не осталось ни одного стигмата, словно всевышняя сила решила избавить ее от рубцов, которыми человеческое варварство обезображивает своих жертв.

Графа охватило странное спокойствие. Он должен следовать примеру восхитительного создания, которое озарило его жизнь с самой первой минуты, когда он увидел Аньес, одетую в браки, собиравшую мед в гостиницах для пчел.[85] Нельзя позволить ненависти или страху завладеть душой. Сопротивляться. Сопротивляться ради Аньес и сына. Сопротивляться, чтобы сохранить веру в справедливость.

Сапоги Артюса с хлюпаньем увязали в болотистой грязи. Несомненно, они приближались к реке. Огромное подземелье никак не заканчивалось в дрожащем свете факела, который держал в руках жандарм. Граф задавал себе вопрос, на который не было ответа: сколько несчастных узников ждали здесь пыток или смерти? Сколько из них ждали смерти как избавления?

Инквизитор остановился и обратился к Артюсу впервые с того момента, как началось их ужасное подземное шествие:

– Монсеньор д’Отон, мы пришли. Вы будете занимать эту камеру до тех пор, пока нам не удастся получить разъяснения, которые требует от нас наш досточтимый святой отец. Конечно, эта камера мрачная и сырая, но она предназначена для свидетелей. Поэтому вам каждый день будут приносить кувшин со свежей водой для омовения и ведро для отправления естественной нужды.

Артюс д’Отон кивком поблагодарил сеньора инквизитора. Неожиданно он явственно почувствовал, что этот человек не был врагом, стремящимся во что бы то ни стало его погубить. Если только он не был самым худшим плутом, надевшим маску снисходительности, чтобы ослабить стойкость своего противника.

Улица Сент-Амур, Шартр, сентябрь 1306 года

Од де Нейра, проснувшаяся час назад, нежилась в постели. Возлегая на мягких подушках с кружевными шелковыми наволочками, она довольно безуспешно боролась с мрачным настроением, не покидавшим ее вот уже несколько дней. Какой же язвой оказалась эта несносная девчонка, которую она приютила!

Матильда только и делала, что меняла прически и туалеты. Она могла часами колебаться, не зная, что надеть: шелковое платье или шерстяную котту, отороченную беличьим мехом. Матильда едва не лишилась чувств, когда прикрепляла к облегающим рукавам парчовые[86] налокотники,[87] расшитые золотыми нитями, – последний подарок мадам де Нейра ее «дорогой крошке». И она кружилась вокруг своей благодетельницы, умоляя ее:

– Прошу вас, мадам, скажите правду. Вам нравится мой наряд?

– Он восхитителен. Вы настолько очаровательны, что даже самые равнодушные придут в восторг, – неизменно отвечала Од.

Состояние дамы де Суарси ухудшалось с каждым днем, как и обещала ведьма. У Од больше не было необходимости использовать Матильду против ее матери. Но осмотрительность мешала мадам де Нейра без промедления избавиться от Матильды. Суеверная осмотрительность. Самое мудрое решение заключалось в том, чтобы дождаться того момента, когда судьба ниспошлет прекрасной графине д’Отон смерть. Аминь.

Од с сожалением встала и, дернув за позументный шнурок, висевший недалеко от изголовья кровати, позвала служанку.

Пора уже было идти к своей протеже и вновь слушать болтовню безмозглой девчонки.

Они сели за широкий овальный столик, стоящий перед окном, и принялись завтракать. Но сегодня наряды не были главной заботой Матильды. Несколько недель, проведенных в обществе покровительницы и наставницы, преобразили ее, как она сама говорила. Из девочки она превратилась в женщину. А женщины умеют мстить.

– Когда мне предстоит исполнить свою миссию и испортить будущее моей матери, мадам? Мне так хочется угодить вам.

– Я жду некоторых сведений, которые значительно облегчат вашу задачу, моя дорогая. Наше лисье искусство – не забывайте об этом – состоит прежде всего в умении тщательно разведать территорию, прежде чем вступать на нее, – солгала очаровательная женщина.

Матильда с серьезным видом кивнула головой и продолжила:

– А что с этим подлым негодяем Эдом де Ларне? Вы придумали, как я могу блестяще отомстить ему, мадам?

Но Од де Нейра совершенно забыла о своем обещании, поскольку отныне Матильда не представляла для нее особого интереса. Черт возьми! Как же выкрутиться из создавшейся ситуации? Она медленно пила медовую настойку из лаванды и шалфея и напряженно думала.