Город (СИ) - Владимир Петько

Словно лопнула та мембрана, установленная то ли Антоном, то ли мной самим, которая отделяла недавнюю информацию, от той части мозга, что отвечала за эмоции. Я посмотрел на Кристину с Виктором, потом на Томаса с Аллой. В каждой паре один человек имел какую‑то способность и профессию, передаваемые по наследству, а второй… что сказать про второго? Был хорошим человеком? Передатчиком генетического материала? Это совпадение или намерено сделано? Антон говорил, что у всех в городе (я не смог, даже мысленно, произнести слово «люди») есть свобода воли. Откуда тогда такая упорядоченность в наших отношениях? Какая‑то программа внутри говорит: вот к этой можешь подкатить, а к этой нельзя?

Я оглянулся на Ирен и мне стало тошно. Причем, хуже всего было то, что она ни в чём не виновата. Она хороший человек и очень привлекательна внешне, но теперь, глядя на нее, я думал только об одном. Чтобы не делал Антон с моей памятью, чтобы ни стирал и не корректировал, выдавая черное за белое, всё в моей голове приходило к одному и тому же знаменателю. Я не хотел думать об этом, избегал мыслей, что лезли в голову, но совсем отгородится от них не получалось.

Я сослался на головную боль и пошел домой. Там собрал вещи и продукты, после чего отправился в архив. Снова выломал двери (наверно их теперь стальными сделают), а вышел уже в Приёмнике. В том, который я увидел самым первым, где Изаат смотрел, как Дэнил с Чеславом уничтожают заготовки Антона. Заготовок, в смысле — рейдеров, до сих пор не было, видно Антон не торопился заново заселять Пустошь.

Я на всякий случай крикнул, проверяя не вернулся ли сюда Давер. Ответа не последовало, я поправил лямки рюкзака и двинулся в Пустошь. Место, где Ференц говорил с Дэнилом и Чеславом было мне знакомо — они стояли на дороге, ведущей к посёлку, в котором началась история Изаата. Зачем именно туда шел Давер я не знал, может он, как и я, просто хотел сбежать. Впрочем, это неважно. Я шел, пока вечер не перетек в безлунную ночь, после чего поужинал и растянулся прямо на земле. Засыпая, краем сознания отметил, что раньше от страха я бы глаз не сомкнул. Ничего, у меня ведь есть резервная копия… Будет вместо меня с Ирен спать, заодно и диссертацию защитит.

Следующий день прошел в монотонном вышагивании под неуемным солнцем. Ночью я порядком замерз, поэтому пару часов даже радовался теплу. Пока солнце не взошло в зенит и не показало свой истинный нрав. Жаль, что нельзя разделить мучения с «резервной копией». Умереть‑то мне действительно хотелось… Зато, когда пришлось снова спать на голой земле, дневной жар вспоминался с ностальгическим умилением.

Встав рано утром, я через пару часов наконец доковылял до брошенного поселка. Солнце подняться как следует еще не успело, от домов ко мне протянулись длинные тени. И одна тень была не от дома. Давер копался возле ветхой ограды, услышав звук шагов он выпрямился.

— Пришел, — констатировал он. Лицо его утратило сытую округлость, черты стали резкими.

— Ага. — Я пожал ему руку и оглядел заброшенный поселок. В лучах встающего солнца, цвет зданий был насыщенным, никакой пыльной затертости, что видел Изаат посреди дня.

— Как догадался? — Давер смотрел внимательно. Может подозревал во мне агента Антона?

— Компас твой нашел.

Давер немного расслабился.

— Я надеялся, что в нём окажется что‑то полезное. И что было дальше?

— Ничего интересного. Сначала мне потерли память, а потом, когда не помогло, сказали — живи как знаешь.

— И ты пришел сюда.

Я развел руками.

— Как и ты.

Давер кивнул.

— Да. И как Дэримон когда‑то. Здесь есть хоть иллюзия свободы.

Мы надолго замолчали.

— А как ты догадался? — спросил я, когда тишина стала действовать на нервы.

— Нашел в архиве самое первое досье на Дэримона. Он, оказывается, долгожитель…

— Две тысячи лет, — сказал я.

— Даже больше. А потом он сказал главное — что может почувствовать истинную природу вещи.

— Даже человека, — добавил я.

— Да.

Мы зашли в дом, Давер успел навести здесь порядок, так что помещение не слишком походило на жилище рейдера — ничего не воняло, мусора на полу и столе не валялось, нужные в хозяйстве вещи аккуратно разложены.

— С едой и водой тут большие проблемы, — сообщил Ференц, наливая в воду в жестяную кружку. — Не представляю, как рейдеры выживают.

Я рассказал ему про «заготовки».

— Что ж, я что‑то такое и подозревал, — дослушав, обронил Давер. — Всё вокруг — сплошное притворство. Не зря Дэнил с Чеславом их убивали.

— Почему они тебя не убили?

— Понятия не имею, — честно признался Ференц. — Я ведь не шел именно к ним, я хотел увидеть настоящих людей, сам не знаю, что это значит. По правде говоря, я просто бежал от себя, от того что внутри меня. Когда увидел их, думал всё — прирежут. Потом решил, что им нужна помощь. На самом деле, как я понял, они просто изучали меня. Смотрели на реакции элемента города, осознавшего, что он не человек, а часть программы…

— Почему программы? — спросил я. — Они считают, что город — искусственный интеллект?

— Нет, но ты должен признать, что есть в нём что‑то близкое к механическому интеллекту: мы ведь части его, но при этом действуем самостоятельно, по заранее заданной программе. Мы искусственные. Ты ведь не хуже меня знаешь — раньше были искусственные интеллекты, от очень простых до невероятно сложных.

— Компьютеры, — сказал я. — У нас для их производства почти все знания сохранились. Только чтобы их делать, нужна развитая промышленность и некоторые редкие элементы. Но мне город больше напомнил божка из древних легенд, создавшего свой народ.

Давер хмыкнул:

— Эта идея меньше ущемляет моё достоинство, поэтому вряд ли она верная.

— Наверное. Так и что с этими двоими? Что они увидели в твоих реакциях?

Давер пожал плечами.

— Трудно сказать. Они много рассказывали об этом мире, о всех других мирах, и тех, кто его населяет. О том, что случилось с человечеством. Потом спрашивали, что я думаю об этом и как бы поступил в той или иной ситуации.

— Понятно, — сказал я. — Ну с тобой хоть поделились информацией. Что же случилось с мирами?

— Их рассказы в значительной мере путаны и больше похожи на мифы. О том, как люди не нашли меж звёзд братьев по разуму и решили поискать в… как бы это точнее назвать? В сопредельном пространстве? В соседней вселенной? Я не знаю, как правильно, да и они тоже. Суть не в этом, главное — зря люди приложили свой исследовательский зуд, к местам, о которых понятия не имели. Потому что в одном может быть пусто, а в другом живут силы, непонятные нам, а может и в принципе непостижимые.

— А мы, получается, последствия общения этих сил с человечеством.

— Видимо так, — Ференц нерешительно потер щетину. — А ты понял, кого искали Дэнил и Чеслав?

— Видимо меня. Только зачем?

— Они хотят уничтожить город. Ты им нужен, потому что у тебя невозможно до конца стереть память, если только не лишить тебя способности чувствовать отпечатки.

— Уничтожить город… — как эхо повторил я. — Они так сильно нас ненавидят? Разве нельзя договориться и стать добрыми соседями?

— С кем им договариваться? — усмехнулся Давер. — С нами, что ли? Да и не хотят они договариваться. Просто у настоящих людей уже нет шансов выжить. Нет ресурсов, которые необходимы, чтобы восстановить цивилизацию. Они обречены. Точнее, были обречены, пока, по стечению обстоятельств, не появились два урода, достаточно близкие к людям, чтобы считать их проблемы своими, но достаточно далекие, чтобы не иметь характерных для человека ограничений.

— И в чём смысл их деятельности?

— У них нет ресурсов. А у города они есть.

— Имеется в виду ведь не город, как обычно мы его понимаем, а что‑то, что создало и нас в том числе?

— Да. У города нет ресурсов. Они есть у того, кто притворился городом.

— Как же они хотят заполучить их? Это же не электричество или железная руда. В чём секрет?

Давер пожал плечами:

— Всё, что я понял, мы в их плане должны умереть. На нас ресурсы тратить не будут.

Во мне медленно вскипала злость.

— Ты это так спокойно говоришь? У тебя ведь есть семья, ты согласен на их смерть?

Давер посмотрел на меня тоскливым взглядом.

— А как быть с тем, что мы не люди? У нас есть тела, в точности как у людей, мы мыслим так же как они, но в любой момент нечто может просто выключить нас, как ненужный механизм.

— Здесь не может.

— Я бы не надеялся на это. Если будет такая необходимость, то и здесь достанет. К тому же нас здесь двое, остальные живут в городе.

— Может, не может — мне всё равно. — сказал я со злобой. — Я бы хотел помочь людям, но убивать своих родных я не буду. Может не справедливо говорить так, но чем они лучше нас? Да, нас запрограммировала какая‑то могущественная хрень и играет, как куклами. Но разве с людьми было по — другому? Вся история человечества — это история обмана и манипуляции людьми. Тебе перечислить, во что они верили?