Во все тяжкие… - Анатолий Тоболяк

Он живо отпрыгнул и закричал:

— Брось! Кончай! Видишь, какой я нарядный. Милочка обихаживает меня, не то что твоя Натали тебя. Иду устраиваться на работу, Анатоль.

— Ну и иди с Богом! А я тут при чем?

— Но сначала мы вместе сходим в милицию, Анатоль. Надо.

— Как бы не так!

— Надо, говорю тебе.

— Да пропади ты пропадом, Костюнчик!

Но он не пропал, не сгинул, он лишь ухмыльнулся и складно отрапортовал, что вчера вечером позвонила Раиса — «каким образом наш домашний телефон узнала, ума не приложу!» — и слезно попросила прийти на опознание ее ювелирных изделий, которые все-таки нашлись.

— Надо бы послать ее подальше, бесстыжая она, в суд па меня подала из-за дачи, я тебе говорил?.. да ладно, чего уж! Для бабы все эти кольца и висюльки дороже жизни, сам знаешь. Я обещал прийти.

А я ничего не обещал и никому.

— Мы с тобой завязаны в этом деле, Анатоль.

— Вот как? Хочешь сказать, что мы подельники?

— Ну! Вроде того. А потом… ты разве не желаешь получить извинения от Раисы?

— Еще как желаю! Но от нее дождешься!

— Покается, как миленькая. Я только на этих условиях иду. Честь, Анатоль, превыше всего! — изрек Автономов.

— Ладно, убедил, — сдался я. — А кто ворюгой оказался?

— Понятия не имею.

— Раиса не сказала?

— А я не спрашивал.

НЕТ, ОН В САМОМ ДЕЛЕ ПРОСТОДЫР НАИВНЫЙ, МОЙ 55-ЛЕТНИЙ ДРУЖОК! Назвать ему, что ли, имя, которое висит у меня на кончике языка? Объяснить все обстоятельства дела? Нет, пускай он услышит это от следователя Э. А. Слепова. Или пускай сам допетрит, дотумкает. Я высокомерно усмехнулся. Приятно все-таки иной раз осознавать себя опытным сочинителем, для которого нет человеческих тайн.

— Побыстрее давай! Время поджимает, — поторопил меня простодыр Автономов.

— Отвернись. Стесняюсь, — огрызнулся я. Снял рабочую одёжку, сбросил тапочки и босиком, в трусах проследовал в комнату по свеженастеленому яркому линолеуму. (Мы беседовали в коридоре.) Автономов не преминул тут же заглянуть в комнату.

— Ого, как вылизал! — подивился он. — Неужто все сам?

— Наташа помогала. Я над ней не трясусь, как ты над своей душенькой.

— Ты всегда был домашним деспотом. В субботу приходите к нам на новоселье. Будут люди.

— Трижды подумаем, — ответил я, одеваясь.

Раиса Юрьевна прохаживалась перед крылечком милиции в палисаднике. Туда-сюда, туда-сюда с горящей сигаретой, которую курила быстрыми затяжками. Увидев нас, она бросила окурок на землю, придавила каблуком и устремилась нам навстречу. Мы сблизились.

— Здравствуй, Константин. Здравствуй, Анатолий, — отрывисто заговорила она, и я сразу прочитал на ее полном лице душевное смятение.

— Ну, привет! Караулишь? — неприязненно буркнул Автономов.

— Да, ждала тебя. Спасибо, что пришел, Костя. Тебе спасибо, Анатолий, что пришел.

— Хм, — кашлянул я. За что мне, собственно, спасибо?

— Мы порядочные люди, потому и пришли. О тебе этого не скажешь. В суд на меня подала, значит? Деньжат хочешь урвать за дачу? — сразу с ожесточением взялся за нее Автономов.

— Костя! Костя, подожди!.. Не надо, пожалуйста, об этом.

— Надо. Еще как! Где твоя совесть, Раиса?

О Боже мой, Костя! Ты сам меня до невменяемости довел. Я не соображала, что делаю, Костя. Но не надо сейчас об этом. Пожалуйста, — взмолилась Раиса Юрьевна со страданием на лице. И взяла его за руку. Нет, схватила его умоляюще за руку, которую Автономов тут же вырвал.

— Что это значит? Что происходит? — рыкнул он.

Глаза Раисы Юрьевны привычно оплыли слезами. Ее лицо безобразно исказилось. Она поспешно достала из сумочки кружевной платочек. НЕПОСТИЖИМАЯ РАИСА! Она опять была не похожа сама на себя.

— Костя… Ты должен мне помочь, — заговорила она, справившись со слезами.

Автономов тут же желчно ответил, что мы за тем и пришли, чтобы ей помочь, хотя она этого не заслуживает. Но прежде чем мы переступим порог милиции, она принесет нам свои извинения по всей форме. За то, что посмела гласно, так сказать, обвинить нас в краже.

— Конечно, конечно… Я глубоко виновата перед вами… простите, ради Бога, — заторопилась Раиса Юрьевна. — И я заберу заявление из суда, Костя… я подала его в горячке, пойми, пожалуйста. Извините, пожалуйста, оба.

— Вот это дело! — одобрил Автономов, победно на меня взглянув. — Ты удовлетворен, Анатоль?

— По этому факту да. «А КАК НАСЧЕТ ЛОЖНОГО НАСИЛИЯ, МАДАМ?» — хотелось мне спросить, но раз Автономов забыл эту тему, то и я не стал ее возрождать… зачем?

— Ну, пошли, — деятельно сказал Автономов, — выручать твои сокровища. — И двинулся было вперед, но она его сдержала, опять ухватив за руку.

— Костя, подожди! Ты же ничего не знаешь… А мне следователь сказал, кто их украл… верней, кто их взял, мои побрякушки. («Побрякушки!»)

— Кто? — замер Автономов. НЕУЖЕЛИ ОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ ДОГАДЫВАЛСЯ? ИЛИ НЕ ХОТЕЛ ВЕРИТЬ СВОЕЙ ДОГАДКЕ?

«Красавчик Аполлоша, разумеется», — мысленно ответил я простодыру.

— Аполлон, — горестно сказала Раиса Юрьевна.

— ДА НУ? — выдохнул Автономов.

— Да, Константин… это ужасно! Те два кольца, ну, помнишь? Он сдал в ломбард. А остальное не успел сдать или продать… нашли у пего в мастерской. Это ужасно! Ему грозит уголовное обвинение, Константин.

— И Зинка причастна? — рявкнул Автономов.

— Нет, что ты, нет! Она знать не знала. Она с ума сходит, Костя.

— Как он в квартиру попал? У них запасной ключ был?

— Нет, не было.

— А как же? Отмычкой пользовался?

— Он слепок сделал с нашего ключа… не знаю когда. Да разве в этом сейчас дело! Семья рушится, Костя. А Зинаида так его любит, ты ведь знаешь, — опять всхлипнула Раиса Юрьевна.

— Что ж он, болван такой, понес ворованные кольца прямиком в ломбард? — с неожиданным хладнокровием спросил Автономов, закуривая неизменные «Родопи». — Там же паспорт надо предъявлять. Вот они на него и вышли, — проявил он сыскную сметку.

— Он через подставное лицо сдал, Костя. Но того типа нашли, и тот указал на Аполлона.

— Мазилка безмозглый! Не мог сбыть каким-нибудь скупщикам, — презрительно бросил Автономов, как опытный вор-домушник.

— Ты не понимаешь, Костя… Он хотел… так он говорит… постепенно все выкупить и вернуть мне. Так он хотел.

— КАК ЖЕ! — фыркнул Автономов. — ПОВЕРИЛА!

— Он страшно запутался, Костя. Он влез в какую-то аферу, страшно нуждается в деньгах. Ему угрожали кредиторы, Костя. Господи! Почему он не сказал мне? Разве я не выручила бы его? — простонала Раиса Юрьевна, сморкаясь в платок.

— Конечно! Он же твой любимчик, — опять фыркнул Автономов, абсолютно, кажется, забыв, что еще совсем недавно сам души не чаял в своем зяте.

— Так ты поможешь нам? — всхлипнула его жена.

— ЧЕМ?

— Его надо спасти, Костя. Ради Зины. Она руки на себя наложит, если его посадят.

— Не наложит. А ему урок будет полезен, ворюге, — жестко сказал Автономов.

— Костя, не будь таким безжалостным. Не вымещай свое зло на меня на Аполлоне. Он же такой молодой, у него вся жизнь впереди, — взмолилась Раиса Юрьевна, прижав руки к пышной груди. — Я написала заявление, что прощаю его и не требую наказания. И ты замолви слово в его защиту, пожалуйста. Убеди их, что он взял эти побрякушки в долг, чтобы потом вернуть. Это поможет, Костя.

— Ишь чего ты хочешь! — сразу вскипел Автономов, и как будто жаром пахнуло от него. — А как насчет машинехи? Я теперь уверен, что это он раскурочил гараж и ее угнал.

— Побойся Бога, Костя! — воскликнула его жена, очень нетипично для банковского дельца, как-то по-старушечьи. — То меня обвинял, теперь его.

— С тебя вину снимаю. С него нет.

— Но где доказательства, Костя? Одни подозрения у тебя. Как ты живешь, Костя? — вдруг жалобно спросила Раиса Юрьевна.

Автономов открыл рот. А я вздрогнул. Я освободился от своей завороженности и поспешно подался в сторону, но краем глаза увидел, что на крылечке милиции появилась красотка Зинаида. И услышал, как Автономов закричал:

— А, дочка родная! Ну-ка иди сюда, иди!

ПРОТИВ ДВОИХ ТЕБЕ, КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ, НЕ УСТОЯТЬ. НО ДЕРЖИСЬ.

Я скрылся за кустами акации, а затем припустил чуть не бегом к автобусной остановке.

А зачем вообще согласился сюда прийти? Чтобы получить формальное извинение Раисы? Нет, конечно. Сочинительское любопытство двигало мной: как все-таки завершится (или вновь развернется) сюжет автономовской драмы-комедии? А НЕ ЛУЧШЕ ЛИ ПОДУМАТЬ О САМОМ СЕБЕ, ПИСАКА?

Ибо проявилось вдруг, ясно и недвусмысленно, явное неблагополучие в моих домашних писаниях. «Путешествия с боку на бок» наглухо застопорились. Ни туда ни сюда, хоть зови на помощь толкачей. А между тем сидел я сейчас в чистенькой, обновленной кухне, где не наблюдалось ни пылинки, ни соринки, где пахло еще свежей краской, где вычищенная посуда блестела, где веселые шторки прикрывали окна, где, словом, умелая женская рука ощущалась во всем. Сочинителю не нужно было даже заботиться о готовке — завтрак и обед всегда ждали его.