И жизнь, и слезы, и любовь - Валерия

Ленки уже год как нет.

А я жива. После ее смерти я почувствовала, что жизнь — великий Божий дар. А отчаяние, нежелание жить дальше — великий грех. Смерть сама выбирает. С нашей точки зрения, не всегда правильно. Но если я существую, значит, должна что-то делать вопреки обстоятельствам. Как моя Ленка, которая пыталась бороться изо всех сил, несмотря на рак, ее убивавший.

Господи! Что все мои мучения, страдания, сомнения, амбиции по сравнению с Жизнью и Смертью?!

С родными

После моего возвращения в Аткарск меня многие спрашивали, как я вижу свое будущее. Я, конечно, впервые за десятилетие почувствовала себя свободной, из моей жизни, вместе с чувством к Шуйскому, ушел страх. Но, безусловно, пребывала не в лучшем как физическом, так и психическом состоянии. Я была предельно морально измотана тяжбой с Шуйским, физически меня доконали бесконечные гастроли. В тот момент я не была пригодна к работе. Артист не должен выходить на сцену в том состоянии души, в котором я тогда находилась.

Понимала: мне нужно прийти в себя, абстрагироваться, оглядеться, просто вспомнить, как это — дышать полной грудью.

На этот раз меня спасла черта моего характера, о которой я столько писала, — организованность.

* * *

Первый вечер в Аткарске больше походил на комедию положений. Вернее, трагикомедию положений.

Двухкомнатная родительская хрущевка. А нас в ней шесть человек. Как всем улечься? Мы разложили все матрасы, кресла-кровати, диваны. Дети и шумели, и кричали, и ссорились между собой. Я лихорадочно думала о том, как я на следующее утро уберу сии сложные конструкции.

Мои дети не привыкли жить в такой тесноте. Я решила: моя цель сейчас — не погрузиться в рефлексию и страдания по поводу пережитого. Разбитую чашку не склеишь. Я поставила перед собой две сверхзадачи. Первую: организовать быт таким образом, чтобы дети были заняты и спокойны. Вторую: минимально, если можно в такой ситуации говорить о минимуме, усложнить жизнь моих родителей.

Дети, несмотря на то что теперь они вроде оказались в полной безопасности, начали себя плохо вести. Нужно было срочно определить старших в школу, чтобы они от такого стресса не распустились. Конечно, надо признаться, первое время я сидела, держась за голову. Что я буду делать? А потом мало-помалу…

Через неделю я смогла наладить учебный процесс, и все стало становиться на свои места. Безделье ведет к безумию, поэтому для каждого из детей я создала жесткий график. Уроки в школе, занятия в музыкальной школе. Не просто было организовать работу над домашними заданиями, которые Аня и Тёма получали в музыкалке, потому что трехлетний Сеня еще нуждался в дневном сне. Часть уроков пришлось перенести в квартиру моей бабушки — благо, она живет в соседнем подъезде.

Мне хотелось, чтобы дети занимались иностранными языками по программе, которая была в их московской школе. Я наняла старшим частных педагогов, под руководством которых они изучали английский и немецкий. Эти уроки были каждый день. Стоили они дешево: я могла тогда такое себе позволить.

Мы обходились без всяких помощников по дому. Все хозяйство я держала на себе: стыдно сваливать все на маму. Я должна была стать не обузой, а опорой для моих родителей. Они, кстати, оба тогда еще работали. Вряд ли у них были силы для решения моих проблем. Приняли меня с тремя детьми, слова упрека не сказали, вопросов лишних не задали — у меня замечательные родители!

Я вставала очень рано, провожала детей в школу. Занималась спортом. Потом готовила, убирала. У нас во дворе пятиэтажки есть сарай с погребом, где хранятся овощи: картошка, морковь. Постоянно приходилось бегать вниз то за одним, то за другим. Вот и все мои «развлечения» того периода… У меня и желания не было никуда выходить в город.

Выбираться на улицу мне было не то что опасно, но неприятно. Молодое поколение аткарчан воспринимало меня как звезду, которая неожиданно им всем свалилась на голову. Я некомфортно себя чувствовала из-за того, что ко мне кто-то постоянно обращался за автографом.

«В свет» я выходила только по вечерам. К нам на огонек частенько прилетали мои друзья и родственники.

В Аткарске живет одна замечательная журналистка, моя давняя знакомая Наташа Давиденко. Она брала у меня первое в моей жизни интервью для радио — я тогда еще в детский садик ходила. Зимой я ей предложила:

— Наташа, давай мы с тобой вместе будем гулять по вечернему Аткарску.

И вот мороз. Поздний вечер. Мы надеваем валенки, закутываемся до самых бровей — и вперед. На улицах ни души: меня никто не беспокоит. Воздух свежий, тихо, только снег хрустит под ногами. Это ли не счастье?

* * *

Я ушла на самом пике своей карьеры, в тот момент, когда моя популярность начала набирать обороты. В тот час, который снится в самых счастливых снах многим молодым исполнителям. Что греха таить, большая сцена была главной героиней и моих радостных снов.

В Аткарск мне стали звонить разные деятели шоу-бизнеса. Предлагали сумасшедшие деньги за концерт. Отвечаю им — спасибо, не надо. Не хотела больше петь. У меня не было больше желания возвращаться на сцену. Я не хотела больше ничего общего иметь с шоу-бизнесом. Наверное, тем, кто читает эти строки, кажется: я кокетничаю. Ничуть, это точное описание тогдашнего состояния моего духа.

На что я тогда жила? Во-первых, я сумела кое-что скопить за последние два месяца с двадцатипятипроцентных гонораров за концерты, тогда я впервые стала получать на руки реальные деньги. Во-вторых, с Шуйским еще раньше было заключено соглашение о том, что в случае развода он будет оплачивать половину расходов на детей. Хотя по закону отец троих детей должен платить половину от суммы всех своих доходов. Но и в этой уловке он оставался самим собой.

* * *

Чем в это время занимался наш герой в Москве? Он ходил везде и рассказывал направо-налево о том, какая я стерва. Сливал на меня компромат в прессу. Он ведь «черный» пиарщик замечательный. Шуйский, с одной стороны, ходил в редакции и рассказывал про меня всякие гадости. (Мне потом журналисты говорили о том, как он их обрабатывал: в какие издания приходил, какие документы им предоставлял…) С другой стороны, он долго еще не снимал обручального кольца. И при каждом удобном случае возмущался:

— Журналисты — негодяи! Это все их происки. Валерия женщина моей жизни! Она мать моих детей!

Теперь он систематически заявлял о том, что нас с ним Бог соединил.

Грамотный PR-специалист. Ничего не скажешь.

* * *

За полтора года нашей с детьми жизни в Аткарске Шуйский появился там один раз.