Праздник подсолнухов - Иори Фудзивара

Мурабаяси пробормотал:

— Старший Тасиро был великим человеком. Его единственной ошибкой было то, что он пристроил в компанию своего никчемного отпрыска.

— Но вы же с ним вроде были в приятельских отношениях?

— Ну а как же… Взрослые люди имеют дела с регалиями, а не с личностями.

— Вот как? Выходит, даже вы не лишены взрослости и коммерческой жилки. Одному мне не нашлось места в этом мире.

— Просто ты все никак не вырастешь. Но вернемся к нашему разговору. Не забывай, что речь идет об «Айба Дэнки Когё», компании со штатом более пятидесяти тысяч человек. Как только папаша умер, сынок моментально оказался на улице. На мой взгляд, это было мудрое решение.

— Его что, выбросили из компании?

— Ах да, — вспомнил Мурабаяси, — это же было после твоего ухода. Его поставили директором дочерней фирмы «Тамаи файненс». Мало кто знает о ее связи с «Айбой», но эта кредитная компания начала свой бизнес именно с обслуживания потребителей электроники «Айбы». Компании-изготовители редко имеют кредитный бизнес. Свое название фирма получила в честь Ёдзо Тамаи, третьего президента материнской компании, прочившего кредитованию большое будущее. Кстати, директор «Тамаи файненс» до недавнего времени имел постоянное кресло в совете директоров в штаб-квартире «Айбы», но теперь он его лишился. Так ему и надо — выбракованный материал. Тем не менее, он по-прежнему остается директором компании. Вернее сказать, его вынуждают им оставаться.

— Что это значит?

— Я следил за ним несколько дней. Оба якудза — и тот, что с пистолетом, и тот, что раньше был его подчиненным, — частые гости в его доме. За этим явно что-то стоит. Я отыскал несколько человек, которые смогли пролить свет на данный вопрос. В мире промышленного дизайна многое строится на связях. Меня познакомили с группой программистов, бывшими сотрудниками «Айбы». Поскольку эти парни работают в тесном контакте с дизайнерской компанией, мне сравнительно легко удалось на них выйти.

Я слушал его с интересом.

— Действительно, настоящая игра в детектива. Вы, я смотрю, тоже не брезгуете детскими забавами. Пожалуй, это лишает вас права критиковать других.

— Не скрою, — он пропустил мои слова мимо ушей, — я услышал и немало вранья, но в целом вырисовывается следующая картина: пока Тасиро не стал директором, «Тамаи файненс» имела мелкий, но надежный бизнес по изготовлению кредитных карт для физических лиц. Стабильное развитие обеспечивалось не в последнюю очередь спектром предоставляемых услуг. Как только этот тип стал директором, он тут же начал подражать большим мальчикам. Понимаешь, о чем я?

— Спекуляции недвижимостью?

— Точно. Болезненные последствия экономики «мыльного пузыря». Компаниям, занимавшимся жилищным финансированием, удалось кое-как выкрутиться, но повисло множество небанковских сомнительных и безнадежных долгов — да ты и сам наверняка помнишь.

Я кивнул:

— Но «Айба» вряд ли допустила бы банкротство дочерней компании. Она наверняка поддержала «Тамаи файненс».

— Да, но в разумных пределах. Согласись, гарантия долга со стороны материнской компании накладывает неприятный отпечаток. Многие банки давали кредиты под залог недвижимости и слишком поздно заметили, что залоги изрядно превышают лимит. Первоначально опубликованный сомнительный и безнадежный долг составил пятьдесят миллиардов. Между тем поговаривают, что его реальная сумма в десять раз выше. В наше время позиции банков сильно пошатнулись, лучшие финансовые умы ломают головы над этой проблемой. «Айба» не исключение. Для них это вопрос не столько гарантии долга банку «Нидзё», сколько репутации. Тасиро лихорадочно пытается набрать нужную сумму.

У меня тоже есть счет в «Нидзё», капля в финансовом море. Внезапно я вспомнил, что насторожило меня в тот день, когда сломали мою дверь. Загнутые странички банковской книжки…

— Тасиро ведь наверняка хотя бы шапочно знаком с президентом или директорами «Нидзё»?

— Думаю, да. А что?

— Так, ничего, — ответил я. — Вы сказали, что сомневаетесь, стоит ли сообщать мне об этой странной истории. Что же заставило вас сомневаться?

— Не хотелось втягивать тебя в еще большие неприятности. Все-таки в дело вмешалась якудза.

— Я уже и так втянут по самое горло. Это и есть ваша странная история?

Он покачал головой:

— Это еще не все. Итак, мне приходилось действовать в одиночку. Порой я разрывался, за кем из них следить. Собрав информацию о Тасиро, я решил сосредоточиться на Сагимуре. С ним было проще всего. Офис «Якумо-кай» расположен в Уэно,[54] напротив крошечного бизнес-отеля. Из любого номера вход в офис виден как на ладони. А живет он в Угуисудани.[55] Те еще замашки. Позавчера в полдень вместе с Сонэ и несколькими шестерками они сели в поезд и тем же вечером уже ужинали в баре на Киямати.[56] Я тоже зашел вроде как перекусить. Не рискнув устроиться поблизости — они ведь могли меня помнить, — я решил сесть поодаль и понаблюдать. Вскоре в заведении появился сам Сэйсукэ Тасиро, я только диву дался. С моего места нельзя было расслышать ни слова, и я решился прогуляться до туалета и обратно. Проходя мимо них, я услышал имя Дзюндзи Акияма и от удивления едва не свалился прямо им под ноги. Тасиро как раз спрашивал, что означает твое имя, а Сагимура ответил, что «две осени». А ты становишься знаменитостью! Я сомневался, стоит ли рассказывать тебе об этом. Ну как история? Есть какие-нибудь предположения?

Некоторое время я размышлял, а затем промолвил:

— Хочу спросить у вас кое-что.

— Что же?

— Я упомянул, что в годы работы Сэйсукэ Тасиро начальником отдела в «Айбе» вы с ним довольно близко общались, но только сейчас вспомнил, как однажды вы говорили, что окончили один университет.

— Как, ты разве не знал? В «Кёби» это было всем известно.

— Я держался довольно замкнуто.

— Ну да, ну да. Сэйсукэ Тасиро окончил когда-то тот же художественный университет, что и мы с тобой. Он старше меня на год, и в студенчестве я знал его только в лицо. Если бы не этот факт, разве стал бы он знаться с парнем из какого-то мелкого дизайнерского бюро? Особенно учитывая мою должность на тот момент. Начальник отдела рекламы и пиара «Айбы» не стал бы без особой причины общаться с кем-либо рангом ниже начальника отдела. Думаю, ты не сыщешь второго такого дурака, который, окончив художественный университет, был бы директором финансовой компании.

— Теперь я все понял.

— Что ты понял?

— «Тамаи файненс», вероятно, спекулировала не только недвижимостью, но и движимыми ценностями.

— Точно, этим они тоже занимались. Значит, уже догадался?

— Вы о живописи?

— Именно. В эпоху «мыльного пузыря» даже торговцы недвижимостью как одержимые скупали картины по всему миру. Наш герой от них не отставал. А я и не знал, что ты в этом разбираешься.

— Совсем немного. Слышал, что директор «Тамаи файненс» любит посещать аукционы «Сотби» и «Кристи». Если задуматься, я не раз слышал и имя Тасиро, но, поскольку оно не такое уж редкое, я ни разу не связал его с Сэйсукэ. Не знал я и того, что «Тамаи файненс» — дочерняя компания «Айбы». В то время, как вы правильно заметили, все были словно одержимые. Не только агентства по торговле недвижимостью, но и крупнейшие торговые дома создавали отделы по работе с искусством и с головой окунались в спекуляцию. Дилетанты-финансисты, не зная подлинной стоимости картин, принимали их в залог огромных сумм лишь потому, что они принадлежали кисти известного художника. В первую очередь это, конечно, касалось импрессионистов. Кое-кто даже обанкротился, продав залоговое право на картину. А компания, занимавшаяся строительством курортов, победившая на торгах, получила «Свадьбу Пьеро» Пикассо за семь с половиной миллиардов. Она тоже обанкротилась. Похоже, все картины того периода сейчас заложены и законсервированы. Общая сумма налога составляет миллиард иен. Особенно велика в ней доля «Тамаи файненс».

Мурабаяси слушал раскрыв рот.

— А ты неплохо знаешь предмет…

— Так, слышал кое-что.

Так и есть. Слышал от Эйко. Она часто говорила: «У картины всего одна жизнь. Нельзя допускать, чтобы она становилась заложницей экономических интересов».

В те годы на рынке живописи начали проявляться новые тенденции. Наступала эпоха миллионного инвестиционного менеджмента. Каждый раз при новости о том, что японские спекулянты приобрели на западном аукционе картину известного художника, особенно когда картина принадлежала кисти импрессиониста, по лицу Эйко пробегала тень. Эта тень стала еще заметнее, когда на страницах газет все чаще стало мелькать название «Тамаи файненс». После смерти Эйко я по привычке продолжал отыскивать статьи на эту тему. Что же случилось с моей памятью? Я плохо помню события, происходившие до и после смерти Эйко, но хоть сейчас могу сказать, где и за сколько была продана та или иная картина.