Джокер - Даниэль Дакар

— Что там у тебя, полковник? — недовольно поинтересовалась Катенька, прерывая сказку. — Опять какие-то глупости?

— Да не скажи, каплей, не скажи, — они часто обращались друг к другу по званию, и было в этом какое-то ироничное уважение. Не из пансиона, чай, взял жену Василий, не из института благородных девиц. Из рубки сторожевого крейсера только что не умыкнул при молчаливом попустительстве командира. Два года выхаживал! Всей семьей уговаривали, мать к Ольге Дмитриевне плакать приезжала, даже князь Цинцадзе замолвил словечко за перспективного подчиненного. А уж какую лезгинку Ираклий Давидович на свадьбе закатил — стены ходуном ходили! Двадцать лет… Куда они делись?!

— Не скажи… Вот штука-то какая интересная получается, Катенька. Говорят, что кельты на русских не похожи — а погляди-ка на этого майора! Вылитая ты!

Екатерина Николаевна потрепала Тимошу по макушке, подошла к мужу, вгляделась…

— Кельты? Какие, к черту, кельты?! Вася, кто это?!

Удивленный реакцией жены, Василий пожал плечами:

— Какая-то Мэри… то ли Мэгги… Гамильтон, майор ВКС Бельтайна. А что?

— Бельтайна? — Екатерина решительно потеснила мужа перед экраном. — Ты запись ведешь? Потом посмотришь! — и она торопливо набрала код выхода в Галанет. Наемные войска… Бельтайн… Гамильтон… изображение… — Это она?

— Она. Да что ты так взъерепенилась? — Василий был встревожен уже не на шутку.

— Погоди, мужик, не мешай мне, — процедила Катенька сквозь зубы, и Василий благоразумно замолчал. Мужиком супруга называла его крайне редко, и в таких случаях, как показывала практика, лучше было не попадаться ей под руку.

— Гамильтон, Мэри Александра, — бормотала между тем она. — Тридцать три стандартных… а что родословная? Отец неизвестен, ха! Ну-ка, отвернись на минутку, — не проверяя, выполнил ли муж категорическую просьбу (кстати, выполнил, ухмыляясь и мысленно называя себя подкаблучником), Екатерина Николаевна еще что-то переключила, полюбовалась на результат и милостиво разрешила: — А теперь смотри. Это — покойный Сашка, здесь ему как раз чуть за тридцать. А это Мэри Александра — заметь себе это, Александра! — Гамильтон. Он погиб около тридцати четырех лет назад. Ей тридцать три года. Отец неизвестен, а ведь бельтайнцы родословные своих пилотов отслеживают четко. И как тебе?

— Да чтоб я провалился… — потрясенно пробормотал Василий Зарецкий.

— Успеешь еще, — бросила любящая супруга. — Мне срочно надо к отцу. Если мама это увидит без подготовки… Ах, Сашка, ну молодец, ну орел! Ты ордена видел? Наша девочка, Сазонова! Майор… майор… кап-три? Ишь ты, обскакала! — и Екатерина кинулась переодеваться.

Когда младшая дочь, едва не снеся непривычно улыбающегося Степана, ворвалась в кабинет адмирала Сазонова, тот сидел в кресле у стола, что-то просматривая на большом стационарном экране. Впрочем, он тут же выключил терминал и распахнул объятия, в которые и кинулась Катенька.

— Папа, нам надо поговорить. И без мамы. Дело — серьезнее не придумаешь! — выпалила она.

— Что за дело? — отец, на удивление, был более чем благодушен. Казалось, ничто не может его взволновать, и Екатерина даже на секунду засомневалась — стоит ли делиться с ним своими подозрениями, за время пути до родительского дома переросшими в уверенность. А, была не была!

— Я тут новости смотрела… — начала она, но отец, мягко подтолкнувший ее к дивану, перебил:

— С Бельтайна новости?

— Да… откуда ты?..

— Я их тоже смотрел. И мама. Как тебе племянница?

Из Катеньки словно вынули стержень и она осела на диване, растерянно моргая и наблюдая, как отец достает из поставца бутылку лучшего коньяку.

— Так это правда? — пролепетала железный капитан-лейтенант, мгновенно становясь маленькой девочкой.

— Это правда, — спокойно кивнул отец, разливая коньяк по тонким хрустальным бокалам. — Ираклий Давидович все проверил, хотя, как по мне — что там было проверять?! И так видно.

— Ну надо же, — Екатерина отпила глоток и одобрительно кивнула. — А она в курсе?

— Пока нет, — помрачнел адмирал. — Князь пригласил ее на Кремль, вроде обещала наведаться. Тогда и поговорим.

— А… как мама?

— Мама? Знаешь, гораздо лучше, чем я ожидал. Она молодец, наша мама. Правда, планов в отношении Машеньки столько настроила, что хоть три века девочка проживи — все не успеет. Только бы она прилетела…

— А если сама не прилетит, так мы навестим! — Катенька была настроена весьма решительно.

— Погоди, дочь, не лети впереди линкора. И не расстраивай мужнино начальство, дай Ираклию Давидовичу слово сдержать.

Процесс завершился. Правда, речь шла покамест только о Саммерсе и Монро, но Мэри не видела необходимости оставаться на Бельтайне в ожидании суда над мелкими сошками. Сразу после вынесения приговора (виселица для Монро, рудники для Саммерса — этому последнему, в отличие от бывшего принципала, позволили писать апелляции) она официально вышла в отставку. Больше ее на планете не задерживало ничего, кроме, пожалуй, дня рождения. И Шон, и Морган, и Лорена, и бабушка с матерью Агнессой в один голос заявили, что обидятся, если она улетит до праздника. Сама Мэри в упор не видела, что тут праздновать, и, возможно, сумела бы уговорить бабушку и аббатису, но друзья и примкнувший к ним Никита Корсаков были неумолимы. Своеобразным «подарком» для нее стало то, что вслед за ней в отставку подал весь ее экипаж. Обсуждать что-либо они категорически отказались. «Мы не будем летать с другим командиром!» — бесстрастно заявила Элис Донахью. Остальные просто молча кивнули, а она, уже отставница, не могла им приказать не ломать свою жизнь. Чтоб их черти взяли!

И вот он настал, ее тридцать третий день рождения. Вечером предполагалась грандиозная попойка в «Крыле сапсана». Грег, бармен, снова вернувшийся за стойку после доставки оружия к госпиталю, обещал, что все будет на высшем уровне. Убрать перегородки, добавив площадь отдельных кабинок к общему залу? Ерунда! Хопкинс, Эшби и тетушка Абигайль были извещены заранее. Федор Одинцов клятвенно обещал порастрясти запасы дедовского самогона, из поместья Рафферти прислали два трехгаллонных бочонка виски. Мэри по-прежнему появлялась в городе только в сопровождении изрядно утомивших ее телохранителей, но в целом отношение к ней на Бельтайне заметно изменилось к лучшему.

Накануне торжества состоялось очередное заседание Совета, посвященное на сей раз выборам нового принципала. Морган решительно взял самоотвод, то же сделала и мать Агнесса. Мнения присутствующих разделились, никто не мог предложить ничего путного. Наконец Мэри, которой все это ужасно надоело, буркнула в пространство, ни к кому специально не обращаясь:

— Шон О’Брайен! — и дело пошло веселее. Шон испугался впервые на ее памяти. Морган одобрительно крякнул и вопросил небеса, как же он сам до этого не додумался. Матушка Агнесса, не тратя даром времени, благословила Шона, отчего тот совсем позеленел, а Марк Фортескью заинтересованно осведомился, почему, собственно, майор Гамильтон предложила кандидатуру именно мистера О’Брайена. Нет, полковник Фортескью не возражает, напротив, но хотелось бы услышать соображения мисс Мэри…

— Да какие, к дьяволу, соображения! — фыркнула она. — Вы сами подумайте: сам по себе Шон к Линиям не принадлежит. Но женат на линейной, и счастливо женат: двое детей уже имеется, третий в перспективе. Это автоматически делает его избрание вполне легитимным с точки зрения любого жителя Бельтайна. Заткнись, Шон! Большой опыт работы в полиции. К власти сроду не рвался, это вам не Монро. Заткнись, кому сказано! Не беспокойся, консультанты у тебя будут такие, что себе бы взяла, да не пойдут. Порядок он наведет на планете быстро, но без свойственных, скажем, полковнику Моргану перегибов. Что, не так?

Полчаса спустя принципал Совета Бельтайна Шон О’Брайен принял присягу.

А денек выдался хоть куда. Ясный, солнечный, и даже ветер с Маклира был неожиданно теплым. С утра Мэри отправилась купаться. Она помнила щемящую тоску, которая охватила ее перед отлетом с Бельтайна в рейд до Зоны Тэта, когда никто не мог сказать, удастся ли ей еще когда-нибудь поплавать в океане. Погружение к разрушенному подводному комплексу не в счет, это была работа. И теперь она, нимало не смущаясь сопровождающих ее десантников, изо всех сил старающихся не глазеть, сбросила одежду и поплыла. Она пообещала Терехову не нырять, и действительно не ныряла, предпочитая просто покачиваться на тяжелых, неторопливых волнах. Как же хорошо! Еще бы Келли был рядом… Разом помрачнев, она выбралась из воды, наскоро обтерлась, и поехала на кладбище.

Телохранители остались у ворот (периметр все равно был перекрыт, свои планы на день майор Гамильтон изложила заранее), и она уселась прямо на траву, глядя на скромную вейвитовую плиту. Келли, Келли, почему ты, почему не я?! Это я должна была погибнуть, как же я теперь буду жить, зная, что не смогла защитить своего лучшего друга?! Знаешь, я отомстила… Конечно, ты знаешь, ты все видишь оттуда… Кел-лииии!