Литературная Газета 6250 ( № 46 2009) - Газета Газета Литературка

По части аншлага не был исключением и этот вечер. Московская публика обожает Губермана и искренне радуется каждому его визиту в столицу. Вечер проходил в неформальной обстановке, чтение стихов сопровождалось рассказами о жизни автора в Израиле, воспоминаниями о годах, проведённых в тюрьме и в ссылке, остроумными, истинно губермановскими шутками.

Алексей КРАСНОБРЫЖЕЙ

И не мастер, и не класс

В Булгаковском доме состоялся поэтический мастер-класс журнала «Знамя». Этот вечер открыл собой целый ряд подобных встреч, которые планируют проводить с авторами редакторы «толстых» литературных журналов «Арион», «Дружба народов», «Новый мир», «Октябрь» и других.

Как выяснилось, в мастер-классах могут принять участие все желающие. Для этого нужно прислать свои тексты на указанный в Сети почтовый ящик. Нетрудно догадаться, что при такой постановке вопроса желающих прочесть свои нетленки и выслушать редакторские рекомендации было хоть отбавляй. Завотделом поэзии журнала «Знамя» Ольга Ермолаева предложила прочесть «по паре-тройке» стихотворений аж 29 выбранным ею поэтам, предварив их выступление краткой речью. Суть её предисловия сводилась к следующему: за время существования журнала на его страницах был опубликован не один десяток авторов первой величины, но, несмотря на это, свои стихи Ермолаева не напечатала там ни разу, хотя отделом поэзии заведует в «Знамени» с 1978 года; имея множество друзей и знакомых в литературной среде, она никогда «не занижала планку» и не допускала на страницы журнала слабых и не достойных читательского внимания стихов.

Проведя по списку перекличку готовых выступить поэтов, Ермолаева перешла к исполнению прямых обязанностей ведущей мастер-класса. Однако после выступления первого же автора стало ясно, что никаких особых советов и рекомендаций от Ермолаевой он не получит, так как та неожиданно обсуждать стихи предложила залу, низведя тем самым уровень мероприятия до обычных посиделок, которыми отличаются провинциальные лито. В таком формате, собственно, и прошёл весь мастер-класс.

От себя хотелось бы добавить, что кроме принципиальных редакторов отделов, не допускающих к публикации слабые стихи, в «толстых» журналах работает ещё масса людей, способных поставить в номер тексты, не только не достойные страниц «Знамени» или, скажем, «Нового мира», но не долженствующие появляться в широкой печати вообще.

Валерий АНЧУК

«Душа откроет новые значенья…»

Читающая Москва

«Душа откроет новые значенья…»

КНИЖНЫЙ  РАЗВАЛ

Мария Муромцева. Верю времени : Новые стихи. – М.: ИПЦ «Глобус», 2009. – 208 с.: ил.

В стихах Марии Муром­цевой мы не найдём модного нынче гламура, зау­ми, эпатажа и оголтелого эксперимен­таторства. Её стихи – это опыт души, переплавленный в словообразы. Да, она владеет словом, как положено им владеть профессиональному филологу: звукопись прорывается почти в каждом стихотворении, но не является самоцелью, её образы точны и необычны одновременно, их сочетания обнажают глубокую индивидуальность автора.

Вот, к примеру, стихотворение «Берёзы»:

Узких плеч, накрытых мелкой

прошвой,

Спин балетных белая толпа,

Мельтешит в берестяных

подошвах

И не ищет выхода тропа.

Тайнописью грифельных заметок

Сохранится хроника лесов –

В слабом пульсе нитевидных веток,

В верстовой обрядности стволов.

Глянется налёт пыльцы

цветочной,

Пальцы тальком метит береста.

И о чём раздумье многоточий

На открытой чистоте листа…

Сколько б каверз солнце ни метало,

Этот белый цвет неопалим,

Словно просветлённое начало

Правды и надёжности земли.

Автор видит их такими, а мы, читатели, верим, почему бы и нет. И поражаемся – вот ведь как сказано… нарисовано! Надо заметить, что словесные изобразительные средства М. Муромцевой делают её стихи похожими на картины талантливого художника. И если иные поэты часто сокрушаются от недостатка слов в личном лексиконе: «Вот бы это нарисовать, да кисть держать не умею!», то, читая пейзажную лирику Муромцевой, думаешь: «Надо же, как сказано, – этого не нарисовать и гению!»

Вглядитесь в картинки:

Ветер тянет одеяло на себя

И брыкается в затравленной

траве,

Бумазейку зноя ветки теребят,

Поправляют капюшон на голове.

На акациях пуховые платки,

И стреножена крапива-лебеда…

А вот ещё:

Дождись дождя, его движений

дюжих,

Его освободительных идей,

Орнамента окружностей на лужах

И молнии излома средь ветвей.

Собственно, автор понимает, что делает:

И строка проявится событьем,

И сойдёт действительность

с холста.

Своей пейзажной лирикой (а это и суть, и метод передачи мыслей) Мария Муромцева раздвигает привычное пространство и выводит читателя к философствованию, к постижению иных далей. И неудивительно, ведь это уже пятая её книга, она отражает внутренний рост автора.

Инна КУСТОВА

Волшебный фонарь

Читающая Москва

Волшебный фонарь

КНИЖНЫЙ  РАЗВАЛ

Евгения Доброва. А под ним я голая : Повести. – М.: АСТ – Владимир: ВКТ, 2009. – 288 с.

В новой книге Евгении Добро­вой – три повести: «Маленький Моцарт» плюс «А под ним я голая» (слагаемые дилогии «Двойное дно») и «У небожителей» (история на первый взгляд самостоятельная, но по сути продолжающая «личную легенду» лирической героини).

Доброва ведёт повествование от первого лица и этим подкупает сердца аудитории. Это самый верный способ завоевать читательское расположение. Автор не поучает, не морализаторствует, он со-беседует. Даже больше: «жалуется». Вспомните хотя бы «Это я, Эдичка» Э. Лимонова или «Записки психопата» Венедикта Ерофеева… Главная манкость такого стиля повествования – иллюзия правдивости. Как же, человек о себе рассказывает! Но чем «я-проза» отличается от прозы автобиографической? Да всем. Не лгать – можно; быть искренним – невозможность физическая.

«Самое плохое в макаронах то, что они быстро остывают. Мы – какой моветон! – едим макароны с хлебом». Острый золотой крючок, которым Евгения Доброва подцепила своего читателя. И повела:

– Интересно, а у Пегаса – гнездо или конюшня?

– Где?

– Где-где… На Олимпе.

Кажущаяся лёгкость бытия, фрагментарное письмо, поэтические ритмы, вытянутые в длинные строки. Один странный принц сменяет другого, карета засиживается в тыквах, здания вырастают до небес, а принцесса всегда остаётся принцессой (или пеной морской?). Золушка – всего лишь игра. «Голая под…» Отлично!

Не вчитывайтесь в «голая», обратите внимание на «под»! Под – чем? Лирическая героиня Добровой задрапирована таким количеством символических (и символистических) покрывал, что и усомниться не грех: а есть ли девочка? Да вот она, как на ладони, сама о себе рассказывает, детали – крупным планом. Но это только детали. Осталось собрать мозаику и рассмотреть картинку. И Доброва дарит доверчивому читателю уверенность, что эту картинку он соберёт – запросто. И вот от повести к повести, по дорожке из жёлтого кирпича идёт он спокойной поступью осведомлённого наблюдателя, чтобы «в конце пути» прочесть: «…я стараюсь быть невесомой, я хочу раствориться в дрожании света, мерцании огней и блеске близкой воды. Как я вообще попала на этот окутанный драпировками трон, вознесённый на высоту птиц и рубинов, кренящийся над Москвой и готовый рассыпаться от малейшего неосторожного движения?»

Куда делись начинающая писательница, злая девочка, зонт-коклюшка, платье, подол которого испорчен хлоркой и поэтому расшит фривольной аппликацией на французском языке, парень в белом ЗИМе?.. Мы думали, что видим картину «с натуры», но то были лишь отблески, игра светотени волшебного фонаря.