План D накануне - Ноам Веневетинов

class="p">— Ну отчего же, берёшь и из пузыря…

— Сам понимаешь, что тем хуже?

— Но почему, негодяи? Разве я сказал, что храню так? Лишь уточнил, сгодятся ли, если…

— Мой ответ прост, сгодятся.

— То есть тебе известно, что ты однажды умрёшь?

— Рано или поздно да.

— Господи, не так я представлял миг просвещенья, — он спешился, с отвращением приблизившись, морщась от смрада, заглянул в зрачки. — Печень у тебя подходящая.

— Я что, её лишусь?

— Странный вопрос.

— А как же на счёт сердца?

— Никак в толк не возьму, отчего все так носятся с этим сердцем!

— Так что там насчёт оставить с носом костлявую? я вообще-то всегда верил в придворных колдунов.

— Дальновидно. Я как раз искал тут замок.

— Да ну? По виду ты как будто чужеземец.

— По-твоему, только чужеземцы способны взаимодействовать с такими материями?

— Почём мне знать. У нас я покуда об этом не слыхал.

— Учти, я не притворяюсь правой рукой Господа Бога, которая не ведает, что творит левая. И пока, если я ещё не спёкся глуздом, мы вели разговор только о тебе.

— Слышь, Илья, хули ты с ним телепаешься?

— Долгая жизнь — растянутое в веках bastonnade, хотя твой мозг слишком напоминает диморфант…

— О, точно, диморфант, а я всё вспоминал.

— Но ты будешь одинок и с ними. Как я полагаю, ты не особенно веришь в этого титана поверх звёзд?

— Да с чего мне?

— Слышь, Илья, хули…

— Ну вот представь, допустим ты не веришь в бессмертие, тогда, если задумаешься, как ты появился на свет, то поймёшь, что это невероятная удача. Семя твоего отца содержало ещё несколько миллионов вариантов человека, каждый из которых не являлся тобой. И семя его отца; разветвляя твой род, мы уменьшаем шансы твоего появления в геометрической прогрессии, так что именно ты, стоящий здесь и сейчас, это огромная удача для тебя. Ну или тот вид бессмертия, что я тебе предлагаю, существует. И вот ты, юный пытливый ум, решаешь не гадать и обратиться к научным достижениям человечества, в данном случае к математике. На основе произошедшего события — Илья родился, — ты выдвигаешь две теории. Первая — бессмертие существует (обозначаем НО1). Вторая — произошла невероятная удача (НО2). Далее ставим следующую архитектуру:

НО2/НО1 — ты родился при условии верности теории бессмертия (ТБ);

НО1/НО2 — ТБ верна при условии, что ты родился;

P(НО1) = 0,01 (условное значение, ты на одну часть из ста веришь в ТБ (априорная вероятность));

P(НО2/НО1) = 1 (если ТБ верна, то ты не мог не родиться (вероятность наступления события НО2 при истинности гипотезы НО1));

— Довольно.

— P(НО2/не НО1) = 0,0001 (если ТБ не верна, то требовалась беспрецедентная удача, её нужно зафиксировать в числовом эквиваленте).

— Довольно, я согласен.

— Что?

— Я говорю, что согласен.

Радищев, конечно, был не princeps alchemicorum [67], но жар под котлом поддержать мог, Готфрид всё подстроил ещё тогда, это точно. Предвидел «интерес однажды», чем почти аннулировал его с ним набор условий. Кажется, вот-вот поднимет голову и, глядя в глаза наблюдателю, объявит, что если скрючиться в исповедальне по секстанту и заговорить в определённый угол, то твои упущения пойдут напрямую в мозг Христа, он уже добрался до пункта назначения за столько-то лет, хотя этот горбун оспорит ещё и их течение. Как он разделывался со всеми своими тараканами в разных модусах и рецидивах, а именно так, похоже, он и воспринимал impedimenta in via sua [68], с таким хладнокровием и злобой, что коленки тряслись просто наблюдать его жизненный путь.

Р. возвращался в сознание не без полёта, пусть и краткого. Внизу проносились семьдесят китайских студентов перед Мавзолеем, для них он по доступности как Иерусалим; котлован Волжского автомобильного завода, Уральские горы, полигоны, космодром Байконур, такое дело, тут как бы и через время, и через пару континентов перенос, площадка и строилась, и эксплуатировалась, и горела. Вроде бы зацепил Анадырь, с севера подуло, Джеймс Бедфорд в жидком азоте, толпы в кинотеатры на «Кавказскую пленницу», ясно, что уже мотает по кругу; Андрей Антонович Гречко едет в «Победе» без крыши, стоя сзади, открытие мемориала «Могила Неизвестного солдата», эвакуация французского космодрома из Алжира, очереди за альбомом «Битлз», столкновение самолёта и вертолёта над Сургутом, а он над столкновением; два бортрадиста идут через поле, взявшись за руки, на голове одного венок из жёлтых одуванчиков, Митрофан Неделин наблюдаем в трёх состояниях, вся советская космонавтика — в десяти, Светлана Аллилуева спит на ступеньках американского посольства.

Он вновь был в одиночестве, голова раскалывалась, висок пульсировал болью, за пустыми проёмами домика коменданта стояла ночная мгла. Пошатываясь, выбрался наружу, вглубь тюрьмы он решил не ходить. Почти достиг вершины холма, очередного и почти неотличимого от прочих кругом, когда увидел, как сзади скачками в его сторону движутся три силуэта, они только начали подъём и ничуть не замедлились. Вновь это противостояние с местной, отлично организованной природой. Побежал, отдавая себе отчёт, что, каждый раз опирая ногу, может провалиться в нору даже представить сложно кого именно, и тогда сопротивлению конец. Р. даже не знал, выражался ли таким образом местный гон на подобных ему, или это вторая попытка, но так просто сдаваться не собирался. Выскочив на гребень, задыхаясь, воодушевлённый этой маленькой победой, потрусил вдоль, не спеша спускаться с той стороны и по возможности осматриваясь. Сразу появились признаки некоей жизнедеятельности здесь, всеконечно промышленной. Полузаваленный вход в рудник, бурые брёвна, сплошь в том, у чего нет цветков, корней и проводящей системы, ржавый зад вагонетки с торчащей в небо автосцепкой. Нетерпимость к подпольщикам на, казалось, изначальном уровне, уровне первозданных вод и монотеистических демиургов — что ни пророешь под землёй сколько-нибудь значительное, всё обваливалось. Тилацины достигли гребня. Один позже прочих, но оказавшись ближе других к цели. Он чувствовал, что организм вот-вот ему откажет, изношенный уровнем жизни Большой земли, того самого континента, детища Александра фон Гумбольдта и Эдуарда Зюсса, его бедное живое тело, стройный вид, пережившее Вторую промышленную революцию и начало технологии, порой не подавало никаких сигналов, а просто переставало служить. Вдруг опоры не стало, да и сознание уже затухало, подкошенное внезапными выключениями последних дней. Он падал, уже не чувствуя этого равнопеременного движения, задевая локтями, запястьями, носом оказавшиеся в той же воронке фрагменты породы, порой ничего не задевая, оставляя за собой размытый след.

Пристанище, бонус пилигрима, в них, как ни обставь дело помощи, всегда будет уютно, а за окном всегда будет метель, хорошо, что им такое поставили. Забота — комплекс действий, нацеленный на благополучие, уже не