Все мы только гости - Евгения Горская

Устроившись на толстой ветке, Тропинин опять себя похвалил – место наблюдения выбрано отлично. Сквозь листву отчетливо чернела яма, кривые корни поваленного дерева и все подступы к опасной охотничьей игрушке.

В доме Полины Васильевны Сергей Михайлович не появлялся с самых ее похорон. Ее дочь Лена приглашала, когда случайно встречались во время ее приездов, но он отнекивался, ссылался то на занятость, то еще на что-нибудь. Малодушничал, конечно. Боялся опустевшего без Полины дома.

Она была ему другом, а дружбу Сергей ценил. Пожалуй, дружбу единственно и ценил. Мужики это чувствовали, потому и шли за Сергеем, иначе не достиг бы он той цели, которую когда-то себе наметил.

– Нашла фотоаппарат, да? – Тамара, увидев, как Николай Иванович застегивает кожаный футляр, заставила себя улыбнуться.

Она кипела от злости с той самой минуты, когда Сергей забеспокоился о Линке.

– Нашла. Он сломан.

– Ты что же это приказов не исполняешь? – Сергей посмотрел на Лину и отчего-то развеселился. Может быть, оттого, что соседкин дом оказался совсем не страшным. – Велено тебе на заводе находиться, вот и находись.

– Так я же не на службе, – улыбнулась Лина.

– Да ладно тебе, Сережка, – пробурчал Николай Иванович. – Здесь не опасней, чем на твоем заводе. Хотя за заботу спасибо.

– Ну, благодарить-то не за что, это я должен ее благодарить.

Утром Сергею не удалось как следует рассмотреть Лину, и все-таки сейчас она показалась ему какой-то другой, новой по сравнению с утренней. А еще почему-то неприятно царапнуло, что у нее, по словам Тамары, есть «друг».

– Чайку? – спохватилась Лина.

– Мы только что обедали, – раздраженно бросила Тамара. Хотела сказать без злости, но не получилось.

Очень ей не нравилось, как Сережа смотрит на ее подругу. Очень.

– Чайку, – кивнул Овсянников. Его задело Тамарино «мы».

Господи, какое ему дело до них обеих! Разобраться бы с киллером да заняться своими делами.

– Новостей никаких? – наблюдая, как Лина возится на кухне, поинтересовался Николай Иванович.

Мог бы и не спрашивать. Ясно, что никаких, иначе Сергей доложил бы.

– Ищем. На вашей улице ходят патрули с двух сторон. Я только что проверял. И позади домов тоже.

– Скорее бы его поймали. – Лина принялась накрывать на стол. – Я не хочу уезжать.

Повадками она очень напоминала бабку, Сергею было приятно за ней наблюдать. И вообще в ней чувствовалось что-то совершенно неуловимое и родное до боли.

Мать Полину Васильевну не любила. Ненавидела. Хоть и старалась скрыть это от всех, и от него тоже. От Сергея мать ничего не могла скрыть. Впрочем, как и он от нее.

Он рано понял, что она соседку терпеть не может, только не знал почему. Сначала думал, что просто ей завидует: Иван Ильич был в городе не последним человеком, и жили соседи не в пример лучше, чем они. Уже почти совсем взрослым Сергей догадался, что дело в самом Иване Ильиче, и открытие это его тогда здорово покоробило. И обидно ему стало не только за мать, но и за соседку. Впрочем, и тогда, и сейчас он старался гнать от себя эти мысли. Он давно научился принимать близких такими, какие они есть.

– Он профессионал, Сережа.

– Догадываюсь.

– Твои патрули против него мало что значат.

– Ну что-то же надо делать. И патрули вы зря ругаете, Николай Иваныч, ребята стараются.

– Вас бы, Николай Иваныч, назначить поисками киллера руководить, вы бы всех преступников сразу переловили, да? – не выдержала Тамара. Ей нет никакого дела до старого мента и даже до поиска киллера, ей очень не нравится, как Сережа смотрит на Лину.

– У Николая Ивановича большой опыт, Тома, – вступилась Лина.

– Он профессионал, и его мнение для меня много значит, – по-настоящему разозлился Овсянников, тщетно пытаясь это скрыть.

Ему стало неловко за Тамару. Он должен быть ей благодарен, а она его здорово раздражает, и он ничего не может поделать со своим раздражением.

Чашки Лина подала бабушкины. И аромат чая, и сама Лина словно вернули Сергея в давнюю уютную и веселую атмосферу дома Полины Васильевны.

– Не надо меня защищать, – усмехнулся старый милиционер. – Я сам за себя постоять в состоянии.

– Попробуй конфеты, Тома. Очень вкусные, – подвинула к ней коробку Лина.

– Не хочу.

Тамара не добавила «спасибо», и Сергей опять почувствовал за нее неловкость.

– А я вас и не защищаю, – повернулся он к Николаю Ивановичу. – Для меня ваше мнение истина в последней инстанции, и вы отлично это знаете.

– Что есть истина? – хмыкнул старик.

– Беда, ежели человек начинает философствовать, – улыбнулась Лина.

Впервые после смерти Полины Васильевны Сергей ощущал давно забытое: общее понимание, необидные шутки и почти осязаемую ауру душевной теплоты. Ирина пыталась создать что-то похожее, но он был слишком занят своими проблемами, слишком уставал, у него не хватало ни сил ни времени на душевные разговоры. А может быть, не было желания.

Все засмеялись, кроме Тамары. Она казалась лишней в этой компании, чужой, ненужной. Это было обидно и очень несправедливо. Она пожертвовала всем ради Сергея – Иваном, выгодным браком. Она рисковала собственной жизнью, а он на нее даже не смотрит.

– Извините меня. – Лина дождалась, когда чаепитие закончилось. – Я выйду в сад, покурю.

– Я с тобой, – поднялся Сергей Михайлович.

Лина уселась на траву под старой яблоней и стала еще больше похожа на молодую Полину Васильевну. У соседки на стене висела большая фотография, черно-белая, на ней Полина Васильевна была такой красивой, что маленький Сережа сначала даже не верил, что это она. Подростком он очень хотел, чтобы женщина с фотографии оказалась его ровесницей, чтобы она стала его девчонкой и все бы ему завидовали.

Или дело не в красоте, а в чем-то еще, что заставляет взгляд сосредотачиваться на этом лице. Томка очень красивая женщина, строго говоря, красивее Лины, а душевного трепета не вызывает.

Сергей Михайлович наклонился к Лине и неожиданно для себя произнес:

– Лина, если бы не эта дурацкая ситуация, я бы отбил тебя у твоего мужа.

И только сказав это, он понял, что все утро думал о ней, даже когда занимался срочными делами или разговаривал с Тамарой. Он думал о ней, и всю жизнь манили его соседские женщины как сирены, и он ничего не мог с этим поделать.

Бред.

Нужно было улыбнуться, показать, что эти слова только неумная шутка, но он не улыбнулся. Распрямился и стоял, глядя на нее как идиот.

Сидеть за столом для Тамары было мучением, невыносимо видеть, как Сережа поглядывает на Линку, обидно не понимать, чему они смеются, и чувствовать себя невежественной дурой. И еще одно Тамару разозлило: она заметила, что глаза у подруги словно светятся, и безошибочно все поняла. А чего тут не понять-то? В Москву Линка отвезет новую любовь – Павла. Самое обидное заключалось в том, что бороться за него ей не пришлось, любовь сама приплыла к ней в руки, как в сказке.

Николай Иваныч расспрашивал про бабку и все никак не отвязывался, она с трудом вырвалась наконец в сад. Конечно, если бы Тамара не испугалась Филина, а потом так не радовалась, что оказалась рядом с Сережей, она и не подумала бы сдаваться, увидев, как он стоит рядом с сидящей под деревом Линой. Но она слишком измучилась за последние дни, слишком верила в свою удачу и не ждала такого удара, поэтому у нее не было сил слышать, что он хотел бы отбить Лину у ее мужа. Слова, которые он говорил подруге, он должен был сказать ей, Тамаре.

И, как восемь лет назад Лина, Тамара бросилась в единственное спасительное место – домой. Оттолкнув пытавшегося ее остановить Сергея, и потом, мчась по безлюдной улице – днем, в жару все улицы в городе были почти безлюдными, она все повторяла, как чокнутая, что Линка отомстила ей по полной. По полной…

То ли потому что у нее уже не было сил бежать и очень хотелось упасть и завыть, как бездомная собака, то ли по другой причине, но она кинулась почти под колеса медленно догонявшей ее белой машине, рванула дверцу и плюхнулась на кожаное сиденье.

Машина не торопясь поплыла по раскаленному асфальту, и только тогда Тамара узнала водителя. Филина.

Сидеть на дереве оказалось трудно, затекали мышцы, слабела рука, обнимавшая толстый ствол, и Тропинин всерьез стал бояться, что свалится вниз, как какой-нибудь первоклашка. Хорошо хоть комары не донимали, в Подмосковье бы сожрали до костей. Лес здесь вообще сильно отличался от подмосковного, ни высокой болотной травы, ни густого подлеска. Немного к югу, а природа совсем другая.

Изредка слышались неясные голоса. Потом сюда забрела одинокая парочка. Тропинин испугался, что молодые люди полезут в яму, и уже приготовился им кричать, но яма парочку не заинтересовала, они долго и целомудренно целовались, сидя на низкой кудрявой травке, а потом ушли куда-то по своим делам.

К лесу Тропинина приучила тетя Кира. Он-то предпочитал ловить с ребятами рыбу в больших прудах, раскинувшихся сразу за дачным поселком, где маленький Паша проводил с теткой летние каникулы. Она работала преподавателем математики в техникуме, отпуск у нее был длинный, почти все лето, и все это время она безвылазно сидела с маленьким племянником на даче. Ему хотелось к ребятам на пруд, но она не одобряла не только охоты, но и рыбной ловли тоже, а ему не хотелось ее расстраивать. Маленький Паша послушно натягивал резиновые сапоги, курточку, брал маленькое пластмассовое ведерко и плелся за теткой, очень себя жалея. Впрочем, жалел он себя недолго, тетка знала массу интересного, например, о том, что пруды вовсе не пруды, а остатки древнего озера, образовавшегося еще во время ледникового периода. Она показывала ему растения, перечисляла их лекарственные свойства, а еще легенды, с ними связанные. Паше было с ней не скучно.