О звере и фейри - Келси Киклайтер

но страх наполняет меня. Я спускаюсь по ступенькам следом за ним, и стук моих каблуков по каменной поверхности едва доносится до моих ушей из-за музыки, грохочущей в пещере.

Возвратившись в дом, я удивляюсь, не услышав музыки, ударяющей снизу по половицам. С чем-то я уже успела познакомиться, но есть вещи, которые остаются для меня неведомы: о царствах фейри, о том, как они взаимодействуют с миром смертных.

Боуэн направляется в столовую. Мы следуем за ним.

– Он как маленький тиран, – бормочу себе под нос. Гейдж лишь усмехается.

– Я все слышал, – сообщает Боуэн, не оборачиваясь. Мои уши горят от стыда. Он ждет нас около двери, одарив меня одним из своих самых суровых взглядов. – Тебе повезло, что я терплю твое присутствие, приспешница тьмы.

– Я думала, только Келлан меня так зовет.

– Это старинный титул для властителя при Неблагом Дворе, – говорит Гейдж, не глядя на меня. – Не ласковое прозвище.

Я смотрю на него.

– Я даже не подозревала об этом. – Он пожимает плечами, не отрывая взгляда от Боуэна. Тот, однако, закатывает глаза.

– Твоим незнанием этого мира можно заполнить весь Лох-Морар.

Я презрительно посмеиваюсь. Пусть я и не ориентируюсь в географии Шотландии, но прекрасно распознаю оскорбление.

– Дружеское напоминание: это был не мой выбор.

– Мы выходим за грани своих сил, пытаясь тебе помочь. Так что воспользуйся предоставленными тебе возможностями. И не подводи тех, кто рискует ради тебя жизнью.

Я бросаю взгляд на Гейджа, но тот даже не смотрит на меня. Я уединяюсь в сторонке, наблюдая, как Боуэн достает из кожаной сумки различные предметы: серебряную чашу, резную стеклянную флягу цвета граната, подозрительно древнюю и потрепанную книгу и одну свечу.

– Это безопасно? – интересуется Гейдж.

Боуэн осторожно перелистывает книгу, пока не доходит до необходимой страницы, на которой написан текст на непонятном языке. Откупоривает флягу и отвечает только тогда, когда начинает переливать жидкость в чашу.

– В какой-то степени.

Бутыль становится прозрачной, а темная и пугающе густая жидкость темнеет в серебряной чаше.

– Это кровь? – спрашиваю я, судорожно сглотнув.

– Кровь дракона. Редкая вещь. Сильная вещь. – Желчь поднимается по моему горлу.

Гейдж шумно втягивает воздух.

– Она действительно дорого мне обойдется.

Глаза Боуэна метнулись к нему, когда содержимое бутылки опустело.

– Я предупреждал. Нет ничего, что нельзя купить. – Он зажигает свечу и отходит от чаши, выжидающе посмотрев на меня. – Кровь – это проводник.

Прежде чем я понимаю, что он от меня чего-то ждет, проходит какое-то мгновение.

– В чем дело? – Мой голос дрожит, как и все мое тело.

– Ты должна опустить руки в чашу, – сообщает Гейдж, и его тихий голос полон сожаления.

– Что? – почти выкрикиваю я.

Боуэн хмыкает.

– Твои руки должны быть в чаше, глупая девчонка. Кровь – это проводник. – Его голос приобретает грубый акцент, которого я раньше не замечала.

– Что за варварство.

– Ага. Такова гномья магия. Если из-за тебя я потрачу кровь дракона впустую, на мою помощь можете больше не рассчитывать.

Гейдж опускает руку на мою поясницу. От неожиданности я подпрыгиваю, и он отстраняется, оставаясь рядом и продолжая говорить со мной тихим, успокаивающим тоном:

– Если тебе станет легче, дракон погиб не ради тебя. Он был мертв по крайней мере… Сколько, Боуэн? Четыре столетия? Пять?

Гном нюхает бутылку.

– Четыре, я бы сказал.

– Это совсем не утешает. – Но спираль вины потихоньку разворачивается внутри.

Гейдж вздыхает, словно готовясь к чему-то неприятному.

– Хочешь ты этого или нет, но сделать это все равно придется. – Он оглядывает меня с ног до головы. – Или нет. И ты никогда больше не покинешь этот дом. Не говоря уже о том, чтобы выжить во время испытаний.

Я отступаю.

– Выжить?

Он качает головой из стороны в сторону и изучает меня.

– А на что, ты думала, делают ставки?

– Мне едва исполнилось восемнадцать. Самое большое испытание, о котором мне приходилось беспокоиться, – это SAT![1]

Лицо Гейджа напрягается, но я успеваю заметить промелькнувшее сожаление.

Из горла Боуэна издается звук недовольства.

– Пора уже забыть про свою смертную жизнь.

Я вновь бросаю взгляд на Гейджа. Меня беспокоит то, как он посмотрел на меня, как преобразился, когда Боуэн намекнул, что я могу подвести их обоих. «С каких это пор меня волнует, что он обо мне думает?» Вероятно, где-то в промежутке между постоянными придирками ко мне и искренним уважением к нему со стороны Ислы. Я знаю, что он заботится о своем Дворе – Дворе, который скоро станет моим. Наверное, мне хочется, чтобы он считал, что мне это по плечу. Я спокойно выдыхаю. Как бы ни хотелось признаваться, но Боуэн прав.

– Хорошо, – говорю я и встаю перед чашей. Я засучиваю рукава своего платья, и звезды царапают мою кожу. Я колеблюсь, занеся руки над чашей. – Сейчас?

– Подожди, – просит гном и перемещает свечу справа от меня, зажигая ее, отблески пламени начинают танцевать по стенкам чаши и поверхности крови. Я наблюдаю за тем, как он подготавливает фолиант, и тут мой взгляд перехватывает Гейдж. Та отрешенность в его глазах исчезла, но я не могу определить эмоцию, что пришла ей на смену. Я снова смотрю вниз на Боуэна.

Он встречает мой взгляд.

– Я не буду лгать тебе, девочка. Это будет больно. – Я рассеянно киваю и сосредотачиваюсь на мерцании свечи, когда он хватает меня за локоть, заставляя посмотреть ему в глаза. – Это будет больно, понимаешь? Не вынимай руки из чаши. Ясно?

Ледяной поток наполняет мои вены и желудок, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не начать задавать вопросы.

– Хорошо. – Я опускаю руки в кровь, позволяя ей струиться сквозь пальцы.

Я ожидала почувствовать холодную кровь или в лучшем случае комнатной температуры. Но она горячая, будто ее только что выкачали из тела. Я сглатываю желчь, подступившую к горлу, но желудок, слава богу, пуст.

– Ты готова? – спрашивает Боуэн.

Я киваю.

Боуэн щелкает костяшками пальцев и начинает читать текст из реликтовой книги.

Его акцент усиливается по мере того, как произносимые слова наполняют воздух вокруг нас. Язык кажется таким же старым, как и сама книга. Нечто внутри чаши внезапно хватает меня за руки и тянет их вниз, ладони прижимаются ко дну чаши, руки погружаются в жидкость до самых локтей. Мои костяшки трутся друг о друга, и я извиваюсь, но мои руки словно прикованы к серебряной поверхности.

Боуэн смотрит на меня поверх книги, прежде чем произнести следующую фразу. Кровь в чаше пузырится на моей коже, ее жар проникает в самое сердце, и моя собственная кровь кипит вместе с ней. Моя магия, которая проявлялась всякий раз, когда я призывала ее, снова съеживается – что-то гниющее и обжигающее преследует ее внутри моего разума, внутри моей души. Она подрагивает, и я дрожу вместе с ней.

Его следующие слова звучат отрывисто, жестко, не скрывая своих мрачных намерений. Боль пронизывает меня, словно разрывая мою плоть, дробя кости, выворачивая наизнанку легкие. Она поглощает меня целиком.