Это всё ты (СИ) - Тодорова Елена

– Юния!

Но я уже бегу. Обратно. В самую гущу этой яростной схватки.

– Ян… – шепчу неосознанно, продвигаясь в красных клубах дымовых шашек.

Тычки летят со всех сторон. Прикрывая голову руками, пытаюсь держать равновесие, но меня качает в этой кипящей адреналином массе так сильно, что вскоре ощущаю подрывающую желудок на бунт тошноту. Закусывая губы до крови, рывками дышу.

– Убью, су-у-ука!

Эти хриплые, надрывные, безумные от ярости крики леденят не только тело, но и душу.

Всхлипывая, дрожу и сжимаюсь вся, плачу без конца, но продолжаю идти. Пока не натыкаюсь, наконец, на Яна. Он как раз откидывает от себя какого-то парня и, дергая плечами назад, агрессивно выпрямляется, чтобы ринуться дальше.

Но…

Я смотрю на него. И он, каким-то чудом почувствовав этот взгляд, поворачивает голову в мою сторону.

– Ю… – вдыхает глухо и вместе с тем тяжело, никаким крикам не затмить. – Блядь… – роняет сердито, когда на него налетает какой-то здоровенный чудак.

А я зажмуриваюсь и визжу от страха.

Заставляет меня замолчать ворвавшаяся в бар полиция. Шум поднимается такой, что кажется, будто в самом деле волной накрывает. Под ее толщей мой мозг выдает один сплошной бесполезный писк.

– Ах… – задыхаюсь, когда кто-то подхватывает на руки.

– Это я… – впечатывается мне в висок.

Однако я к тому времени уже и так узнаю Нечаева. По запаху. Втягивая его, обессиленно прикасаюсь губами к шее. Опасность не миновала. Прижимая меня, Ян в буквальном смысле бежит… Но, как ни странно, с ним мое сердце начинает успокаиваться.

До того самого момента, пока нам не доводится столкнуться взглядами.

В полумраке пространства, которое я не успеваю идентифицировать. По приглушенным звукам и окружающему нас прохладному свежему воздуху могу лишь заметить, что мы на улице.

Ян смотрит в упор. Наклоняется так близко, что почти касается меня лицом. Но ничего не говорит. Ни слова. Лишь дышит так тяжело, что у меня зреют переживания относительно целостности его грудной клетки. Выпустив сдавленное всхлипывание, трясущимися руками исследую мокрую футболку.

– О Боже… О Боже… – шепчу в переживаниях. – Ты весь в крови… – губы в эмоциональном треморе кривятся, голос рвется. – О Боже…

– Все нормально, – сипит он, заставляя меня вздрогнуть от щекочущей щеку волны его горячего дыхания.

– Ты всегда так говоришь!

Легонько ударяю кулаком в грудь. Но по большей части, конечно, пассивно свою истерику выдаю: всем телом дрожу и захлебываюсь рыданиями.

– Зачем ты это начал вообще?! – впервые на него кричу.

Боже… Да в принципе на кого-либо – впервые!

Понятия не имею, где мой голос набирает эту силу. Мне ведь несвойственны такие высокие ноты.

Но сегодня… Сегодня странный день. Сегодня я столько всего пережила!

– Надо было, и начал! – горланит Ян мне в ответ. – А ты зачем полезла?!

На перепачканном кровью лице свирепо дергаются мускулы. Потемневшие глаза мечут молнии. Дыхание переходит на хрип. Будь передо мной кто-то другой, заставил бы испугаться.

Но не он.

Он вызывает злость.

– Чтобы тебя не убили!

На мой искренний ответ орущий секунду назад Нечаев издает громкое: «Хах».

– Помогла? – насмехается, покачивая в этом диком хохоте головой.

Но и взгляд свой сумасшедший не отрывает.

– Я не знала, как тебе помочь! Но я не могла уйти со Святом, потому как понимала: даже несмотря на то, что ты вырядил в свои футболки половину университета, той, у кого разорвется сердце, если с тобой случится что-то плохое, стану я!

Едва я заканчиваю, Ян отступает. Отступает, чтобы впиться в мое лицо острым, внимательным и вместе с тем потрясенным взглядом.

– Что это значит? – выдыхает едва слышно. В голосе то же удивление сквозит. – Хах… Что это значит, Ю? Не могла уйти со Святом, футболки, сердце… Это… Это, блядь, просто набор рандомных слов, который ты выдала на эмоциях? Или мне стоит вдуматься?

И в этот момент мой мозг встает на место.

Я пугаюсь. Пугаюсь своих слов. Пугаюсь того, что Ян догадается о моих чувствах. Пугаюсь последствий, которые могут после этого наступить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Зажмурившись, я малодушно пытаюсь представить, что перенеслась в другое место.

Но Ян… Он шагает обратно ко мне и, обхватив раскаленными ладонями мою шею, вынуждает меня задрожать, вытянуться и задрать лицо вверх.

– Ответь, Ю, – просит необычайно нежно, словно бы бархатно, и при этом сталь в его голосе заставляет меня плавиться.

Господи…

Плыву как патока. Под кожей ее сейчас ощущаю. Она струится томительно и обжигающе-сладко. Воспаляет нервы. Провоцирует зуд. Оставляет внутренние ожоги.

Не могу открыть глаза, но каким-то образом чувствую, что Ян смотрит сейчас на мое лицо… Что губы его прямо напротив моих… Что он мог бы поцеловать…

И мне этого хочется.

Боже… Мне хочется, чтобы Ян меня поцеловал.

Боже… Как одуряюще сильно мне этого хочется!

И не только этого… Хочется качнуться к нему… Хочется соприкоснуться всем телом… Хочется прижаться и соединиться в нужных точках… Хочется потереться так, чтобы заиграла хмелем кровь…

Боже… Откуда у меня эти грязные желания? Откуда эти мысли? Они сталкивают в ту темноту, которая для меня является адом. И при этом… Они же вызывают ошеломительной силы электрические разряды.

Но самый мощный разряд проходит сквозь мое тело, когда я слышу голос Святослава.

– Юния!

Дернувшись, отталкиваю Яна и спешу на оклик. Бегу так быстро, что едва не разрывается сердце. Несколько раз оглядываюсь, чтобы увидеть, как Ян сначала утыкается лбом в кирпичную стену, у которой мы стояли, потом лупит в нее кулаками, а после… Исчезает.

– Где ты была? – толкает Свят, едва я врезаюсь в его грудь.

Я оглядываюсь еще один раз.

Не могу воспротивиться желанию, которое будто бы внушает сам Ян… Своим взглядом из темноты примагничивает. Зовет обратно. Манит.

– Ангел?

Судорожно вздыхаю.

Когда вновь смотрю на Усманова, он выглядит не просто обеспокоенным, а уже конкретно встревоженным. В попытке успокоить Свята и забрать часть переживаний, на автомате прижимаю к его щеке ладонь.

– Где ты была?

Мне стыдно.

Боже, мне так стыдно, что кажется, это чувство способно убить.

– Пряталась от полиции.

«Это часть правды…» – убеждаю себя в надежде, что самой станет легче.

Ничего плохого я не сделала.

Но могла бы… Боже, я могла бы!

Мне следует избегать Яна.

– Полиция уехала, – напоминает о себе и своей тревоге Святослав.

– Я не видела… Боялась выглянуть…

Усманов ничего не отвечает. Сжав мою руку, тащит меня в сторону парковки. И только там, когда садимся в машину, вдруг срывается на крик.

– Зачем ты побежала обратно в бар? Чем ты думала, а? Почему ты вообще захотела пойти на эту попойку? Что с тобой, Ангел? Я тебя не узнаю!

– Не кричи на меня, – выталкиваю я с обидой.

Горячо становится. И очень-очень страшно.

Я уже разочаровала его?

То, что расстроила – однозначно. Раньше Свят никогда не кричал. Я знаю, что заслужила и виновата сама, но это так тяжело принимать.

Кроме того… У меня столько всего в душе!

Нет, я точно сегодня умру.

– Я не подумала, Свят… Извини… – молю в панике. Бросаясь к нему через консоль, еще отчаяннее повторяю: – Извини меня, пожалуйста! Я просто не могла иначе.

Он прикрывает на миг глаза, чтобы сглотнуть и перевести дыхание.

– Ты видела Яна? – спрашивает крайне тихо.

– Нет… Не нашла…

– Точно?

Зачем он переспрашивает?

Грызу губы изнутри, пока не появляется вкус металла.

– Точно.

Усманов тяжело вздыхает.

И горько изрекает:

– У тебя на руках кровь.

***

Два часа спустя я, выплакав все слезы, пишу Яну сообщение.

Юния Филатова: Нам нужно поговорить. Срочно.

Он не отвечает, но я не сдаюсь.

У меня продолжается тихая истерика, а это гораздо страшнее рыданий. Содрогается все мое тело. Выкручивает каждый нерв. И в груди такая боль, что впору сорваться на настоящий вопль.