Проклятый (СИ) - Лимасов Александр

Бэр не стал задерживаться, набросив плащ на плечи, двинулся за волхвом и скоро скрылся в лабиринте леса.

Когда деревья скрыли деревеньку волхвов, Бэр остановил старика:

- Теперь давай поговорим, старейший.

- Ты передумал?

- Нет, но у меня есть вопросы.

- Задавай.

- Нежить не появляется сама по себе, нужен нечистый мертвец. Откуда?

- Пошто я знаю?

- Ясно. А есть колдуны в вашем тихом месте?

- Как пришли волхвы новой веры, так прибили последнюю повитуху.

- Так что ж эти новые сами не разберутся?

- Говорят, что бьются за души человеческие с самим дьяволом, а нежить – наказание за грехи язычников, ниспосланное господом, посему надобно в смирении…

- Бред, одним словом. – перебил его Бэр. Дай старику волю, он уморит рассказами о новой вере. Интересна она ему, видите ли.

- Бред то бред, но весь почти что вымерла.

- А нас всего одиннадцать человек.

- Ну и что?

- Не понял? Ты волхв или кто? Там, где завелась нежить, каждый преставившийся пополняет её ряды. Нас, наверное, уже ждёт сотня мертвяков. Ты что этого не знаешь?

- Нет, и я удивлён, что это знаешь ты. Откуда?

- Хм, какая разница? Идём.

На обрядовой поляне, подле изображений богов стояли десять крепких парубков. Оборотень окинул их придирчивым взглядом, сказал в полголоса. – Нда, конечно не мои витязи, но тоже ничего. – проорал. – Здорово, орлы!

Парни обернулись, выстроились в одну, почти ровную линию, склонили головы в приветствии:

- Здрав буде, воевода.

Бэр чуть поперхнулся, похоже, от прозвища воеводы ему уже не избавиться. Чтобы выяснить, будут ли они слушаться, спросил:

- Все знают, куда мы идём?

Нестройный хор голосов ответил:

- Знаем.

- Идёте по доброй воле?

- Да.

- Хорошо. – он повернулся к волхву. – Есть ещё что сказать, старик?

- За лесом вас ждут кони. Ступайте с благословением светлых богов. – Бэр хотел послать его за такое благословение, но старик ведь не виноват что не знает как с оборотнем обошлись эти самые светлые боги, и смолчал.

Они скакали два дня. В веси, якобы подвергшейся атаке нежити, о таковой никто даже не слышал, да и гонца они не посылали, человека с таким именем вообще здесь не было. Бэр слишком много видел в своей недолгой жизни, чтобы гадать, что это значит.

Не щадя себя и загоняя измученных коней они неслись обратно. Одиннадцать лучших витязей деревни вернулись лишь утром четвёртого дня. Влетев в родную весь, они остановились за распахнутыми воротами.

Ветер завывая гонит пыль по утоптанной дороге. Двери домов распахнуты, некоторые болтаются на одной петле, другие лежат, словно выбитые мощным ударом. Изображения богов, возвышавшиеся посреди деревни, уничтожены огнём, остались лишь обугленные головешки. Не видно людей, не слышно собак и птиц. Настоящая тишина, мёртвая, нарушаемая лишь воем ветра.

Сердце Бэра билось, будто пойманная в силки птица, и рвалось к их со Светланой избе, но, стиснув зубы до боли в висках, он велел витязям спешиться и проверить весь на присутствие чужаков и поискать выживших. Парни побежали охотничьим шагом, сучок не хрустнет, камешек не скрипнет.

За оградой наткнулись на обезглавленные тела волхвов. Пробежались по избам – никого. Среди тел Бэр не увидел Светланы, ещё оставалась надежда. Велев парням погрести прах убитых, побежал, обгоняя ветер, к их со Светланой лесной избушке.

Он мчался по лесу, не замечая хлеставших по лицу веток, словно говорящих: «не ходи». Влетел в куст шиповника – раскровенил бровь, зарычал и ринулся дальше. В глазах горела надежда, а губы шептали:

- Ты, называющий себя моим отцом, если она уцелела, я сделаю всё, что прикажешь, я повергну в прах этот мир, возведу тебя на высший трон, только пусть с ней ничего не случилось!

Он ураганом вынесся на лужайку перед их лесным домом и застыл, раздавленный чудовищной картиной: окровавленные тела волков, до последнего защищавших свою любимую госпожу, его нежная Светлана лежала обнажённой, хрупкое тело покрывали синяки и глубокие царапины, руки были привязаны к колышкам и растянуты наподобие креста!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Завывая, Бэр бросился к телу жены. Ножом перехватил верёвки на руках, припал ухом к груди. Сердце ещё билось, неровно и со всхлипами, но стучало. Он бережно поднял девушку на руки и понёс в избу. Быстро осмотрев её, принялся врачевать. Никогда это ему не нравилось. Хотя лечил не хуже иного волхва, но не любил этого. Гораздо лучше мчаться на горячем коне и острым лезвием сносить головы, которые уже ни один волхв не приживит обратно.

Наибольшее беспокойство у него вызвали раны на ногах, оба пяточных сухожилия были перерезаны, девушка уже никогда не сможет ходить, но с этим ничего не поделаешь, лишь бы осталась жива. Промыв раны и перевязав их чистой, прокипяченной тряпицей, он принялся обрабатывать царапины и кровоподтёки.

Закончив с ранами, вскипятил воду и заварил травы. Отвары должны вернуть жизнь в истерзанное тело. Полынь – вызовет голод, чабрец – укрепит, свежая мята – должна вернуть силы. Лишь для желания жить нет зелья, его не вызовешь. Сняв отвары с огня, накрыл котелки крышками, водрузил на шкуры и укутал потеплее – настаиваться.

На этом не остановился, а пошёл во двор – колоть дрова. Не останавливаться, не думать, работать, чтобы не рехнуться от человеческой подлости и собственной тупости. Послал бы волхва вместе с той деревней, остался бы дома – ничего бы с нею не случилось.

Эти новые волхвы слишком жестоки и вероломны, крак – здоровенное полено разлетелось надвое, топор вонзился в дубовую колоду до середины лезвия. Перед глазами стояла фигура в чёрном балахоне с капюшоном, крестом на шее и книгой с золотой обложкой в руках. – голова и рука полетели в сторону, тело бухнулось в противоположную, густая кровь упала в пыль, тут же взялась грязными шариками. Вот на колоде новое полено, а перед глазами – новый свя-щён-ник, так, кажется, они себя называют. Крак. Крак. Крак. Хрясь!

Бэр недоуменно остановился. Перед ним лежала куча исколотых дров и обломки топора, точнее лезвие с куском топорища, другой кусок он всё ещё судорожно сжимал в руках. Кое-где виднелись брызги крови, грудь оказалась мокрой и красной. Оборотень оглядел себя – вроде никаких ран, лапнул подбородок. Отнял руку – красная. Провёл языком по губе – так и есть, прокусил насквозь, а боли не чувствует. Странно.

Вернувшись в избу, достал настоявшиеся и подостывшие отвары, начал понемногу вливать жене в горло. Напоил, пошлёпал по щекам – ничего. Поднял веко, заглянул в зрачок – никакой жизни. Припал ухом к груди – сердце бьётся ровнее, но всё равно слишком медленно.

- Придётся кровью. – шепнул он, вспомнив больного парнишку. – прости дорогая, но придётся

Оборотень прокалил нож, вскрыл себе вену на основании большого пальца и приложил ладонь ко рту девушки.

- У меня слишком много жизни, возьми себе её часть, радость моя.

Светлана закашлялась, открыла глаза. Распробовав вкус, принялась отплёвываться:

- Как ты мог?! Когда ты недавно порезался, я зализала ранку. В меня попало всего несколько капель твоей крови. Но вчера, когда пришли эти негодяи, я, не понимая что делаю, убила пятерых отличных воинов крохотным кинжалом! Несколько капель превратили меня в убийцу!

А теперь? Сколько я выпила?! А-а-а! – девушка разразилась рыданиями. Кровь оборотня, ударившая было в голову, разошлась по телу и истерика прекратилась, перейдя в безудержный плач. Бэр сидел на ложе, прижимая к груди несчастную жену, и молчал.

Плакала она долго. Солнце давно уже окрасило верхушки деревьев в алые цвета, скрылось за виднокраем, только что загорелась последняя звезда и небо блистало россыпью переливающихся точек, верно капельки росы на лугу в солнечных лучах – всё это его мозг замечал без осмысления, смотрел, словно со стороны, как будто на его жизнь это не влияет. Из оцепенения оборотня вывел дрожащий голос жены. Угли в очаге давно погасли, и они сидели в темноте.