Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просто удивительно, что мне хватило букв, чтобы написать слово «средний». Может, я удачливее, чем привык считать? Потом до меня дошло, что даже получи я идеальное сочетание кубиков (а велики ли шансы?), то и тогда не сумел бы написать «Средний Запад», поскольку на это понадобилось бы двенадцать кубиков. Одного недоставало. Все погибло. Почему-то от невозможности написать «Средний Запад» мне стало ужасно грустно, куда грустнее, чем стоило бы, учитывая сравнительную незначительность «Боггла» в повседневной жизни.
Тут мне пришла в голову очень простая модификация. Едва сдерживая лихорадочное волнение, так и бившее из кончиков пальцев, я повертел один из кубиков, надеясь, вопреки всякой теории вероятности, что сегодня, в Небраске, настала моя счастливая ночь.
Так оно и оказалось!
Ага! Жизнь состоит из небольших побед, вот как эта. К чему создавать новое слово, когда у тебя и так уже есть, с чем работать?
Я обозрел плоды своих трудов – должно быть, так обозревали свои величайшие творения Фремонт, Льюис или даже сам мистер Корлис Бенефидео. Мне казалось, от переплетенных слов исходит пульсирующее мерцание.
Тут я посмотрел в окно и обнаружил, что тройной ряд рельсов, по которому мы ехали последнее время, удвоился, их стало шесть, а впереди видны яркие огни. Мощные прожектора средь ночной неопределенности. Казалось, мы направляемся прямиком в операционную. Если так выглядит вход в пространственно-временной туннель, я был не очень уверен, что хочу в этом участвовать.
Я торопливо выключил фонарик. Первым побуждением было броситься обратно в туалет, но я задавил этот порыв (нельзя же всю жизнь прятаться в уборной при первом намеке на опасность!), набрал в грудь побольше воздуха и прильнул к окну.
Вдоль рельсов – в обе стороны, назад и вперед – мерцало множество сигнальных огней: красные, белые, снова красные. Мы миновали неподвижный состав с углем, потом еще один. К шести рядам рельсов с боков пристроилось еще множество путей. Где это мы? В галактическом улье для поездов?
Включив фонарик и прикрыв его рукой так, чтобы оставалось лишь узкое полукружье света, я осторожно проконсультировался с атласом. Огаллала, Сатерленд, Норт-Платт… Крупными буквами прямо посреди страницы было напечатано: Бейли-Ярд. Ну конечно же! Бейли-Ярд, самая большая товарная станция в мире!{132}
Вокруг нашего поезда появлялись все новые и новые вагоны. Мы проехали через сортировочную горку – где управляющий центр сортировал вереницы и вереницы товарных вагонов, используя простейшие законы гравитации. Потрясающе! Вот вам пример того, как в наш век развитых технологий можно сортировать грузы при помощи всего лишь основных принципов силы тяжести – бесплатной и доступной в неограниченном количестве. Ни вам счетов за электричество, ни расхода топлива. Эффективность сортировочных горок взывала в моей душе одновременно и к луддиту, и к двенадцатилетке, живущему на скромные карманные деньги, выдаваемые раз в неделю.
Мы ехали все дальше через станцию. Я ждал, что состав в любую секунду остановится, задержится тут на день, а то и два. Вокруг застыли в ожидании сотни вагонов. И когда мы проезжали очередной вагон, его пневматические тормоза на миг начинали шипеть громче, точно досадуя на задержку.
«Пора в дорогу, пора в дорогу! Скажи, что держит нас тут?» – прошипел один вагон. Голос его быстро затих, но на смену тотчас же пришло шипение нового вагона все с теми же жалобами.
Теперь, составив в «Боггле» полноценные слова и преодолев первый порыв забиться в туалет, я чувствовал себя почти непобедимым (с мальчишками вообще такое часто бывает после череды мелких побед){133}. Больше не прячась, я свободно расхаживал по кабине «Ковбоя-кондо», словно бы лично владел всей этой станцией и просто-напросто инспектировал из собственного «виннебаго». Как будто у меня еженощный ритуал такой – ровно в три пополуночи. Справа, у какой-то гигантской полой конструкции, летели в ночь снопы искр – там шли сварочные работы. Синие и белые огни указывали на потолок этой пещеры. Рядом темнели очертания пятидесяти или около того желтых локомотивов.
– Молодцы, ребята, – громко произнес я самым начальническим тоном. – Следите за моторами, чтоб все было тип-топ. Это рабочие лошади всего моего хозяйства. Без них железных дорог просто-напросто не было бы. Да что там, не было бы самой Америки.
И тишина. Пафосная фраза повисла в воздухе и тяжело шлепнулась о землю. Слегка смутившись, я не стал разбивать тишину, нарушаемую лишь тарахтением колес и периодическим шипением очередного вагона, мимо которого мы сейчас проезжали.
– Грейси, – спросил я. – А что бы ты делала, будь сейчас тут со мной?
– Кто такая Грейси? – осведомился Валеро.
– Эй, Валеро! И где, черт возьми, ты пропадал все это время? Я тут уже два дня торчу! Поболтали бы, скоротали бы время!
Никакого ответа. Тук-тук, тук-тук, пшшш-ш.
– Прости, – извинился я. – Прости. Ладно. Это твоя прерогатива – выбирать, когда подашь голос. Я рад, что ты вернулся.
– Да? Ну и кто она?
– Моя сестра. Единственная сестра. Ну, то есть теперь вообще единственный ребенок в семье, кроме меня. – Я помолчал, думая о нас с Грейси и Лейтоном, а потом просто о нас с Грейси. – Знаешь, мы совсем разные. В смысле, ну, она старше. Не любит ни карт, ни школу, ничего такого. Хочет стать актрисой и уехать в Лос-Анджелес или куда-нибудь еще.
– А почему она не поехала с тобой?
– Ну, собственно говоря, я ее не звал.
– Почему?
– Потому… потому что это моя поездка! Смитсоновцы пригласили меня, а не ее. У нее свое… и вообще, ей бы не понравилось в музее. Она бы там через два часа заскучала, а тогда устроила бы истерику, а мне пришлось бы искать ей конфет. В смысле, она и на этом поезде заскучала бы еще до Монтаны. Небось, спрыгнула бы на первой же остановке, в Диллоне. Только без обид, Валеро.
– Ты что, какие тут обиды. Но ты все равно ее любишь?
– Что? Ну да, разумеется. Кто сказал, что я ее не люблю? Она Грейси. Она классная. – Я помолчал, а потом нараспев повторил: – Грейси!
– Понятно, – хмыкнул Валеро.
– Если мы остановимся тут надолго, сыграешь в двадцать вопросов? – спросил я, но, уже спрашивая, знал: Валеро снова ушел.
Мы не остановились. В этом транзитном узле, где каждый поезд разбирался на части, проходил сортировку и лишь после того отправлялся своей дорогой, мы даже на миг не задержались. Наш поезд сортировку не проходил. Быть может, тут, в сердце железных дорог, нам был дарован высшими силами сверхсрочный статус, ибо они знали, что в «виннебаго» Валеро перевозится некий скоропортящийся товар. Мы промчались через главный сортировочный центр «Юнион Пасифик» и благополучно вылетели с другой стороны. Бейли не тронул нас.
– О, спасибо, Бейли, что ты дал нам зеленый свет, – промолвил я начальническим тоном, из-за руля «Ковбоя-кондо» показывая семафорам большие пальцы. – Ты, конечно же, знаешь, что в четверг вечером мне предстоит произносить речь на приеме Национальной академии наук в Вашингтоне.
Только произнеся эти слова, я осознал, что они значат. В четверг? Через три дня! Мне надо пересечь полстраны, добраться до Смитсоновского института, представиться и приготовить выступление – и все до вечера четверга. Во мне поднялась знакомая волна паники. Я сделал глубокий вздох и постарался успокоиться. Поезд это поезд это поезд.
– Я не могу продвигаться быстрее, чем едет поезд. Я попаду туда вместе с ним, – произнес я вслух.
На случай, если вы сами не замечали: очень трудно сказать себе не волноваться, если зернышко тревоги уже поселилось в твоем мозгу. Сидя в «Ковбое-кондо», я пытался как ни в чем не бывало насвистывать, зарисовывая в блокноте ковбоев, жуков и банки колы, но только и слышал, что перестук колес, нашептывающих: четверг, четверг, четверг, четверг. Мне точно не успеть.
Позже, когда мы уже снова вырвались на простор прерий, я посмотрел на кубики «Боггла». Дорожная тряска сдвинула их со смысловой решетки. Ключ к волшебной дверце исчез. Теперь они читались так:
Я положил голову на стол, веки налились тяжестью. Я все двигал кубики по кругу, слушая, как шелестят гладкие грани по деревянной столешнице. Ярко-синие заглавные буквы были отпечатаны так четко и так твердо убеждены в своем существовании, словно и понятия не имели о том, что со всех боков их окружает пять других букв. Каждый раз, как ты поворачивал кубик, в поле зрения появлялась новая буква, которая заволакивала весь твой мир, стирая свою предшественницу. Повернешь в эту сторону – будет «З» – и все вещи на «З» вдруг станут самыми актуальными в мире. Повернешь в другую – и твой мир теперь начинается на «Б», а мир «З» уже стал лишь далеким воспоминанием.{134}
- Путешествие на Сладкую планету, или Торт для мамы - Ксения Ис - Детские приключения / Детская проза / Прочее
- Собрание сочинений в 6 томах. Том 1. Эмиль из Лённеберги и др. - Астрид Линдгрен - Детские приключения
- О девочке Мире и важности чистых зубов - Александр Сергеевич Кувватов - Прочая детская литература / Детские приключения / Детская фантастика
- Лола – любящее сердце - Изабель Абеди - Детские приключения
- Хонорик — победитель привидений - Владимир Сотников - Детские приключения
- Пугало гуляет в полночь - Роберт Лоуренс Стайн - Детские остросюжетные / Зарубежные детские книги / Детские приключения / Ужасы и Мистика
- Маленькие истории про Александра - Лаана Вович - Прочая детская литература / Воспитание детей, педагогика / Детские приключения
- Маленькие друзья и большие сердца - Елена Терешкова - Прочая детская литература / Детские приключения / Прочее
- Матвей и Лиза. Первое космическое путешествие - Сергей Матвеев - Прочая детская литература / Детские приключения / Детская фантастика
- Наш маленький двор. Наш огромный лес - Майя Сиволобова - Детские приключения