Абуджайская шаль - Татьяна Любушкина

— А ещё подробнее вам внучёк ваш расскажет — Виктор! — встрял в рассказ неугомонный отец Никон, — он с Летавами тесную дружбу свёл, и ноне с утра вместе с Матвейкой Сорокиным в лесу за Гнездовищем бедлам устроили! Промеж деревьев летают, в птичьи гнёзда лазят и при этом ржут аки кони!

— Как летают?!

— Какой такой, Матвейка?!

Одновременно крикнули Дмитрий Степанович и Дарья Платоновна.

— Обыкновенно, летают, — с удовольствием наябедничал отец Никон, — у них у Летава-то крылья из спины растут, словно как у летучей мыши. Так вот они и летают всюду — чисто упыри!

— Не опасно ли это, Генрих Карлович, — встревожился Перегудов, — надобно из дворни кого послать, пусть домой приведёт негодника!

— Не думаю, что Матвей может представлять угрозу для Виктора, — успокоил его управляющий, — он обычный мальчишка и они, верно, озорничают, как и все дети в их возрасте. Но, тем не менее, вашему мальчику следует посидеть дома — неспокойные времена настали в Полянке!

Тотчас за Виктором послали дворового паренька Сеньку, служащего на посылках, коему велели разыскать и привести молодого барина в усадьбу. Но не успел Генрих Карлович продолжить свой рассказ, как внизу послышался странный шум и вскоре в библиотеку боком ввалился злополучный Сенька, держась рукою за покрасневшую и на глазах опухающую щёку.

— В чём дело! — сердито спросил Дмитрий Степанович.

Однако Сенька, глотая горькие слёзы, долго не мог выговорить ни слова и лишь когда Перегудов пригрозил ему жестокой расправой, ежели он не объяснит своего странного поведения, проговорил, плаксиво утирая нос рукавом.

— Там Ёра Семёнович, в дверях сидит и не пущает никого! Феклушке — кухарке на двор надобно, а он и её не пущает! Все двери на засов запер и не велит выходить! Я говорю, мол, вы меня послали, а он всё одно твердит — не пущу! Я, было, так пошёл, а он даром, что старый, так наподдал, что у меня звёзды пред глазами посереди белого дня засветились!

— Да что ж это с Ёрой-то случилось? — заахала Дарья Платоновна, — уж не взбесился ли он часом? Право здесь всякого ожидать можно!

И вдруг закрыла себе рот ладошкой, осенённая страшной догадкой и выпучив в испуге глаза.

— Матерь божья! Да не он ли разбойник и есть?! Видно всех решил погубить в одночасье, оттого и двери запер!

Дмитрий Степанович решительно поднялся с кресла и направился к двери.

— А ну-тко, я разберусь, что это за блажь на Ёру-то нашла!

Но неожиданно путь ему преградил смущённый Николенька.

— Не надо, папа! Это я наказал Ёре Семёновичу никого из дому не выпускать! Да уж и забыл об этом…

— Эт-то к чему же?! — вытаращил глаза на сына Дмитрий Степанович.

Но его изумление тот час развеял развесёлый голос отца Никона.

— А это он, батюшка, меня ловить изготовился! И Ёру Семёновича охраною к двери поставил, чтоб значит, супостат безнаказанно не ушёл! — и закатился мелким смехом, трясясь всем своим тщедушным тельцем.

Страдания Николеньки от осознания собственной глупости вновь вернулись к нему сторицей, становясь совершенно невыносимыми. Он повернул к священнику покрасневшее лицо и выговорил, с трудом подбирая нужные слова.

— Я прошу меня простить, отец Никон! Я необдуманно обвинил вас в жестоком преступлении и искренне раскаиваюсь!

— Ах ты, господи! — тут же умилился отец Никон, — барин-то молодой у меня ничтожного слуги божьего, прощения попросил! Дай-ко я тебя расцелую, отроче! — и тут же подскочив к Николеньке, трижды запечатлел на его алых щеках звонкий поцелуй.

Николай, не нашедший, что ответить на такую внезапную выходку, молча поклонился и, сделав Сеньке знак, следовать за ним, вышел вон.

Вскоре Николенька вернулся и на вопросительный взгляд отца ответил, что дело улажено и заложники его, Николенькиного необдуманного поступка отпущены на свободу. На том инцидент был исчерпан и Генрих Карлович мог продолжить своё повествование.

— Следующая дверь открывается в мир Няш-Привожи. Этот край густо населён, его природа во многом схожа с нашей. Мы ведём с Привожцами торговлю, навещаем, изучаем их нравы, но никто из его жителей не селился на нашей территории, кроме одного — единственного случая.

— Моя Дуняша! — горестно воскликнул отец Никон, тяжко вздыхая и утирая краем чёрной сутаны, уголки глаз, — позвала меня как-то Старая-то Барыня на торги, я ведь, к слову сказать, большой знаток по дипломатической части! Там меня Дуняша и повстречала! А я-то! В сутане новенькой, глаза как уголья горят, борода по ветру развевается! Орёл ведь был! Да-а… Дуняша-то моя, как меня увидала, так прямо и сомлела вся! А ведь она там не последнего роду-племени была, а вишь ты полюбила меня, так всю свою родню навек и покинула! Не простили ей, что с чужаком спозналась. Там ведь тоже — свои порядки! Так вот мы с ней меж двух миров-то и застряли, ни туда нам нельзя, ни отсюда!

Высказав наболевшее, отец Никон размашисто перекрестился, глядя на портрет Степана Степановича Перегудова висевший на стене и, уставив на управляющего жёлтые хитрые глазки, придал своей физиономии вид задумчивый и благородный, приготовляясь слушать дальше.

Покачав головой, Генрих Карлович повествовал далее.

— Страна Горящего Камня — Яму-ри-Тау — мир странный и загадочный. Софья Михайловна нечасто открывала Дверь в этот мир и всегда уходила туда одна. К сожалению, она не раскрывала мне сведений об этом мире, но возможно в её рукописях сохранились описания Яму-ри-Тау. Достоверно известно лишь то, что Большой Ползун, или по иному Ползучая топь — родом из этого мира!

— Да не может быть! — ахнул изумлённо Дмитрий Степанович, — неужто это болото — живое?!

— Именно так, — серьёзно подтвердил Генрих Карлович и продолжил профессорским тоном. — Большой Ползун имеет тело неопределённой формы, приблизительно полтора километра в диаметре. В основном он лежит неподвижно, лишь изредка меняя положение своего необъятного туловища, растекаясь огромной топкой лужей. Раз в три месяца Ползучая топь меняет место своего пребывания, не удаляясь впрочем, слишком далеко. Вокруг лежбища Большого Ползуна всегда повышенная влажность и туманные испарения, что зачастую способствует необычному искажению видимости. Можно прошагать через всего Ползуна и не отличить его от обычного болота, но, как правило, он не позволяет с собой таких вольностей!

— Удивительно! Никогда не слышал ни о чём подобном! — восторженно вскричал Николенька, — но чем же питается Большой Ползун? Можно ли с ним общаться? Для чего он покинул свой мир?

— Слишком много вопросов сразу, юноша! — смеясь, отвечал господин Мюллер, — но на некоторые я охотно отвечу. Пропитание своё Ползучая топь берёт прямо из земли, причём, не нанося ей никакого ущерба. Известно, что место, где лежал Ползун, всегда наиболее плодородно, даже были попытки местных жителей заманить Ползучую топь на свои земельные наделы, но эти попытки всегда заканчивались неудачей! Большой Ползун сам решает, где ему расположиться. Что касается общения с ним, то знаю лишь, что Софья Михайловна умела с ним разговаривать и кажется, они прекрасно понимали друг друга. Она же и дозволила ему проживать в границах имения. А только вот каким образом она находила с ним общий язык, и отчего Большой Ползун покинул свой мир — про то мне неведомо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});