Медленная проза (сборник) - Сергей Костырко

Впереди высветилось шоссе. Вовчик и Рома снова напряглись, Улыбчивый развернулся на переднем кресле, левую руку перекинул за сиденье, она повисла рядом с моим коленом. Вовчик и Рома сдавили меня плечами. Машина притормозила, пропуская троллейбус. «Ялта – Симферополь» – прочитал я на табличке сзади. Над табличкой за стеклом несколько лиц, смотрящих и не видящих нас. Мы выползли на шоссе, обошли троллейбус. Навстречу катили машины, под желтеющим сильным солнцем отчетливыми были лица мужчин и женщин за ветровыми стеклами. Я наблюдал издали, ощущая вжавшиеся в меня плечи Вовчика и Ромки продолжением собственного тела. Машина летела, приподнимаясь и опускаясь вместе с покатой землей.

…По сбою сердца и дыхания, наступившему раньше, чем шофер опустил руку к рычагу передач, я ощутил перемену. Шофер начал притормаживать, пропуская машины. Мы сворачивали на дорогу, ведущую в горы. Вначале был асфальт, потом – грунтовая дорога. Ромка и Вовчик ослабили хватку. Встречная машина обдала пылью, и когда пыль рассеялась – справа за редкими низкими деревцами замелькали заборы и черепичные крыши, дорога огибала поселок слева. Потом снова асфальт в сторону жиденького лесочка. У въезда в лесок на обочине – две машины, «жигуленок» и «вольво». Мы притормаживаем. На нас смотрят сидящие в машинах. В окне «вольво» я вижу лицо Клима. Он показывает рукой – вперед, вперед, не останавливайтесь. Мы не останавливаемся. В зеркальце я вижу, как они пристраиваются за нами. Дорога не очень круто взбирается вверх. У меня уже восстановилось дыхание, но остается легкий звон в ушах. Нас раскачивает, Вовчик и Ромка хватаются руками за спинку сиденья впереди, придерживая меня плечами. Я упираюсь глазами в каменистую осыпь, потом – снова откос, рыжий щебень, травка, жидкие кроны деревьев. В зеркальце то пропадают, то возникают сопровождающие нас машины. Меня знобит. Я почти благодарен плотности плеч Вовчика и Ромки.

На очередном повороте вдруг пропадают за окном деревья и камни, мы на карнизике, огибающем гору, впереди – отрытое пространство. Огромный накренившийся незнакомый мир. Я не успел приготовиться – слишком неожиданно он возник. Как во сне: с бездонным небом, с твердью вставшего набок моря; с жестко прочерченной ломаной линией берегов, отороченных ресницами кипарисов; с гребенками виноградников на склонах. Мне не надо делать усилий – потный от ужаса, стиснутый плечами бандитов, вбитый внутрь душной железной коробки, я освобожденно вбираю в себя – как бы чужими, но и своими – глазами равнодушную мощь его красоты. С благоговейным восторгом. Внутри которого ясное, физически почти ощутимое присутствие протяжного тела той девушки из бассейна с нежной впадиной пупка… Господи, как все оказывается просто! Что бы они ни сделали со мной, они уже ничего не смогут. Вот это будет всегда. Мне даже не надо делать усилия, чтобы удерживать его. Потому что оно будет и после меня. Оно просто есть.

– Долго еще? – нарушает молчание Ромка.

– Куда торопишься? – не оглядываясь, спрашивает Улыбчивый.

– Поссать надо. Уже полчаса терплю.

– Терпи. Сейчас трансформаторная будка будет, а от нее не больше километра.

Мороз прошел под волосами.

Впереди светлеет какое-то расширение дороги, площадка, и справа от нее серое бетонное строение с глухими, без окон стенами. Дорога сворачивает за это строение.

На асфальте перед нами раскатившиеся откуда-то металлические бочки. Шофер притормозил, объезжая одну из бочек.

– Ёб… откуда бочки? – говорит шофер, объезжая слева вторую бочку и прижимаясь к каменистому откосу.

Впереди еще три. Они почти загораживают проезд.

– Надо откатить, – говорит Улыбчивый, берясь за ручку двери.

– Откуда бочки? – говорит шофер. – Утром не было… Братцы! – тонким голосом кричит он. – Не выходи, Коля, не выходи. Коля… – он оглянулся. Сзади впритык тормозили шедшие за нами машины. – Ох, еб!!!

В машине потемнело. Тяжелый удар, и ветровое стекло – как молоком плеснули – залило мелкими трещинами. В боковом окне – черная африканская морда с бешеными глазами, дуло автомата воткнулось под челюсть шофера. Мотнулась от удара голова Улыбчивого. Справа от меня образовалась пустота, и тут же каменными пальцами обхватили мое запястье, рванули наружу, я вылетаю на асфальт, удар под ребра – мне пока не больно, я падаю, стукаясь подбородком об асфальт. Руки мои заламывают назад, коленом наступают на затылок, под ухо упирается теплое, как ладонью нагретое, дуло.

И тут же включаются звуки: тяжелое дыхание, топот, металлический скрежет, вскрики: «Сука! Ленту! Лежать! Пусти! Ленту!»

– Этого. Вот этого, – раздался надо мной голос.

Спина освободилась от тяжести, подхватив под мышки, меня рывком поставили на ноги. Рядом, совсем близко – в упор, из прорезей маски на меня смотрели глаза спецназовца – красные веки, расширенные зрачки. Спецназовец делает шаг в сторону, я вижу квадратную тушу офицера в камуфляжной форме, лицо открыто, усы, твердый прогибающий взгляд:

– С освобождением вас! Идти можете? – И, не дожидаясь моего ответа, отчетливо и резко: – Отведите его за строение. Да прикройте, прикройте его сзади.

Рядом с офицером мужчина в спортивной куртке, под курткой бронежилет. На только что пустой еще дороге людно. На земле лежат бандиты, вокруг мечутся спецназовцы в масках и с короткими автоматами, а снизу по дороге к нам бегут еще автоматчики.

У моих ног, из-под двух черных спецназовцев, выгнувшись ко мне, тело Ромки, запрокинутая голова трясется, он смотрит молящими глазами, низ лица залеплен чем-то белым.

– Вам здесь не нужно, – говорит штатский в спортивной куртке, внимательно рассматривая меня. – Подождите меня там, – голос его – это голос из телефона. Ангел-хранитель.

Спецназовцы почти волоком под руки тащат меня через дорогу к зданию.

Отпускают меня за углом, и я делаю несколько шагов. В тени, прислонившись к стене, стоит Модест, рядом Игорь и двое парней. Чуть дальше с повернутыми в нашу сторону автоматами трое спецназовцев. Модест смотрит на меня, как бы не узнавая, потом губы его сдвигаются в привычную улыбку.

– С прибытием, – он протягивает для рукопожатия руку и, немного подержав ее в воздухе, опускает без удивления.

Я делаю еще несколько шагов – парни Модеста расступаются – и сажусь на землю под стенкой. Шумит в ушах.

Модест опускается рядом на корточки.

– Все, – говорит он. – Теперь уже все. Попробуйте успокоиться.

Я вытащил из нагрудного кармана смятую пачку сигарет, пошарил, пытаясь найти целую, – на Ромкиной стороне были сигареты, все, дурачок, плечом своим измочалил. Модест протянул мне раскрытую пачку, я вытащил сигарету и склонился над его зажигалкой. Он тоже закурил. Рука у меня почти не дрожит.

– Не покалечили вас?

– Нет вроде.

Спецназовцы под стенкой доспехами своими похожи на хоккейных вратарей. Автоматы успокоенно опущены дулом в землю.

Снова появляется офицер, за ним рослый спецназовец тащит матерчатую сумку.

– Глянь, Амбал. Здесь?

С металлическим стуком спецназовец ставит возле Моди сумку. Модя поворачивает голову к сумке, откидывает ткань – расползается под своей тяжестью горка пистолетов. Модест вяло ковыряется в железе и, ухватив за дуло, вытаскивает один.

– Не ошибаешься? – спрашивает офицер.

– Нет, – криво усмехается Модест и сует пистолет за ремень сзади. Спецназовцы отходят.

Сзади за стеной грохочут перекатываемые бочки, раздаются голоса – деловые, спокойные, слов не разобрать.

– Суки, – прошипел Модест. – Вот суки!.. Хоть орлы, хоть беркуты, менты – они и есть менты… Мясники.

– Долго еще там? – спросил я.

– Теперь скоро, – говорит Модест, непроизвольно сглатывает и садится рядом со мной на землю. Я почувствовал, как ему страшно.

Заскрипели камешки за углом – снова офицер.

– Амбал, давай твоих.

Модест вскинул голову.

– Помочь надо, – с нажимом сказал офицер.

Модя кивнул своим.

Офицер отступил в сторону, пропуская троих прошедших гуськом Модестовых парней.

Я увидел, как один из трех спецназовцев, охранявших нас, коротко перекрестился. Модест криво усмехнулся.

С дальней стороны здания за спецназовцами появился штатский. Поймав мой взгляд, он коротко кивнул мне. Модест искоса глянул в его сторону.

– И у этого очко заиграло, – Модест откинул голову, упершись затылком в стену, и смотрел на небо.

Перед нами был замусоренный овражек, и круто вверх поднимались низкорослые дубки. Слева блестел асфальт дороги, взбирающейся в гору.

Сзади почти тихо. Приглушенный деловой говор. На секунду взмыл тонкий вскрик, в котором ни боли ни ужаса, скорее – удивление. И тихо, как будто телевизор переключили на другой канал. Вовчик?